Но на этот раз уже муж перебил ее.
— Теперь мы взяли ему русского молодого человека, и я не думаю, чтобы поступили опрометчиво, — заговорил он. — Конечно, русский лучше откроет ему и сущность русской жизни, и сердце русского народа. А его теперешний наставник, Хоботов, сам вышел из этого народа, и беседы его, конечно, для Левушки будут полезнее, чем чтение романов Конан-Дойля.
— Может быть, может быть! — как бы сдавался генерал и, допив вторую чашку кофе, он встал и, сказав: «Ну, теперь я пройдусь!» — стал спускаться с веранды в сад бодрой походкой хорошо сохранившегося старика.
— Де-е-д! — крикнул ему звонкий детский голосок из глубины густой аллеи.
Глаза старого генерала заиграли ласковой улыбкой.
— Лева-а! — откликнулся он в тон бежавшему к нему навстречу худенькому мальчику лет двенадцати, и сейчас же запел:
«Uncle Bill, how do you do?»
— I am very well and how are you? — пропел ему в ответ Лева и, подбежав к деду, схватил его за руку.
Песенку эту и старика, и внука его выучил петь еще в прошлом году англичанин Футвой, и оба они, сколько бы раз на дню ни встречались, приветствовали неизменно друг друга этими словами.
— Ну, что, играешь? — спросил генерал.
— Играю, — весело отозвался мальчик.
— В «Следопыта»?
— Нет, — как-то загадочно улыбнулся Лева и, в такт шагу раскачивая руку деду, пошел с ним рядом.
— Ну, а во что же? — спросил тот.
— Это только тебе на ухо, — шепнул мальчик и поднялся на цыпочки.
— Да не надо! Я и так знаю.
— А ну?
— В Шерлока Холмса.
Мальчик расхохотался.
— Ты замечательный угадчик, дед! Из тебя бы вышел прекрасный…
— Detective? — договорил за него генерал.
— Yes, — подтвердил Лева.
Но на этот раз уже муж перебил ее.
— Теперь мы взяли ему русского молодого человека, и я не думаю, чтобы поступили опрометчиво, — заговорил он. — Конечно, русский лучше откроет ему и сущность русской жизни, и сердце русского народа. А его теперешний наставник, Хоботов, сам вышел из этого народа, и беседы его, конечно, для Левушки будут полезнее, чем чтение романов Конан-Дойля.
— Может быть, может быть! — как бы сдавался генерал и, допив вторую чашку кофе, он встал и, сказав: «Ну, теперь я пройдусь!» — стал спускаться с веранды в сад бодрой походкой хорошо сохранившегося старика.
— Де-е-д! — крикнул ему звонкий детский голосок из глубины густой аллеи.
Глаза старого генерала заиграли ласковой улыбкой.
— Лева-а! — откликнулся он в тон бежавшему к нему навстречу худенькому мальчику лет двенадцати, и сейчас же запел:
«Uncle Bill, how do you do?»
— I am very well and how are you? — пропел ему в ответ Лева и, подбежав к деду, схватил его за руку.
Песенку эту и старика, и внука его выучил петь еще в прошлом году англичанин Футвой, и оба они, сколько бы раз на дню ни встречались, приветствовали неизменно друг друга этими словами.
— Ну, что, играешь? — спросил генерал.
— Играю, — весело отозвался мальчик.
— В «Следопыта»?
— Нет, — как-то загадочно улыбнулся Лева и, в такт шагу раскачивая руку деду, пошел с ним рядом.
— Ну, а во что же? — спросил тот.
— Это только тебе на ухо, — шепнул мальчик и поднялся на цыпочки.
— Да не надо! Я и так знаю.
— А ну?
— В Шерлока Холмса.
Мальчик расхохотался.
— Ты замечательный угадчик, дед! Из тебя бы вышел прекрасный…
— Detective? — договорил за него генерал.
— Yes, — подтвердил Лева.