— Молодая? Красиво будет.
— Не, бабка. Руки и шея корявые, надо придумать чего. А то там декольте, все дела. О, девчонки идут.
Но пришли не девчонки. Сквозь тяжкое громыхание консьержки прорывался пронзительный фальцет портного Миши. Даша вздохнула. Пока девчонки не придут, ей и на улицу не выйти. А то чертова бабка пить — пьет, но за ними следит зорко. Вот не повезло Галке с подъездом. Везде угол вахтеров отдельно и только тут трубой комнаты идут, сперва дежурка, а из нее вход в ателье. Зато и аренда поменьше.
Вошедший Миша был тощ, вихляст, и несколько кокетливо носил на себе тесное пальто из фальшивого каракуля. Даша подумала бы, что Миша гей, но у Миши была любовь — Любовь. Вернее даже так — ЛЮБОВЬ. Да и шапка-ушанка, которую он стащил и бросил на угол стола, никак к рафинированному гейству не подходила.
— Достала меня эта корова, — запищал Миша, разматывая с худой шеи бесконечный шарф, — что ей надо от нас, Галя, ты мне ответь?
— Мы с тобой, Мишенька, инвалиды творческого труда, вот нас пролетарии и ненавидят, — Галка, устав шептаться, отвечала с удовольствием громко. Миша приосанился, приглаживая узкой ладошкой височки:
— Ну, почему инвалиды. Мы просто — работники творческие. А Любочки нет еще?
— Нет, — немилостиво отрезала Галка, — под твоей Любочкой трамвай сломался, не иначе. И все равно — инвалиды. Нормальные, не больные, тут не сидят и за копейки волшебные вещи не придумывают. Эх, уйду в шторный цех. Даш, знаешь, там за метры платят. Сидишь себе, тырчишь, десять километров нашила и, хоба — поездка в Таиланд.
— Не уйдешь, — вполголоса сказала Даша, отрезая край штанины, — заскучаешь. Ты — мастер, талант, что тебе в шторном делать.
Квадратное лицо Галки порозовело. Она улыбнулась широким ртом. Отодвинула пачку квитанций, нужные отнесла в Настин угол. Встала в дверях и мечтательно оглядела свое небольшое королевство.
— Ничего. Мы еще всем покажем. Вот тут телевизор повесим, чтоб дефиле — без перерыва. У меня записи есть. Автомат кофейный. Кресел еще пару штук.
— От нас тогда вообще уходить не будут, — пискнул Миша, гремя линейками и рассыпая из коробочки иголки.
— Ну и пусть сидят. Мы на одном кофе разбогатеем. Пирожными их будем кормить.
— Ага, на свои покупать будешь?
— Ну, зачем. Любочка твоя принесет, от себя оторвет, заодно и похудеет.
— Галя… — Миша выпрямился во весь свой небольшой рост, взял ножницы наизготовку и ожег хозяйку взглядом.
— Шучу. А пусть не прогуливает! Ты, Миша, работай, давай. У тебя вчера примерка последняя была.
— Знаю! Ты под руку не торопи. Я сейчас…
И он замолк, глядя на расстеленные брюки.
— Что? — насторожилась Галка.
— А кто-нибудь помнит, я вчера срезал лишнее после примерки?
— Господи, Миша! Что, звонить, пусть опять приезжает и меряет?
— Молодая? Красиво будет.
— Не, бабка. Руки и шея корявые, надо придумать чего. А то там декольте, все дела. О, девчонки идут.
Но пришли не девчонки. Сквозь тяжкое громыхание консьержки прорывался пронзительный фальцет портного Миши. Даша вздохнула. Пока девчонки не придут, ей и на улицу не выйти. А то чертова бабка пить — пьет, но за ними следит зорко. Вот не повезло Галке с подъездом. Везде угол вахтеров отдельно и только тут трубой комнаты идут, сперва дежурка, а из нее вход в ателье. Зато и аренда поменьше.
Вошедший Миша был тощ, вихляст, и несколько кокетливо носил на себе тесное пальто из фальшивого каракуля. Даша подумала бы, что Миша гей, но у Миши была любовь — Любовь. Вернее даже так — ЛЮБОВЬ. Да и шапка-ушанка, которую он стащил и бросил на угол стола, никак к рафинированному гейству не подходила.
— Достала меня эта корова, — запищал Миша, разматывая с худой шеи бесконечный шарф, — что ей надо от нас, Галя, ты мне ответь?
— Мы с тобой, Мишенька, инвалиды творческого труда, вот нас пролетарии и ненавидят, — Галка, устав шептаться, отвечала с удовольствием громко. Миша приосанился, приглаживая узкой ладошкой височки:
— Ну, почему инвалиды. Мы просто — работники творческие. А Любочки нет еще?
— Нет, — немилостиво отрезала Галка, — под твоей Любочкой трамвай сломался, не иначе. И все равно — инвалиды. Нормальные, не больные, тут не сидят и за копейки волшебные вещи не придумывают. Эх, уйду в шторный цех. Даш, знаешь, там за метры платят. Сидишь себе, тырчишь, десять километров нашила и, хоба — поездка в Таиланд.
— Не уйдешь, — вполголоса сказала Даша, отрезая край штанины, — заскучаешь. Ты — мастер, талант, что тебе в шторном делать.
Квадратное лицо Галки порозовело. Она улыбнулась широким ртом. Отодвинула пачку квитанций, нужные отнесла в Настин угол. Встала в дверях и мечтательно оглядела свое небольшое королевство.
— Ничего. Мы еще всем покажем. Вот тут телевизор повесим, чтоб дефиле — без перерыва. У меня записи есть. Автомат кофейный. Кресел еще пару штук.
— От нас тогда вообще уходить не будут, — пискнул Миша, гремя линейками и рассыпая из коробочки иголки.
— Ну и пусть сидят. Мы на одном кофе разбогатеем. Пирожными их будем кормить.
— Ага, на свои покупать будешь?
— Ну, зачем. Любочка твоя принесет, от себя оторвет, заодно и похудеет.
— Галя… — Миша выпрямился во весь свой небольшой рост, взял ножницы наизготовку и ожег хозяйку взглядом.
— Шучу. А пусть не прогуливает! Ты, Миша, работай, давай. У тебя вчера примерка последняя была.
— Знаю! Ты под руку не торопи. Я сейчас…
И он замолк, глядя на расстеленные брюки.
— Что? — насторожилась Галка.
— А кто-нибудь помнит, я вчера срезал лишнее после примерки?
— Господи, Миша! Что, звонить, пусть опять приезжает и меряет?