«Вот ваша комната. Спокойной ночи». — «Спокойной ночи, мадам. А где же ваша дочь?..»
— Чего вам еще?
На пороге раскрытой двери — женщина. Она закутана.
— Нам бы переночевать, мамаша.
— Мы в живых остались, — говорю я.
— Радость-то какая… — говорит женщина, — только вас и не хватало.
— Мы зайдем? — спрашивает Коля.
— Холодно очень, — говорит Сашка.
— Мы переночуем только и уйдем, — говорю я.
В сенях холод. В комнате тепло. Чадит коптилка. Кто-то ворочается на печи. Комната маленькая. Куда мы все ляжем?
Женщина сбрасывает платок. Она совсем молодая.
— Ложись сюда, — говорит она Коле. Она в угол показывает. Хорошее место у Коли. — А ты сюда, — говорит она Сашке.
Золотарев ложится на свою шинель, расстелив ее под столом. И Коля молча раздевается. А меня устраивают на короткой лавке под печкой. Лежать можно только на боку. А, черт с ним! Лишь бы лежать. А сама хозяйка ложится на койку. На раскладную. Заваленную каким-то тряпьем. Она лезет под это тряпье, не снимая полушубка.
Я кладу шинель на лавку. Гаснет синий огонек коптилки. Чья-то рука проводит по волосам моим.
— Лезь ко мне, — говорит с печки тихий голос, — у меня тепло.
— А ты кто?
— Какая разница? Лезь. У меня тепло…
— Манька, — равнодушно говорит хозяйка, — смотри у меня…
— Тебя не спросилась, — говорит Манька с печи. А рука ее гладит меня, гладит. — Лезь сюда.
— Обожди, ботинки сниму.
— Лезь. Какая разница?
Вдруг услышат?.. «Где ваша дочь, мадам?..» Вдруг услышат… Вот тебе и дочь!.. Возле Маньки тепло. Если я прикоснусь к ней, все полетит к черту. Манька… Неужели так и называть?
«Вот ваша комната. Спокойной ночи». — «Спокойной ночи, мадам. А где же ваша дочь?..»
— Чего вам еще?
На пороге раскрытой двери — женщина. Она закутана.
— Нам бы переночевать, мамаша.
— Мы в живых остались, — говорю я.
— Радость-то какая… — говорит женщина, — только вас и не хватало.
— Мы зайдем? — спрашивает Коля.
— Холодно очень, — говорит Сашка.
— Мы переночуем только и уйдем, — говорю я.
В сенях холод. В комнате тепло. Чадит коптилка. Кто-то ворочается на печи. Комната маленькая. Куда мы все ляжем?
Женщина сбрасывает платок. Она совсем молодая.
— Ложись сюда, — говорит она Коле. Она в угол показывает. Хорошее место у Коли. — А ты сюда, — говорит она Сашке.
Золотарев ложится на свою шинель, расстелив ее под столом. И Коля молча раздевается. А меня устраивают на короткой лавке под печкой. Лежать можно только на боку. А, черт с ним! Лишь бы лежать. А сама хозяйка ложится на койку. На раскладную. Заваленную каким-то тряпьем. Она лезет под это тряпье, не снимая полушубка.
Я кладу шинель на лавку. Гаснет синий огонек коптилки. Чья-то рука проводит по волосам моим.
— Лезь ко мне, — говорит с печки тихий голос, — у меня тепло.
— А ты кто?
— Какая разница? Лезь. У меня тепло…
— Манька, — равнодушно говорит хозяйка, — смотри у меня…
— Тебя не спросилась, — говорит Манька с печи. А рука ее гладит меня, гладит. — Лезь сюда.
— Обожди, ботинки сниму.
— Лезь. Какая разница?
Вдруг услышат?.. «Где ваша дочь, мадам?..» Вдруг услышат… Вот тебе и дочь!.. Возле Маньки тепло. Если я прикоснусь к ней, все полетит к черту. Манька… Неужели так и называть?