Шумная площадь, уставленная телегами, лотками, шатрами и – вот тут, конечно, опять я открыла рот – диковинными механизмами, маленьких и больших размеров, то исторгающими пар, то огонь, то воду. Я так полагала, что это была вполне себе домашняя техника, созданная для обеспеченных хозяек, но спросить стеснялась – на меня и так многие смотрели. Джандарские простолюдины были, в основном, крупные, громоздкие, темнокожие и русоволосые; причем девушки любили заплетать множество косичек и вплетать в них проволоку, всяческие винтики и остатки железных изделий, которые им по доброте отдавали кузнецы. Я же, несмотря на обычную одежду – холщовую широкую юбку с запахом поверх дурно скроенных брюк и громоздких сапог, да пожелтевшую от старости рубаху – со своей светлой кожей, серо-голубыми глазами и гладкими короткими темными волосами выделялась. И довольно сильно.
Да и чувствовала себя пришлой.
Зато сыну было вполне комфортно. В крохотных полуботинках, что ему справил деревенский сапожник за то, что я отдраила ему домик сверху донизу, в ветхой и грязноватой рубашонке с широким воротом и широких штанах, подпоясанных веревкой и чумазый, он мало чем отличался от прочих ребятишек и тут же нашел себя компанию, упросив отпустить в импровизированный детский сад, точнее, на пустую площадку, образовавшуюся за телегами, где уже собралось немало ребятни пинало мяч из тряпок и крутило какие-то железные веретенца под присмотром пары старух. Его отросшие светлые вихры – наследие папаши, в моей семье все были темненькие – тут же смешались с такими лохматыми головами. Макс был спокойным, добрым и улыбчивым мальчиком, ну и проказником, как и все в этом возрасте; дети и взрослые его любили, ну а он сам с восторгом воспринимал новую действительность. И даже несколько раз заявил мне, что в «Дзантале» ему нравится больше, чем раньше, там, где было много игрушек, но мы мало гуляли.
Взяв обещание, что никуда сын не дернется с этой площадки, я пристроилась со своими травами рядом с кузнецом, разложившим угрожающего вида мечи, пару секир с причудливо украшенными ручками и несколько довольно крупных грубых шестеренок, которыми тут же заинтересовались праздные гуляки.
Я же жадно изучала местные манеры и моду.
Даже в таком небольшом городке жители сильно отличались от привычного мне окружения, да и многие, я полагаю, были приезжими из более крупных населенных пунктов.
Девушки и женщины оказались одеты очень эффектно. Ассиметричные юбки с рюшами, обнажавшими колени – причем далеко не всегда под ними скрывались брюки, а вот кожаные сапоги – обязательно. Даже в Цхалтуре не было мостовых. Сверху, как правило, были белые рубашки, тоже с рюшами, или совсем прозрачные кофты, а также обязательный кожаный корсаж, с шириной варьировавшийся от пояса, до полноценных «доспехов», закрывающих тело от ключиц до талии.
Многие были в шляпках. Здесь вообще любили украшать голову и волосы, это я заметила, а вот накрашенных девиц не видела ни одной.
Мужчины, в основном, были одеты как Теймар, как я его запомнила, – облегающие брюки, рубашки, сапоги. На некоторых были украшенных клепками кожаные жилеты, или даже кожаные доспехи с нарукавниками и железными полосками-украшениями. Мелькнула парочка местных щеголей, в сюртуках с кучей цепочек и смешных котелках, напомнивших мне больше перевернутый ночной горшок, нежели головной убор английских джентельменов.
Травы у меня раскупили быстро; я спрятала в потайной внутренний карман на брюках несколько неправильной формы полшек, которые позволят нам с Максом, по меньшей мере, питаться с неделю и решила присмотреться к постоялым дворам и тавернам, на вид, весьма приличным. Правда, на мои осторожные расспросы про ближайшие территории да по поводу работы смотрели несколько настороженно – все-таки чужаков здесь не жаловали. Городок оказался не настолько большим, чтобы начать новую жизнь, нужно было, видимо, попасть в один из шести самых крупных городов или уже в столицу, но как туда добраться? Пешком до нее, как удалось выяснить, идти месяца три. На лошадях, если менять их, конечно, можно и за несколько недель справиться, но где мы с сыном – и где лошадь?
Поезд и дирижабль, что «останавливались» в Цицамуре, в двух днях отсюда, стоили для меня непомерно дороге, не говоря уж о портале.
Я растерялась. Видимо, придется все-таки остаться в Цхалтуре, хотя бы ненадолго, заработать еще да дождаться попутчиков в нужную мне сторону. Неплохо было бы еще и картой обзавестись.
