Прожекторы только на них.
Пошли друг к другу.
Медленно.
Страшно медленно.
Нет-нет, раздеваться не нужно, только одну пуговку.
Ближе.
Еще ближе.
Видали? Сколько еще метров между вами, а они уже ерзают, уже поджимаются нога на ногу, уже слюна на губах.
Так их!
Еще ближе…
Скиньте туфли.
Ага, их колотит, им невтерпеж!…
Ну, гитары — вперед. Песенка о трех удачах. О первой удаче, как дом сгорел, а меня в нем не было. О второй — как ушла жена к другу, а могла бы к врагу. О третьей — как меня убило пулей, а могло бы бомбою. Кому-то не нравилась эта песенка, кому-то хотелось другую, поумнее, а зачем? Кого вы хотите переумнить? Всю мировую поэзию? У нас другие законы, у нас иллюзион, поймите — завтра они будут ерзать от одной только песенки, при первых звуках будут сучить ногами. Главное, не выпускать их, не давать опомниться. Кончили вечеринку, и сразу дальше.
Снова лаборатория, новый эксперимент.
Те же трубки, но без мотора, на мотор они уже ученые, уже заслонились в душе, а мы их пламенем возьмем, с дымом, с воем сирен — откуда не ждут.
Пожарные готовы? Брандспойты, огнетушители?
Тогда зажигай.
Гори! Бушуй! Трещи! Дыму, дыму побольше.
Ну, друг-завистник, выскакивай, не зевай. И дверь на ключ.
Ах, подлец — какой же ты подлец! Ведь муж там остался, вон он мечется в дыму и огне, в настоящем огне. Ай! Смотрите! Он горит — горит и мечется, живой костер. Ой, как ему страшно, как больно гореть! Он мечется, он кричит, и в зале кто-то кричит, кто-нибудь горевший, со шрамами от ожогов, с памятью и воображением, вот-вот вскочит, помчится на красный «выход».
Дым… Дым… Темнота.
Похороны.
Прожекторы только на них.
Пошли друг к другу.
Медленно.
Страшно медленно.
Нет-нет, раздеваться не нужно, только одну пуговку.
Ближе.
Еще ближе.
Видали? Сколько еще метров между вами, а они уже ерзают, уже поджимаются нога на ногу, уже слюна на губах.
Так их!
Еще ближе…
Скиньте туфли.
Ага, их колотит, им невтерпеж!…
Ну, гитары — вперед. Песенка о трех удачах. О первой удаче, как дом сгорел, а меня в нем не было. О второй — как ушла жена к другу, а могла бы к врагу. О третьей — как меня убило пулей, а могло бы бомбою. Кому-то не нравилась эта песенка, кому-то хотелось другую, поумнее, а зачем? Кого вы хотите переумнить? Всю мировую поэзию? У нас другие законы, у нас иллюзион, поймите — завтра они будут ерзать от одной только песенки, при первых звуках будут сучить ногами. Главное, не выпускать их, не давать опомниться. Кончили вечеринку, и сразу дальше.
Снова лаборатория, новый эксперимент.
Те же трубки, но без мотора, на мотор они уже ученые, уже заслонились в душе, а мы их пламенем возьмем, с дымом, с воем сирен — откуда не ждут.
Пожарные готовы? Брандспойты, огнетушители?
Тогда зажигай.
Гори! Бушуй! Трещи! Дыму, дыму побольше.
Ну, друг-завистник, выскакивай, не зевай. И дверь на ключ.
Ах, подлец — какой же ты подлец! Ведь муж там остался, вон он мечется в дыму и огне, в настоящем огне. Ай! Смотрите! Он горит — горит и мечется, живой костер. Ой, как ему страшно, как больно гореть! Он мечется, он кричит, и в зале кто-то кричит, кто-нибудь горевший, со шрамами от ожогов, с памятью и воображением, вот-вот вскочит, помчится на красный «выход».
Дым… Дым… Темнота.
Похороны.