Удовольствие от получения великолепного трофея — тигр был в десять футов три дюйма «по кривой», а его волос находился в превосходном зимнем состоянии — смешивалось с сожалением о том, что ни мне, ни другим обитателям джунглей не придется никогда больше слышать раскатов его могучего голоса и что никогда больше его хорошо знакомые следы не появятся на тропах, по которым он и я ходили вместе пятнадцать лет.
В течение нескольких месяцев в долине Ладхия царило полное спокойствие, но в сентябре 1938 г. в Найни-Тал пришло сообщение, что близ деревни Кот-Киндри тигр убил двенадцатилетнюю девочку. В донесении, переданном мне Дональдом Стюартом из лесного ведомства, не было никаких подробностей, и, только попав через несколько недель в Кот-Киндри, я мог узнать детали трагедии. Выяснилось, что около полудня девочка собирала падалицу мангрового дерева недалеко от деревни. В это время внезапно появился тигр. Прежде чем работавшие неподалеку мужчины могли оказать ей помощь, тигр уже унес свою жертву. Попыток преследовать тигра не делалось. Всякие следы волока, как и кровь жертвы, исчезли; их смыло задолго до моего прибытия на место, и я поэтому затруднялся решить, куда унес тигр тело.
Кот-Киндри находится примерно в четырех милях к юго-западу от Чука и в трех милях на запад от Така. Как раз в долине между Кот-Киндри и Таком в апреле прошлого года был застрелен леопард «из Чука».
Летом 1938 г. лесное ведомство наметило в этих местах рубки. Возникли опасения, что если с людоедом не будет покончено до ноября, когда должны были начаться работы в лесу, подрядчики не смогут найти рабочих и контракты будут расторгнуты. Об этом писал мне Дональд Стюарт вскоре после того, как была убита девочка. В ответ я обещал отправиться в Кот-Киндри, но, как должен признаться, делал это больше в интересах местных крестьян, а не подрядчиков.
Ближайший путь в Кот-Киндри поездом до Танакпура, а оттуда пешком через Калдхунга и Чука. Этот маршрут сокращает сотню миль пешеходной дороги, но зато проходит через места, пораженные самой свирепой в Северной Индии малярией. Чтобы избежать их, я решил пойти горами до Морнаула, а оттуда по старой заброшенной дороге до конца ее в горах, расположенных над Кот-Киндри. Пока я готовился к этому далекому пути, в Найни-Тал пришло известие о гибели человека у Сема, деревни на левом берегу реки Ладхия, примерно в полумиле от Чука.
В этом случае жертвой была женщина преклонных лет, мать старосты Сема. Несчастная была убита, когда рубила кустарник на высокой меже между двумя расположенными террасами полями. Она начала работу у дальнего края этой межи, тянувшейся на пятьдесят ярдов, и рубила кусты уже в каком-то ярде от своего дома, как на нее с верхнего поля прыгнул тигр. Нападение было столь быстрым и внезапным, что женщина перед смертью успела только раз вскрикнуть. Тигр понес ее по меже, пересек верхнее поле и исчез со своей добычей в густых джунглях. Сын женщины, молодой человек лет двадцати, работал в это время на рисовом поле в нескольких ярдах и стал очевидцем происшествия. Он был слишком потрясен, чтобы оказать какую-нибудь помощь. По настоятельной просьбе молодого человека через два дня в Сем прибыл патвари[32] в сопровождении собранных им восьмидесяти человек. Люди пошли в направлении, по которому ушел тигр, и нашли одежду женщины и несколько осколков костей.
Убийство произошло в два часа дня, в ясный солнечный день. Тигр съел свою жертву в шестидесяти ярдах от дома, близ которого он ее убил.
Получив об этом донесение, Ибботсон, заместитель комиссара уездов Алмора, Найни-Тал и Гарвал, провел со мной «военный совет». В результате Ибботсон, который только что собрался улаживать земельные споры в Аскоте на тибетской границе, изменил свои планы: вместо того чтобы двинуться через Багасвар, он решил сопровождать меня в Сем и только оттуда поехать в Аскот.
