— Что же это, братишки… — сказал морячок, — а если мою мамашу фрицы сожгли?
— Сидит здесь в тылу, — сказал Сережа, — пошел бы туда, знал бы, как с повязкой ходить…
— И чего он привязался? — сказала какая-то женщина.
И тогда я побежал туда и крикнул офицеру:
— Ты, штабная крыса, нечего к людям приставать!
Офицер не слышал меня. А один из патрульных солдат сказал мне устало:
— Иди-ка, парнишка, домой.
…Фронтовые сумерки лезут в окна. Света мы не зажигаем.
— Когда я в кавалерии служил, — говорит Шонгин, — мы, бывало, с марша придем, коней накормим и давай кулеш варить.
— А старшина сегодня опять сахару недодал, — говорит Коля.
— Стала мне теперь жена по ночам сниться, — говорит Сашка Золотарев, — не видать нам, ребята, увольнительных.
— Когда я учился в восьмом классе, — говорю я, — у нас учитель по математике был очень смешной. Только отвернется, а мы подсказываем, а он за это двойку, да все не тому…
Мы отправляемся на базу армии за минометами. Мы — это младший лейтенант Карпов, старшина, Сашка Золотарев и я.
Карпов забирается к водителю в кабину, мы трое устраиваемся в кузове старенькой нашей полуторки.
И машина идет. Надоело это глупое сидение в населенном пункте. Лучше ехать. И все надоело. Мы улыбаемся с Сашкой и подмигиваем друг другу.
Старшина устроился возле самой кабины на мягком сиденье из пустых американских мешков. К кабине прислонился, руки сложил на животе, ноги короткие вытянул и прикрыл глаза.
— Едем, ежики, — говорит он, — смотрите не вывалитесь, пока я вздремну.
Едем.
Может быть, Нину где-нибудь встречу. «Газик» идет легко, потому что подморозило. Он торопится с холма на холм. А впереди — тоже холмы. А за ними — другие. Нам ехать-то всего сорок километров. Это такой пустяк. Посмотрю, как там в глубоком тылу поживают.
Дорога не пуста. Машины, машины… Танки идут. Пехота идет. Все — к передовой.
— А под Москвой сибиряки немцев причесали, — говорит Сашка. — Если бы не они, кто знает, как вышло бы.
— Сибиряки все одного роста, — говорю я, — метр восемьдесят. Специально подобраны.
— Что же это, братишки… — сказал морячок, — а если мою мамашу фрицы сожгли?
— Сидит здесь в тылу, — сказал Сережа, — пошел бы туда, знал бы, как с повязкой ходить…
— И чего он привязался? — сказала какая-то женщина.
И тогда я побежал туда и крикнул офицеру:
— Ты, штабная крыса, нечего к людям приставать!
Офицер не слышал меня. А один из патрульных солдат сказал мне устало:
— Иди-ка, парнишка, домой.
…Фронтовые сумерки лезут в окна. Света мы не зажигаем.
— Когда я в кавалерии служил, — говорит Шонгин, — мы, бывало, с марша придем, коней накормим и давай кулеш варить.
— А старшина сегодня опять сахару недодал, — говорит Коля.
— Стала мне теперь жена по ночам сниться, — говорит Сашка Золотарев, — не видать нам, ребята, увольнительных.
— Когда я учился в восьмом классе, — говорю я, — у нас учитель по математике был очень смешной. Только отвернется, а мы подсказываем, а он за это двойку, да все не тому…
Мы отправляемся на базу армии за минометами. Мы — это младший лейтенант Карпов, старшина, Сашка Золотарев и я.
Карпов забирается к водителю в кабину, мы трое устраиваемся в кузове старенькой нашей полуторки.
И машина идет. Надоело это глупое сидение в населенном пункте. Лучше ехать. И все надоело. Мы улыбаемся с Сашкой и подмигиваем друг другу.
Старшина устроился возле самой кабины на мягком сиденье из пустых американских мешков. К кабине прислонился, руки сложил на животе, ноги короткие вытянул и прикрыл глаза.
— Едем, ежики, — говорит он, — смотрите не вывалитесь, пока я вздремну.
Едем.
Может быть, Нину где-нибудь встречу. «Газик» идет легко, потому что подморозило. Он торопится с холма на холм. А впереди — тоже холмы. А за ними — другие. Нам ехать-то всего сорок километров. Это такой пустяк. Посмотрю, как там в глубоком тылу поживают.
Дорога не пуста. Машины, машины… Танки идут. Пехота идет. Все — к передовой.
— А под Москвой сибиряки немцев причесали, — говорит Сашка. — Если бы не они, кто знает, как вышло бы.
— Сибиряки все одного роста, — говорю я, — метр восемьдесят. Специально подобраны.