Я вернулась на рынок и забрала Макса. Довольный Гиро, в первый же день продавший всё добро, позвал нас «угоститься из рук его, Всемилостивым оком укрепленных». Понятно, что мы с радостью согласились, какая разница, кто и что ему укреплял – попробовать хоть что-то другое кроме каш, грубых бульонов и супов с горькими травами очень хотелось.
Непонятно правда, как я потом распрощаюсь с этой заботой, тем более что забота была продиктована явно какими-то намерениями, пусть я и не давала повода.
Едальня, чуть в стороне от центральной площади, на которой и проходила ярмарка, была самая что ни на есть приличная, даже по моим меркам. Здесь было темновато – окна почему-то были крохотными да еще и прикрытыми витражами и ставнями – но вполне многолюдно, опрятно и вкусно пахло. По полу правда разбросано сено и не понятно, для чистоты ли, или это просто вывалилось из жующих обычных лошадей, которые стояли тут же, в отгороженных низкими стенками стойлами.
Нам подали овощные похлебки, куски жареной птицы, хлеб, лепешки и сыр, взвары для всех и остро пахнущую алкоголем кружку для кузнеца, который быстро умял предназначенную для него еду и заказал уже следующую, все страннее улыбаясь в мою сторону. Ну а я пыталась сообразить, не последуют ли по деревенскому этикету какие-либо признания. Обижать Гиро не хотелось, но и отвечать ему взаимностью только потому, что он был добр к нам, тоже.
Макс, наевшись довольно вкусной похлебки, вырубился. Я аккуратно пристроила его на лавку, подложив под голову свернутую шерстяную тряпку, которая была у меня вместо куртки, и рачительно сложила остатки лепешек и сыра в рюкзак.
Нужно было решить, что же делать дальше, где ночевать и как попрощаться с кузнецом, собравшимся в обратный путь, чтобы тот не обиделся.
Какой-то шум привлек внимание.
Зал был разделен перегородками и колоннами, потому весь не просматривался, но вход и пара соседних столиков мне были видны. В едальню зашло двое в сером, кого-то мне напомнившие. Высокие, крупные мужчины и эти серые плащи с капюшоном…
Сердце екнуло от волнения. Похожие были на всадниках Бури. И если те черные, то это серый отряд? Как бы узнать, а потом может и обратиться к ним, вдруг они слышали что о Теймаре? Понятно, что эти отряды могут быть многотысячные, но регион-то или ветвь, если я правильно понимала географию, один, мало ли…
Но их дальнейшее поведение решило все мои сомнения.
Шумная площадь, уставленная телегами, лотками, шатрами и – вот тут, конечно, опять я открыла рот – диковинными механизмами, маленьких и больших размеров, то исторгающими пар, то огонь, то воду. Я так полагала, что это была вполне себе домашняя техника, созданная для обеспеченных хозяек, но спросить стеснялась – на меня и так многие смотрели. Джандарские простолюдины были, в основном, крупные, громоздкие, темнокожие и русоволосые; причем девушки любили заплетать множество косичек и вплетать в них проволоку, всяческие винтики и остатки железных изделий, которые им по доброте отдавали кузнецы. Я же, несмотря на обычную одежду – холщовую широкую юбку с запахом поверх дурно скроенных брюк и громоздких сапог, да пожелтевшую от старости рубаху – со своей светлой кожей, серо-голубыми глазами и гладкими короткими темными волосами выделялась. И довольно сильно.
Да и чувствовала себя пришлой.
Зато сыну было вполне комфортно. В крохотных полуботинках, что ему справил деревенский сапожник за то, что я отдраила ему домик сверху донизу, в ветхой и грязноватой рубашонке с широким воротом и широких штанах, подпоясанных веревкой и чумазый, он мало чем отличался от прочих ребятишек и тут же нашел себя компанию, упросив отпустить в импровизированный детский сад, точнее, на пустую площадку, образовавшуюся за телегами, где уже собралось немало ребятни пинало мяч из тряпок и крутило какие-то железные веретенца под присмотром пары старух. Его отросшие светлые вихры – наследие папаши, в моей семье все были темненькие – тут же смешались с такими лохматыми головами. Макс был спокойным, добрым и улыбчивым мальчиком, ну и проказником, как и все в этом возрасте; дети и взрослые его любили, ну а он сам с восторгом воспринимал новую действительность. И даже несколько раз заявил мне, что в «Дзантале» ему нравится больше, чем раньше, там, где было много игрушек, но мы мало гуляли.
Взяв обещание, что никуда сын не дернется с этой площадки, я пристроилась со своими травами рядом с кузнецом, разложившим угрожающего вида мечи, пару секир с причудливо украшенными ручками и несколько довольно крупных грубых шестеренок, которыми тут же заинтересовались праздные гуляки.
Я же жадно изучала местные манеры и моду.
Даже в таком небольшом городке жители сильно отличались от привычного мне окружения, да и многие, я полагаю, были приезжими из более крупных населенных пунктов.