Избранный мной маршрут требовал многих подъемов в горах; мы в конце концов решили пойти вверх по долине реки Нандхаур, пересечь водораздел между Нандхауром и Ладхия и вдоль последней спуститься к Сему. Согласно этому плану, Ибботсон вместе со своей женой вышел 12 октября из Найни-Тала, а на следующий день я присоединился к ним в Чоргаллия.
Подымаясь вверх по Нандхауру и занимаясь при удобных случаях рыбной ловлей (лучший результат за день был сто двадцать рыб, пойманных на легкие удочки для форелей), мы на пятый день пришли в Дурга-Пепал. Здесь мы отошли от реки и после крутого подъема стали на ночевку у водораздела. Выйдя на следующий день рано утром, мы разбили палатки на ночь на левом берегу Ладхия в двенадцати милях от Чалти.
В этом году муссон прекратился рано, и нас это вполне удовлетворяло, так как необходимо было неоднократно, чуть ли не каждые четверть мили, переходить реку, чтобы обойти крутые обрывы береговых скал. При одной из таких переправ мой повар — рост его с сапогами равнялся пяти футам — был унесен течением и спасся из водяной могилы только благодаря помощи человека, несшего корзинку с нашим завтраком.
На десятый день после выступления из Чоргаллия мы разбили лагерь на залежном поле у Сема ярдах в двухстах от домика, близ которого была убита женщина, и недалеко от слияния рек Ладхия и Сарда. На нашем пути к Ладхия мы встретились с полицейским офицером Джимом Уодделлом; он останавливался на несколько дней в Семе и привязывал в качестве приманки на тигра буйвола, которого любезно предоставил и нам. Хотя тигр несколько раз приходил в Сем во время пребывания там Уодделла, но буйвола он не тронул.
На следующий день после нашего прибытия в Сем, пока Ибботсон беседовал с патвари, лесниками и старостами соседних деревень, я пошел на розыски следов тигра. Между нашим лагерем и местом слияния рек, а также по обоим берегам Ладхия тянулись большие песчаные участки. Тут я нашел следы тигрицы и молодого тигра-самца, быть может, одного из виденных мною в апреле тигрят. Тигрица несколько раз переправлялась за последние дни через реку, а предыдущей ночью прошла по песчаной косе против места, где находилась наша палатка. Крестьяне подозревали, что эта тигрица и есть людоед, так как она посещала Сем и после того, как была убита мать старосты. Это предположение было, вероятно, правильным. Изучение следов тигрицы показало, что она была средних размеров и молодой. Как стала она людоедом, можно было выяснить только впоследствии; одним из возможных предположений могло быть и то, что она участвовала в людоедстве вместе с тигром из Чука в предыдущем брачном сезоне, получила вкус к человеческому мясу, а когда самец перестал снабжать ее этой едой, сама стала людоедом. Это было только предположение, и оно оказалось неверным.
Перед своим отъездом из Найни-Тала я написал танакпурскому тахсилдару и просил его приобрести четырех бычков и отправить их в Сем. Один из этих буйволов пал в пути, а три остальных прибыли 24-го числа. В тот же вечер их также привязали в качестве приманки. Когда на следующее утро я пошел навестить своих буйволов, мне повстречались сильно взволнованные крестьяне из Чука. Поля у Чука были недавно вспаханы; тигрица предыдущей ночью прошла около спавших в поле трех семейств и их скота. К счастью, скот заметил тигрицу и предупредил своим поведением людей о приближении людоеда. Пройдя полями, тигрица ушла по тропе в направлении на Кот-Киндри и прошла мимо двух моих буйволов, не тронув ни одного из них.
Патвари, лесники и крестьяне говорили нам при нашем походе в Сем, что привязывать буйволов в качестве приманки — напрасный труд, так как они убедились в том, что людоед на буйволов не нападает. Подобные попытки других охотников оставались безуспешными, и во всяком случае, если бы тигрица пожелала напасть на них, то перед ней всегда большой выбор среди многих буйволов, пасшихся в джунглях. Тем не менее мы все же продолжали привязывать на ночь наших буйволов. Две последующие ночи тигрица опять проходила мимо них, но не трогала.
