Повесть — один из наиболее распространенных и популярных жанров в современной польской литературе. Как, впрочем, и в советской, и в других литературах, социалистических стран. Повесть, как и рассказ, жанр оперативный, емкий и компактный, быстро откликающийся на новые веяния в общественной жизни, на новые художественные идеи. Но причина успеха «малых» прозаических жанров не только в их оперативности. Размышляя недавно о повести, как ведущем жанре русской литературы XX века, известный советский литературовед Д. С. Лихачев писал: «…повесть и рассказ осмысляют свое время открыто…»
«Открытость» осмысления жизни во многом объясняет и авангардную роль повести и рассказа в современной польской прозе. Но между повестью и романом, повестью и рассказом нет ни антагонизма, ни жестких жанровых перегородок. Польские критики часто называют современную повесть микророманом, подчеркивая ее близость роману. Повесть перенимает у романа присущий тому большой объем жизненных коллизий. Это достигается повышением удельного веса ассоциативности, внутреннего монолога, документальной основы, символических деталей, изображением мира через восприятие героя, словом, использованием приемов, которые позволяют на относительно небольшом пространстве запечатлеть существенные стороны прошлого и настоящего, тенденции движения жизни в будущем, дать им авторскую оценку.
Эти черты характерны и для произведений, публикуемых в сборнике. Написанные признанными мастерами польской прозы, в основном в 70-е годы, «листки из великой книги жизни» (как назвал повесть В. Г. Белинский) показывают социально-исторические и нравственные жизненные коллизии, исследуют многосторонние связи человека с действительностью.
Книга открывается двумя рассказами замечательного художника слова Ярослава Ивашкевича (1894—1980). Прошло несколько лет со дня смерти писателя, и с каждым годом значение его творчества для развития польской литературы становится все более ощутимым. Творческое наследие Ивашкевича продолжает пополняться: публикуются новые, неизвестные ранее произведения — и завершенные, но не успевшие увидеть свет при жизни писателя, и юношеские, и неоконченные. Произведения Ивашкевича продолжают жить в общественном сознании и даже задавать тон современной польской реалистической прозе.
Лирико-философское видение мира и тончайший психологизм его героев — отличительные черты прозы Ивашкевича — в полной мере присущи и рассказам «Билек» (1977 г.; опубликован в 1979 г.) и «Мартовский день» (1966 г.; опубликован в 1985 г.). Эти рассказы, как и все последние произведения писателя, написаны в элегической тональности, в них звучит завораживающая мелодия осени, перекликающаяся с шопеновской музыкой, столь любимой Ивашкевичем. «Мазурки Шопена… — писал он в рассказе «Билек», — объединяет общее настроение, и оно сообщает им очарованье осени». Рассказы Ивашкевича — о быстротекущей жизни и о неумолимости смерти. Уходит в прошлое мир пана Игнация, героя рассказа «Билек», рвутся последние нити, связывающие его с жизнью: умирает Билек, лошадь, к которой он был привязан как к человеку, исчезает из дома картина «Купание коней», с которой пан Игнаций многие годы коротал одиночество.
Незаметно появляется философская символика и в очень простом, бесхитростном рассказе «Мартовский день». Его горой, тринадцатилетний Марцин, радуется проснувшейся от зимнего сна природе, жаворонку в небе, журчанью ручья, неудержимо мчащемуся коню, опьяненному чистым весенним воздухом, — радуется жизни. Но и Марцина коснулась полоса тени, ощущение непрочности и скоротечности бытия — в этот солнечный весенний день умирает его дед, единственный близкий ему человек.
Грусть рассказов Ивашкевича — светлая, она соседствует о любовью к людям, с радостным и удивленным отношением к каждому мгновению жизни, которое писатель умеет запечатлеть в слове. И, как всегда у Ивашкевича, мир внутренних переживаний героев важнее фабулы, как всегда на первом плане достоверная, убедительная психологическая мотивировка решений, поступков, мыслей персонажей.
Совсем иной тип психологической прозы представляют собой произведения Станислава Дыгата (1914—1978). В них часто варьируется один и тот же герой, его биография, стремления, иллюзии, размышления. Это, как правило, рефлектирующий интеллигент, стремящийся осознать свою человеческую сущность, определить свои координаты в окружающем мире. Герой-повествователь у Дыгата при этом беспощаден к себе, он сам себя разоблачает, обнажает свою истинную, обычно весьма малопривлекательную суть. Цель такого писательского приема — скрупулезный анализ человеческого самосознания, восприимчивости человека к психологически фальшивым ситуациям. Проблема «маски» — автоматизма жизненных стереотипов поведения — всегда была в центре внимания С. Дыгата.
