– А сколь войдет в тот котел собольих шкурок, столь с них и бери.
– Так много же! Не дадут.
– А без котла какая жизнь? Им зверька не жалко. Они собольи хвосты в глину замешивают, когда строят полуземлянки. Для крепости.
– А в Москве, – хозяйственно прикидывал Ларька, – за доброго соболя можно выручить до пятнадцати рублев. А домик купить – за десять. И овца по десяти копеек.
– Вот-вот, – неодобрительно косился Елфимка, попов сын. – Богатии обнищают, а нищии обогатеют.
– Рот закрой, наглотаешься дыму!
И Шохин подтверждал:
– Здесь сендуха. Много добра.
Странно намекнул:
– Знал одного горячего человека. Ухо у него всегда топырилось. Когда-то ходил в подьячих, привык закладывать за ухо перо. Собрал ватажку и самовольно, без царского наказа, ушел далеко. Говорили, что на реку Большую собачью. Сильно хотел разбогатеть.
– Ну?
– Ни слуху, ни духу.
– Ты это про Песка? Про вора Сеньку Песка? – в глазах Лоскута вспыхивал тайный интерес. – Куда он ходил, знаешь?
Шохин ужасно подмаргивал:
– Никто не знает. Не сыскал тот Сенька пути.
Свешников про себя дивился: «А чего Шохин сердится? Чего ему тот вор? Зачем вспомнил, зачем говорит горячо? Может Шохин назвать однажды нехорошее имя, помянуть бернакельского гуся?»
А разговор в урасе нисколько не утихал:
– Крупного надо брать! За крупного зверя награда выйдет крупнее!
– Ну, крупного! Ну, даже возьмем! А как кормить да стеречь такого?
– Да и как брать крупного? – по делу вмешивался Михайлов. – Может, напугать! Гнать по насту?
– Он бабки пообдерет.
– Ну и хорошо. Станет смирный.
– А сколь войдет в тот котел собольих шкурок, столь с них и бери.
– Так много же! Не дадут.
– А без котла какая жизнь? Им зверька не жалко. Они собольи хвосты в глину замешивают, когда строят полуземлянки. Для крепости.
– А в Москве, – хозяйственно прикидывал Ларька, – за доброго соболя можно выручить до пятнадцати рублев. А домик купить – за десять. И овца по десяти копеек.
– Вот-вот, – неодобрительно косился Елфимка, попов сын. – Богатии обнищают, а нищии обогатеют.
– Рот закрой, наглотаешься дыму!
И Шохин подтверждал:
– Здесь сендуха. Много добра.
Странно намекнул:
– Знал одного горячего человека. Ухо у него всегда топырилось. Когда-то ходил в подьячих, привык закладывать за ухо перо. Собрал ватажку и самовольно, без царского наказа, ушел далеко. Говорили, что на реку Большую собачью. Сильно хотел разбогатеть.
– Ну?
– Ни слуху, ни духу.
– Ты это про Песка? Про вора Сеньку Песка? – в глазах Лоскута вспыхивал тайный интерес. – Куда он ходил, знаешь?
Шохин ужасно подмаргивал:
– Никто не знает. Не сыскал тот Сенька пути.
Свешников про себя дивился: «А чего Шохин сердится? Чего ему тот вор? Зачем вспомнил, зачем говорит горячо? Может Шохин назвать однажды нехорошее имя, помянуть бернакельского гуся?»
А разговор в урасе нисколько не утихал:
– Крупного надо брать! За крупного зверя награда выйдет крупнее!
– Ну, крупного! Ну, даже возьмем! А как кормить да стеречь такого?
– Да и как брать крупного? – по делу вмешивался Михайлов. – Может, напугать! Гнать по насту?
– Он бабки пообдерет.
– Ну и хорошо. Станет смирный.