— Мол-лчать! — загремел опять исправник, только что бывший добрым губернатором. — Молчать!
Все стихли. Обращаясь к Завейгореву, исправник строго проговорил:
— Отвечать на вопросы…
— Слушаю, вашскородь… — отвечал Завейгорев, бывший солдат.
— Куда и зачем бежали?.. Отвечать толком…
— А так, круг квартала.
— Зачем?
Завейгорев усмехнулся, приподняв свои большие, висящие вниз усы, делавшие его похожим на моржа.
— А сидели мы, значит, вашскородь, после обеда, работали… Ну, и соскушнилось что-то… Взял я это у лавочника газету «Свет» почитать — ха-арошая газета, вашскородь… Ну, Ванюха читает, а я работаю… Хорошо… И вот, вашскородь, пишут о каком-то не то немце, не то англичани́не, что больно, дескать, бегает прытко… Сколько, бишь, верстов в час-то, Ванюха?..
— Не помню… — отвечал подмастерье. — Много чтой-то…
— Ну, мы и заспорили… — продолжал сапожник. — Кто, значит, из нас прытче бегает? Я говорю: я, и он говорит: я… то есть, не я — я, а он, Ванюха, вашскородь… Ну, дальше-больше… Спор… Об заклад побились… На бутылку, вашскородь, уж извините… кто скорее, то есть, четыре квартала обежит… Старуха говорит, не связывайся, обгонит, а я говорю, врешь, за себя постоим… Вот и вышло: стар да петух, молод да протух… Обогнал я, вашскородь…
Исправник был в затруднении.
— А ножик, ножик зачем?.. Врет он что-нибудь, вашскородь… — послышались голоса со всех сторон. — Ножик зачем?
— Какой ножик? — удивился Завейгорев.
— Как какой? А в руках-то что?
— A-а, этот… — спохватился сапожник. — А этим мы подметки подрезаем… Как был в руках при работе, значит, так и остался…
Все были очень разочарованы.
Исправник чувствовал себя как будто сконфуженным, скомпрометированным.
Чтобы выйти из неловкого положения, обращаясь к Сучку и Тонконюхову, он энергично скомандовал:
— Взять их обоих!..
Те бросились на сапожников.
— Да, вашскородь, за что же?.. — взмолился Завейгорев.
— Мол-лчать! — загремел опять исправник, только что бывший добрым губернатором. — Молчать!
Все стихли. Обращаясь к Завейгореву, исправник строго проговорил:
— Отвечать на вопросы…
— Слушаю, вашскородь… — отвечал Завейгорев, бывший солдат.
— Куда и зачем бежали?.. Отвечать толком…
— А так, круг квартала.
— Зачем?
Завейгорев усмехнулся, приподняв свои большие, висящие вниз усы, делавшие его похожим на моржа.
— А сидели мы, значит, вашскородь, после обеда, работали… Ну, и соскушнилось что-то… Взял я это у лавочника газету «Свет» почитать — ха-арошая газета, вашскородь… Ну, Ванюха читает, а я работаю… Хорошо… И вот, вашскородь, пишут о каком-то не то немце, не то англичани́не, что больно, дескать, бегает прытко… Сколько, бишь, верстов в час-то, Ванюха?..
— Не помню… — отвечал подмастерье. — Много чтой-то…
— Ну, мы и заспорили… — продолжал сапожник. — Кто, значит, из нас прытче бегает? Я говорю: я, и он говорит: я… то есть, не я — я, а он, Ванюха, вашскородь… Ну, дальше-больше… Спор… Об заклад побились… На бутылку, вашскородь, уж извините… кто скорее, то есть, четыре квартала обежит… Старуха говорит, не связывайся, обгонит, а я говорю, врешь, за себя постоим… Вот и вышло: стар да петух, молод да протух… Обогнал я, вашскородь…
Исправник был в затруднении.
— А ножик, ножик зачем?.. Врет он что-нибудь, вашскородь… — послышались голоса со всех сторон. — Ножик зачем?
— Какой ножик? — удивился Завейгорев.
— Как какой? А в руках-то что?
— A-а, этот… — спохватился сапожник. — А этим мы подметки подрезаем… Как был в руках при работе, значит, так и остался…
Все были очень разочарованы.
Исправник чувствовал себя как будто сконфуженным, скомпрометированным.
Чтобы выйти из неловкого положения, обращаясь к Сучку и Тонконюхову, он энергично скомандовал:
— Взять их обоих!..
Те бросились на сапожников.
— Да, вашскородь, за что же?.. — взмолился Завейгорев.