Даша оглядела свое хозяйство, прикидывая.
— Юбка, комбинезон укоротить, рукава на платье. Карманы на шубке.
— Ладно. Все отложишь, Наська раскроит, начнешь сегодня. Пока — юбку делай.
Даша кивнула. Работа прибывала и прибывала. Она припомнила давно уже прочитанное в чьих-то мемуарах, как русские княжны-эмигрантки, обшивая парижских модниц, прятались в шкаф, чтоб их не нашли заказчицы. Все умели, брали недорого, а были всегда виноваты, не поспевая в срок из-за востребованности. Так-то.
— Гальчик! — это вступила черноволосая Таня, такая же большая и жилистая, замахала своими огромными руками, — а я? А мне?
— Рассказывай.
— Ой, я не знаю. Вот у меня шелк, китайский, смотри, на нем слоны. Вот бы костюмчик. С брючками. Но будет ведь, как пижама? Да? Да? — раскинула по столу лимонный блестящий шелк, по которому и правда, куда-то шли слоны караванами. Даша фыркнула про себя, увидев напророченную пижаму.
— Ну, почему сразу пижама… — рассеянно отозвалась Галка. Положила руку на ткань, подвигала, свернула и скомкала складки, драпируя, приподняла, снова расправила, — вот если тут сильно собрать и тогда… — она огляделась, остановила взгляд на Таниной сумке, — а это что там?
— Это кусочек такой, на кофточку, наверное, — та с готовностью вытащила лоскут черного переливчатого атласа.
— Кофточка? Давай сюда. Будет топ, выше пупка. И шальвары. А позади имитация юбки со складкой и в ней, внутри — черный клин.
— Ах… — Таня сложила на мощной груди руки, с восторгом глядя на Галку. Та скромно удалилась в примерочную. Таня и Тина, отпихивая друг друга, заторопились следом.
В мастерской наступила рабочая тишина. Щелкали ножницы, взвывала машинка, шипел утюг, гнусаво мурлыкал Миша. Даша прислушалась — бедный Миша. Люба-люба, аморе-амор! Интересно, увольняясь, Любаня оставила ему свой телефон? И что, маленький и тощий, будет делать с такой громадной, юной, сдобно выпеченной толстухой выше его на голову?
— А мы на новой диете, помогает, знаешь, как! — фанерные стенки примерочной создавали для тех, кто внутри, иллюзию отгороженности. Алена отставила утюг и подмигнула Даше. Показала на уши, мол, не пропусти.
— Там ананасовые капли, для пищеварения. И еще морозник.
— Н-да? Я слышала морозник вредный очень.
— Галя! Если с мочегонным, то ничего, в самый раз! Надо только по времени пить, строго-престрого. Ой, я щас расскажу чего! — от голоса Татьяны фанерные стеночки дребезжали, — помнишь, летом Тинка была на диете и ее скорая забрала, помнишь? Ну, это когда фиолетовая рубашка и шорты кожаные.
— С косыми карманами? Помню, да.
— Вот! Нам тогда привезли таблетки специальные, с морозником. Сильные — ужас! Но главное, от них срачка нападала, прям внезапно!
Алена прижала руку ко рту и захихикала. Даша тыкала иглой в подол и вострила уши.
— Мы тогда в Серебряный бор собрались, на нудистский пляж. Там такие собираются мальчики, м-м-м… Идем по тропинке, народ шуршит, туда-сюда, и вдруг Тинку ка-ак прихватило! Тинка?
— Ага, — согласилась Тина, ворочаясь в кресле, где развалилась в ожидании примерки и мерно таскала зефир из хрустящей упаковки, складывая в большой рот, — тофьно, пфихфативо меня.
— Я ее в кусты, от глаз подальше. И она там бедная засела, встать не может, как встанет, раз и снова. И тут по тропинке — знакомый мальчик. Он барменом в «Паутине», мы там концерт делали, рок-фест. И как зацепился языком, ой, Танечка, как дела, да ты как, да где Тиночка!