Характерна в этом смысле и повесть «Вокзал в Мюнхене» (1973 г.). В ней повторяются и варьируются главные мотивы первого романа писателя «Боденское озеро» (1946 г.), повести «Карнавал» (1968 г.: по-русски издана в 1969 и 1971 гг.) и других его произведений. Плотность изображения достигается здесь смешением временных пластов. Начало действия — конец 60-х — 70-е годы. Герой повести, польский писатель, в ожидании варшавского поезда на Мюнхенском вокзале наблюдая вокзальную суету, вспоминает разные события своей жизни. Ему припоминается флирт тридцатилетней давности с молодой француженкой Леонтиной во время войны, в лагере для интернированных иностранцев в Констанце на Боденском озере. Как и Сюзанна в романе «Боденское озеро», Леонтина в «Вокзале в Мюнхене» экзальтированно влюблена в «страдалицу Польшу», а заодно и в ее представителя, не скупящегося на красивые возвышенно-патриотические фразы о «польской судьбе». Тридцать лет спустя в Мюнхене герой снова использует национально-романтическую «маску» в любовной игре с молодой девушкой Николь (сходная психологическая ситуация сконструирована и в повести «Карнавал»), которая увлечена Польшей и всем, что связано с ней.
Верный своей художественной манере, С. Дыгат и в этой своей повести создает выразительный образ антигероя, и это позволяет ему не только найти новые ракурсы проблемы «маски», проанализировать — психологически достоверно — поведение человека и его реакции на различные явления действительности, но и дать острые сатирические зарисовки негативных явлений этой действительности в Польше 60—70-х годов. Наблюдая на мюнхенском вокзале делегацию польских актеров, участников кинофестиваля, герой размышляет о жизни своих соотечественников, о своей писательской карьере. Эти размышления написаны в духе лучших традиций польской сатирической прозы. Через героя-повествователя писатель обличает карьеризм, конформизм, лицемерие в его окружении, высмеивая в то же время и самого героя — его притворство, неспособность сбросить однажды надетую маску и быть самим собой.
Дыгат осуждает духовный инфантилизм своих героев, их пассивность; в жизни человека, утверждает он, необходимы истинные чувства, высокие стремления, мечты. Именно этот нравственно-философский лейтмотив, не всегда сразу различимый, порой приглушенный ироническо-сатирическими интонациями, отличает все творчество Дыгата и объясняет его широкую популярность у читателя.
Одна из заметных тенденций в современной польской литературе — расцвет художественно-документальной прозы. И если автор ее — подлинный художник, то это проза реалистическая, не менее значительная, чем «литература вымысла», только созданная иными путями, иначе отражается в ней правда жизни, иначе строятся характеры, композиция и т. д. В художественно-документальном произведении факты жизни не копируются, а отбираются с позиций определенного мировоззрения и пропускаются через личностное сознание писателя — художественно воссоздаются.
Документальная проза весьма многообразна в своих жанровых проявлениях. Один из жанров документального повествования — исследование исторических событий, воссоздание истории с помощью свидетельств очевидцев, документов. Такова повесть известного писателя Ежи Путрамента (род. в 1910 г.) «20 июля…» (1973 г.). Она рассказывает о покушении на Гитлера 20 июля 1944 г.
И в этом произведении Путрамент остался верен самому себе, главной теме своего творчества — исследованию психологических решений и нравственных реакций людей, непосредственно причастных к политическому механизму истории. В эпилоге книги сказано: «Ритм и масштабы событий, происходивших 20 июля 1944 года, словно бы предопределены драматургом. Избыток комментариев здесь был бы ошибкой. Факты сами представали перед объективом, сохраняя драматическую перспективу. Необходимы сдержанность комментария и простота композиции, чтобы во всей полноте раскрылся весь драматизм происшедшего».