Утром 27-го числа к нам пришли несколько человек во главе с братом нашего старосты и сообщили, что в деревне пропал человек. Он ушел накануне около полудня, сказав жене, что идет посмотреть, не зашел ли их скот далеко от деревни. Человек не вернулся, возникло подозрение, что его убил людоед. Мы быстро собрались, и в десять часов утра Ибботсон и я отправились в Так в сопровождении пришедших крестьян. Расстояние было около двух миль, но подъем был значительным, мы торопились, боясь потерять драгоценное время, и пришли на окраину деревни, запыхавшись и обливаясь потом.
Мы шли по ровному, поросшему кустами месту, о нем я скажу позднее. Приближаясь к деревне, услыхали крик женщины. Смешать причитание индианки по покойнику с чем-либо иным невозможно. Выйдя из джунглей, мы подошли к плакальщице, вдове пропавшего, и к группе из десяти или пятнадцати человек, ожидавших нас у края полей. Эти люди рассказали, что они видели из своих домов, расположенных выше по склону, какой-то белый предмет, вероятно одежду пропавшего человека; предмет находится на заросшем кустарником поле, ярдах в тридцати от того места, на котором мы находились. Ибботсон, патвари и я пошли осмотреть этот предмет, а жена Ибботсона вместе с женщиной и другими людьми пошли в деревню.
Поле не обрабатывалось несколько лет и было покрыто густой растительностью, кусты которой несколько походили на хризантемы; подойдя совсем близко, патвари признал в белом предмете, о котором говорили крестьяне, набедренную повязку пропавшего человека. Рядом с ней лежала шляпа. Тут и происходила борьба, но следов крови не было. Отсутствие крови на месте нападения тигра и на большом отрезке пути, по которому зверь нес добычу, показало, что тигрица не меняла места первой хватки; кровь течет только тогда, когда место хватки меняется.
В тридцати ярдах выше по горе был участок кустарников, над которыми лианы образовали сплошную крышу. Это место надо было осмотреть, перед тем как пойти по следу-волоку: было нежелательно иметь тигрицу за своей спиной. На мягком грунте под кустами мы нашли отпечатки лап тигрицы и то место, где она лежала перед нападением на человека.
Вернувшись на исходное место, мы остановились на таком плане действий. Основная задача — сблизиться с тигрицей с подхода и попытаться застрелить ее у добычи. Для этого я должен был идти по следу и наблюдать за всем, происходящим впереди от нас; патвари, он был безоружен, должен был идти в ярде за мною и внимательно следить за тем, что происходит справа и слева; Ибботсон должен был идти в «замке» и охранять нас от нападения с тыла. В том случае, если бы Ибботсон или я заметили хотя бы волосок тигрицы, мы решили рисковать и стрелять. Земля была вытоптана, так как накануне в этом месте пасся скот.
Крови не было, и судить о проходе тигрицы можно было только по примятым листьям или траве. Наше продвижение, естественно, было медленным. Пронеся свою жертву двести ярдов, тигрица убила ее, а потом оставила; через несколько часов тигрица вернулась и унесла труп. Тигрица не унесла человека сразу после того, как его убила, по-видимому, потому, что была испугана скотом, на глазах у которого произошло ее нападение.
На том месте, где лежал человек, была большая лужа крови. Когда тигрица вновь схватила убитого, кровотечение из раны на горле уже прекратилось, а так как она при этом держала его не за шею, а за спину, то найти след было трудно. Тигрица подымалась в гору; так как растительность здесь была густой, а видимость была возможной только на расстоянии немногих ярдов, наше продвижение еще более замедлилось. За два часа мы прошли только полмили и вышли на гребень, за которым лежала та долина, где шесть месяцев тому назад мы выследили и убили людоеда из Чука. На гребне подымалась скала, справа к ней вели следы тигрицы. Я был уверен, что тигрица залегла или под нависшей частью скалы, или где-то поблизости.