Даша оглядела свое хозяйство, прикидывая.
— Юбка, комбинезон укоротить, рукава на платье. Карманы на шубке.
— Ладно. Все отложишь, Наська раскроит, начнешь сегодня. Пока — юбку делай.
Даша кивнула. Работа прибывала и прибывала. Она припомнила давно уже прочитанное в чьих-то мемуарах, как русские княжны-эмигрантки, обшивая парижских модниц, прятались в шкаф, чтоб их не нашли заказчицы. Все умели, брали недорого, а были всегда виноваты, не поспевая в срок из-за востребованности. Так-то.
— Гальчик! — это вступила черноволосая Таня, такая же большая и жилистая, замахала своими огромными руками, — а я? А мне?
— Рассказывай.
— Ой, я не знаю. Вот у меня шелк, китайский, смотри, на нем слоны. Вот бы костюмчик. С брючками. Но будет ведь, как пижама? Да? Да? — раскинула по столу лимонный блестящий шелк, по которому и правда, куда-то шли слоны караванами. Даша фыркнула про себя, увидев напророченную пижаму.
— Ну, почему сразу пижама… — рассеянно отозвалась Галка. Положила руку на ткань, подвигала, свернула и скомкала складки, драпируя, приподняла, снова расправила, — вот если тут сильно собрать и тогда… — она огляделась, остановила взгляд на Таниной сумке, — а это что там?
— Это кусочек такой, на кофточку, наверное, — та с готовностью вытащила лоскут черного переливчатого атласа.
— Кофточка? Давай сюда. Будет топ, выше пупка. И шальвары. А позади имитация юбки со складкой и в ней, внутри — черный клин.
— Ах… — Таня сложила на мощной груди руки, с восторгом глядя на Галку. Та скромно удалилась в примерочную. Таня и Тина, отпихивая друг друга, заторопились следом.
В мастерской наступила рабочая тишина. Щелкали ножницы, взвывала машинка, шипел утюг, гнусаво мурлыкал Миша. Даша прислушалась — бедный Миша. Люба-люба, аморе-амор! Интересно, увольняясь, Любаня оставила ему свой телефон? И что, маленький и тощий, будет делать с такой громадной, юной, сдобно выпеченной толстухой выше его на голову?
— А мы на новой диете, помогает, знаешь, как! — фанерные стенки примерочной создавали для тех, кто внутри, иллюзию отгороженности. Алена отставила утюг и подмигнула Даше. Показала на уши, мол, не пропусти.
— Там ананасовые капли, для пищеварения. И еще морозник.
— Н-да? Я слышала морозник вредный очень.
— Галя! Если с мочегонным, то ничего, в самый раз! Надо только по времени пить, строго-престрого. Ой, я щас расскажу чего! — от голоса Татьяны фанерные стеночки дребезжали, — помнишь, летом Тинка была на диете и ее скорая забрала, помнишь? Ну, это когда фиолетовая рубашка и шорты кожаные.
— С косыми карманами? Помню, да.
— Вот! Нам тогда привезли таблетки специальные, с морозником. Сильные — ужас! Но главное, от них срачка нападала, прям внезапно!
Алена прижала руку ко рту и захихикала. Даша тыкала иглой в подол и вострила уши.
— Мы тогда в Серебряный бор собрались, на нудистский пляж. Там такие собираются мальчики, м-м-м… Идем по тропинке, народ шуршит, туда-сюда, и вдруг Тинку ка-ак прихватило! Тинка?
— Ага, — согласилась Тина, ворочаясь в кресле, где развалилась в ожидании примерки и мерно таскала зефир из хрустящей упаковки, складывая в большой рот, — тофьно, пфихфативо меня.
— Я ее в кусты, от глаз подальше. И она там бедная засела, встать не может, как встанет, раз и снова. И тут по тропинке — знакомый мальчик. Он барменом в «Паутине», мы там концерт делали, рок-фест. И как зацепился языком, ой, Танечка, как дела, да ты как, да где Тиночка!