Девушки и женщины оказались одеты очень эффектно. Ассиметричные юбки с рюшами, обнажавшими колени – причем далеко не всегда под ними скрывались брюки, а вот кожаные сапоги – обязательно. Даже в Цхалтуре не было мостовых. Сверху, как правило, были белые рубашки, тоже с рюшами, или совсем прозрачные кофты, а также обязательный кожаный корсаж, с шириной варьировавшийся от пояса, до полноценных «доспехов», закрывающих тело от ключиц до талии.
Многие были в шляпках. Здесь вообще любили украшать голову и волосы, это я заметила, а вот накрашенных девиц не видела ни одной.
Мужчины, в основном, были одеты как Теймар, как я его запомнила, – облегающие брюки, рубашки, сапоги. На некоторых были украшенных клепками кожаные жилеты, или даже кожаные доспехи с нарукавниками и железными полосками-украшениями. Мелькнула парочка местных щеголей, в сюртуках с кучей цепочек и смешных котелках, напомнивших мне больше перевернутый ночной горшок, нежели головной убор английских джентельменов.
Травы у меня раскупили быстро; я спрятала в потайной внутренний карман на брюках несколько неправильной формы полшек, которые позволят нам с Максом, по меньшей мере, питаться с неделю и решила присмотреться к постоялым дворам и тавернам, на вид, весьма приличным. Правда, на мои осторожные расспросы про ближайшие территории да по поводу работы смотрели несколько настороженно – все-таки чужаков здесь не жаловали. Городок оказался не настолько большим, чтобы начать новую жизнь, нужно было, видимо, попасть в один из шести самых крупных городов или уже в столицу, но как туда добраться? Пешком до нее, как удалось выяснить, идти месяца три. На лошадях, если менять их, конечно, можно и за несколько недель справиться, но где мы с сыном – и где лошадь?
Поезд и дирижабль, что «останавливались» в Цицамуре, в двух днях отсюда, стоили для меня непомерно дороге, не говоря уж о портале.
Я растерялась. Видимо, придется все-таки остаться в Цхалтуре, хотя бы ненадолго, заработать еще да дождаться попутчиков в нужную мне сторону. Неплохо было бы еще и картой обзавестись.
Я вернулась на рынок и забрала Макса. Довольный Гиро, в первый же день продавший всё добро, позвал нас «угоститься из рук его, Всемилостивым оком укрепленных». Понятно, что мы с радостью согласились, какая разница, кто и что ему укреплял – попробовать хоть что-то другое кроме каш, грубых бульонов и супов с горькими травами очень хотелось.
Непонятно правда, как я потом распрощаюсь с этой заботой, тем более что забота была продиктована явно какими-то намерениями, пусть я и не давала повода.
Едальня, чуть в стороне от центральной площади, на которой и проходила ярмарка, была самая что ни на есть приличная, даже по моим меркам. Здесь было темновато – окна почему-то были крохотными да еще и прикрытыми витражами и ставнями – но вполне многолюдно, опрятно и вкусно пахло. По полу правда разбросано сено и не понятно, для чистоты ли, или это просто вывалилось из жующих обычных лошадей, которые стояли тут же, в отгороженных низкими стенками стойлами.
Нам подали овощные похлебки, куски жареной птицы, хлеб, лепешки и сыр, взвары для всех и остро пахнущую алкоголем кружку для кузнеца, который быстро умял предназначенную для него еду и заказал уже следующую, все страннее улыбаясь в мою сторону. Ну а я пыталась сообразить, не последуют ли по деревенскому этикету какие-либо признания. Обижать Гиро не хотелось, но и отвечать ему взаимностью только потому, что он был добр к нам, тоже.
Макс, наевшись довольно вкусной похлебки, вырубился. Я аккуратно пристроила его на лавку, подложив под голову свернутую шерстяную тряпку, которая была у меня вместо куртки, и рачительно сложила остатки лепешек и сыра в рюкзак.
Нужно было решить, что же делать дальше, где ночевать и как попрощаться с кузнецом, собравшимся в обратный путь, чтобы тот не обиделся.
Какой-то шум привлек внимание.
Зал был разделен перегородками и колоннами, потому весь не просматривался, но вход и пара соседних столиков мне были видны. В едальню зашло двое в сером, кого-то мне напомнившие. Высокие, крупные мужчины и эти серые плащи с капюшоном…
Сердце екнуло от волнения. Похожие были на всадниках Бури. И если те черные, то это серый отряд? Как бы узнать, а потом может и обратиться к ним, вдруг они слышали что о Теймаре? Понятно, что эти отряды могут быть многотысячные, но регион-то или ветвь, если я правильно понимала географию, один, мало ли…
Но их дальнейшее поведение решило все мои сомнения.