Удовольствие от получения великолепного трофея — тигр был в десять футов три дюйма «по кривой», а его волос находился в превосходном зимнем состоянии — смешивалось с сожалением о том, что ни мне, ни другим обитателям джунглей не придется никогда больше слышать раскатов его могучего голоса и что никогда больше его хорошо знакомые следы не появятся на тропах, по которым он и я ходили вместе пятнадцать лет.
В течение нескольких месяцев в долине Ладхия царило полное спокойствие, но в сентябре 1938 г. в Найни-Тал пришло сообщение, что близ деревни Кот-Киндри тигр убил двенадцатилетнюю девочку. В донесении, переданном мне Дональдом Стюартом из лесного ведомства, не было никаких подробностей, и, только попав через несколько недель в Кот-Киндри, я мог узнать детали трагедии. Выяснилось, что около полудня девочка собирала падалицу мангрового дерева недалеко от деревни. В это время внезапно появился тигр. Прежде чем работавшие неподалеку мужчины могли оказать ей помощь, тигр уже унес свою жертву. Попыток преследовать тигра не делалось. Всякие следы волока, как и кровь жертвы, исчезли; их смыло задолго до моего прибытия на место, и я поэтому затруднялся решить, куда унес тигр тело.
Кот-Киндри находится примерно в четырех милях к юго-западу от Чука и в трех милях на запад от Така. Как раз в долине между Кот-Киндри и Таком в апреле прошлого года был застрелен леопард «из Чука».
Летом 1938 г. лесное ведомство наметило в этих местах рубки. Возникли опасения, что если с людоедом не будет покончено до ноября, когда должны были начаться работы в лесу, подрядчики не смогут найти рабочих и контракты будут расторгнуты. Об этом писал мне Дональд Стюарт вскоре после того, как была убита девочка. В ответ я обещал отправиться в Кот-Киндри, но, как должен признаться, делал это больше в интересах местных крестьян, а не подрядчиков.
Ближайший путь в Кот-Киндри поездом до Танакпура, а оттуда пешком через Калдхунга и Чука. Этот маршрут сокращает сотню миль пешеходной дороги, но зато проходит через места, пораженные самой свирепой в Северной Индии малярией. Чтобы избежать их, я решил пойти горами до Морнаула, а оттуда по старой заброшенной дороге до конца ее в горах, расположенных над Кот-Киндри. Пока я готовился к этому далекому пути, в Найни-Тал пришло известие о гибели человека у Сема, деревни на левом берегу реки Ладхия, примерно в полумиле от Чука.
В этом случае жертвой была женщина преклонных лет, мать старосты Сема. Несчастная была убита, когда рубила кустарник на высокой меже между двумя расположенными террасами полями. Она начала работу у дальнего края этой межи, тянувшейся на пятьдесят ярдов, и рубила кусты уже в каком-то ярде от своего дома, как на нее с верхнего поля прыгнул тигр. Нападение было столь быстрым и внезапным, что женщина перед смертью успела только раз вскрикнуть. Тигр понес ее по меже, пересек верхнее поле и исчез со своей добычей в густых джунглях. Сын женщины, молодой человек лет двадцати, работал в это время на рисовом поле в нескольких ярдах и стал очевидцем происшествия. Он был слишком потрясен, чтобы оказать какую-нибудь помощь. По настоятельной просьбе молодого человека через два дня в Сем прибыл патвари[32] в сопровождении собранных им восьмидесяти человек. Люди пошли в направлении, по которому ушел тигр, и нашли одежду женщины и несколько осколков костей.
Убийство произошло в два часа дня, в ясный солнечный день. Тигр съел свою жертву в шестидесяти ярдах от дома, близ которого он ее убил.
Получив об этом донесение, Ибботсон, заместитель комиссара уездов Алмора, Найни-Тал и Гарвал, провел со мной «военный совет». В результате Ибботсон, который только что собрался улаживать земельные споры в Аскоте на тибетской границе, изменил свои планы: вместо того чтобы двинуться через Багасвар, он решил сопровождать меня в Сем и только оттуда поехать в Аскот.
Избранный мной маршрут требовал многих подъемов в горах; мы в конце концов решили пойти вверх по долине реки Нандхаур, пересечь водораздел между Нандхауром и Ладхия и вдоль последней спуститься к Сему. Согласно этому плану, Ибботсон вместе со своей женой вышел 12 октября из Найни-Тала, а на следующий день я присоединился к ним в Чоргаллия.
Подымаясь вверх по Нандхауру и занимаясь при удобных случаях рыбной ловлей (лучший результат за день был сто двадцать рыб, пойманных на легкие удочки для форелей), мы на пятый день пришли в Дурга-Пепал. Здесь мы отошли от реки и после крутого подъема стали на ночевку у водораздела. Выйдя на следующий день рано утром, мы разбили палатки на ночь на левом берегу Ладхия в двенадцати милях от Чалти.
В этом году муссон прекратился рано, и нас это вполне удовлетворяло, так как необходимо было неоднократно, чуть ли не каждые четверть мили, переходить реку, чтобы обойти крутые обрывы береговых скал. При одной из таких переправ мой повар — рост его с сапогами равнялся пяти футам — был унесен течением и спасся из водяной могилы только благодаря помощи человека, несшего корзинку с нашим завтраком.
На десятый день после выступления из Чоргаллия мы разбили лагерь на залежном поле у Сема ярдах в двухстах от домика, близ которого была убита женщина, и недалеко от слияния рек Ладхия и Сарда. На нашем пути к Ладхия мы встретились с полицейским офицером Джимом Уодделлом; он останавливался на несколько дней в Семе и привязывал в качестве приманки на тигра буйвола, которого любезно предоставил и нам. Хотя тигр несколько раз приходил в Сем во время пребывания там Уодделла, но буйвола он не тронул.
На следующий день после нашего прибытия в Сем, пока Ибботсон беседовал с патвари, лесниками и старостами соседних деревень, я пошел на розыски следов тигра. Между нашим лагерем и местом слияния рек, а также по обоим берегам Ладхия тянулись большие песчаные участки. Тут я нашел следы тигрицы и молодого тигра-самца, быть может, одного из виденных мною в апреле тигрят. Тигрица несколько раз переправлялась за последние дни через реку, а предыдущей ночью прошла по песчаной косе против места, где находилась наша палатка. Крестьяне подозревали, что эта тигрица и есть людоед, так как она посещала Сем и после того, как была убита мать старосты. Это предположение было, вероятно, правильным. Изучение следов тигрицы показало, что она была средних размеров и молодой. Как стала она людоедом, можно было выяснить только впоследствии; одним из возможных предположений могло быть и то, что она участвовала в людоедстве вместе с тигром из Чука в предыдущем брачном сезоне, получила вкус к человеческому мясу, а когда самец перестал снабжать ее этой едой, сама стала людоедом. Это было только предположение, и оно оказалось неверным.
Перед своим отъездом из Найни-Тала я написал танакпурскому тахсилдару и просил его приобрести четырех бычков и отправить их в Сем. Один из этих буйволов пал в пути, а три остальных прибыли 24-го числа. В тот же вечер их также привязали в качестве приманки. Когда на следующее утро я пошел навестить своих буйволов, мне повстречались сильно взволнованные крестьяне из Чука. Поля у Чука были недавно вспаханы; тигрица предыдущей ночью прошла около спавших в поле трех семейств и их скота. К счастью, скот заметил тигрицу и предупредил своим поведением людей о приближении людоеда. Пройдя полями, тигрица ушла по тропе в направлении на Кот-Киндри и прошла мимо двух моих буйволов, не тронув ни одного из них.
Патвари, лесники и крестьяне говорили нам при нашем походе в Сем, что привязывать буйволов в качестве приманки — напрасный труд, так как они убедились в том, что людоед на буйволов не нападает. Подобные попытки других охотников оставались безуспешными, и во всяком случае, если бы тигрица пожелала напасть на них, то перед ней всегда большой выбор среди многих буйволов, пасшихся в джунглях. Тем не менее мы все же продолжали привязывать на ночь наших буйволов. Две последующие ночи тигрица опять проходила мимо них, но не трогала.
Утром 27-го числа к нам пришли несколько человек во главе с братом нашего старосты и сообщили, что в деревне пропал человек. Он ушел накануне около полудня, сказав жене, что идет посмотреть, не зашел ли их скот далеко от деревни. Человек не вернулся, возникло подозрение, что его убил людоед. Мы быстро собрались, и в десять часов утра Ибботсон и я отправились в Так в сопровождении пришедших крестьян. Расстояние было около двух миль, но подъем был значительным, мы торопились, боясь потерять драгоценное время, и пришли на окраину деревни, запыхавшись и обливаясь потом.
Мы шли по ровному, поросшему кустами месту, о нем я скажу позднее. Приближаясь к деревне, услыхали крик женщины. Смешать причитание индианки по покойнику с чем-либо иным невозможно. Выйдя из джунглей, мы подошли к плакальщице, вдове пропавшего, и к группе из десяти или пятнадцати человек, ожидавших нас у края полей. Эти люди рассказали, что они видели из своих домов, расположенных выше по склону, какой-то белый предмет, вероятно одежду пропавшего человека; предмет находится на заросшем кустарником поле, ярдах в тридцати от того места, на котором мы находились. Ибботсон, патвари и я пошли осмотреть этот предмет, а жена Ибботсона вместе с женщиной и другими людьми пошли в деревню.
Поле не обрабатывалось несколько лет и было покрыто густой растительностью, кусты которой несколько походили на хризантемы; подойдя совсем близко, патвари признал в белом предмете, о котором говорили крестьяне, набедренную повязку пропавшего человека. Рядом с ней лежала шляпа. Тут и происходила борьба, но следов крови не было. Отсутствие крови на месте нападения тигра и на большом отрезке пути, по которому зверь нес добычу, показало, что тигрица не меняла места первой хватки; кровь течет только тогда, когда место хватки меняется.
В тридцати ярдах выше по горе был участок кустарников, над которыми лианы образовали сплошную крышу. Это место надо было осмотреть, перед тем как пойти по следу-волоку: было нежелательно иметь тигрицу за своей спиной. На мягком грунте под кустами мы нашли отпечатки лап тигрицы и то место, где она лежала перед нападением на человека.
Вернувшись на исходное место, мы остановились на таком плане действий. Основная задача — сблизиться с тигрицей с подхода и попытаться застрелить ее у добычи. Для этого я должен был идти по следу и наблюдать за всем, происходящим впереди от нас; патвари, он был безоружен, должен был идти в ярде за мною и внимательно следить за тем, что происходит справа и слева; Ибботсон должен был идти в «замке» и охранять нас от нападения с тыла. В том случае, если бы Ибботсон или я заметили хотя бы волосок тигрицы, мы решили рисковать и стрелять. Земля была вытоптана, так как накануне в этом месте пасся скот.
Крови не было, и судить о проходе тигрицы можно было только по примятым листьям или траве. Наше продвижение, естественно, было медленным. Пронеся свою жертву двести ярдов, тигрица убила ее, а потом оставила; через несколько часов тигрица вернулась и унесла труп. Тигрица не унесла человека сразу после того, как его убила, по-видимому, потому, что была испугана скотом, на глазах у которого произошло ее нападение.
На том месте, где лежал человек, была большая лужа крови. Когда тигрица вновь схватила убитого, кровотечение из раны на горле уже прекратилось, а так как она при этом держала его не за шею, а за спину, то найти след было трудно. Тигрица подымалась в гору; так как растительность здесь была густой, а видимость была возможной только на расстоянии немногих ярдов, наше продвижение еще более замедлилось. За два часа мы прошли только полмили и вышли на гребень, за которым лежала та долина, где шесть месяцев тому назад мы выследили и убили людоеда из Чука. На гребне подымалась скала, справа к ней вели следы тигрицы. Я был уверен, что тигрица залегла или под нависшей частью скалы, или где-то поблизости.