Действие повести протекает стремительно. В ней нет развернутой картины заговора, исторического фона, подробных объяснений. Писатель прослеживает всего лишь одни сутки — с утра 20 июля до рассвета 21 июля. В центре его внимания — мотивы поступков главным образом трех человек: основного исполнителя заговора полковника Штауффенберга, подложившего бомбу в кабинете Гитлера, генерала Фромма — несостоявшегося преемника фюрера, майора Ремера, вмешавшегося в события и спутавшего все карты заговорщиков. Путрамент показывает, что если Штауффенберг участвовал в заговоре по политическим и морально осознанным причинам, то такие циничные и трусливые гитлеровские генералы, как Фромм, целиком разделявшие гитлеровские убеждения и цели, желают лишь освободиться от «крайностей» фюрера.
В этой документальной повести Путрамент продолжил важную в польской литературе тему (успешно разработанную и самим Путраментом в беллетристических и очерковых произведениях) — изображение гитлеровца, военного преступника. Образ нациста в польской антифашистской прозе эволюционировал от эскизных зарисовок, запечатлевших палачей польского народа, до масштабных психологических портретов, созданных в 60—70-е годы, в том числе, как у Е. Путрамента, средствами документальной прозы.
Обращение к жанрам художественно-документальной прозы либо использование ее приемов в беллетристическом произведении характерно для многих писателей. Один из таких приемов, распространенный в польской прозе последних лет, — введение в повествование, наряду с вымышленными героями, подлинных исторических лиц. Тем самым как бы удостоверяется подлинность времени и места действия, вымышленные герои действуют на фоне подлинных исторических событий. Этот прием использован и у Збигнева Сафьяна в «Рассказе о 1944 годе» (1983 г.). В нем действует известный организатор польской культурной жизни в первые послевоенные годы Ежи Борейша, упоминаются многие писатели, которые в освобожденном в июле 1944 г. Люблине положили начало литературы народной Польши: Пшибось, Путрамент, Парандовский, Минкевич, Курылюк…
З. Сафьян (род. в 1922 г.), известный писатель и сценарист, чьи произведения получили немалую популярность и у нас (телевизионный сериал «Ставка больше чем жизнь», роман «Ничейное поле» и др.), любит прибегать к сенсационной или хотя бы с оттенком сенсации фабуле.
Напряженно развивается действие и в «Рассказе о 1944 годе», отразившем главную проблему творчества Сафьяна — проблему политического и морального выбора, которая встала перед многими поляками в годы войны, в первые дни освобождения страны. Подлинным историзмом проникнуто повествование о политических событиях того времени, об узловом моменте польской истории, связанном со становлением у значительной части поляков новых, демократических и социалистических взглядов и убеждений. Процесс этот З. Сафьян прослеживает на судьбе писателя Ежи Келлерта, «либерала старого закала», по его самоопределению, которого захватил пафос революции, «задача созидания на пустом месте», а также судьбах Тадеуша, Иоанны, задумывающихся о своем месте в жизни.
Первые дни свободы были бурным временем, полным ожесточенных споров, напряженного труда, вылазок контрреволюционных банд. В небольшом по объему произведении Сафьяна передана эта атмосфера, сложность социально-политических противоречий в освобождающейся от немецкой оккупации Польше, трагедия польских юношей, участников антифашистской борьбы в рядах Армии Крайовой, обманутых ее реакционным руководством. Патриотический порыв молодежи был использован польской реакцией в своих корыстных классово-политических целях. Разработанный главарями Армии Крайовой план «Буря» (о нем упоминается в рассказе) предусматривал реставрацию силами АК буржуазно-помещичьей власти после разгрома немецких оккупантов Советской Армией, перед которой отряды АК должны были предстать как «полнокровные хозяева своей земли».
В рядах АК было немало искренних патриотов, молодых людей, желавших сражаться с гитлеровцами и не разбиравшихся в грязной политической игре командования. В «Рассказе о 1944 годе» командир отряда АК обрекает на гибель себя и весь отряд, но отказывается совместно с советскими частями прорваться из немецкого окружения. «Почему нам не позволили сражаться? Во имя чего майор отказался действовать сообща с русскими?» Для умирающего от ран Тадеуша этот вопрос остался без ответа. Но он очевиден для героя повести — писателя Келлерта, ставшего на новый путь.
60—70-е годы отмечены значительными достижениями польской деревенской прозы. Талантливым ее представителем является Веслав Мысливский (род. в 1932 г.), автор ряда повестей о жизни польской деревни и недавно изданного романа «Камень на камне» (1984 г.) — обширного полотна, рисующего жизнь польского крестьянина, социальные и этические конфликты в деревне за последние пятьдесят лет. И в повести «Голый сад» (1967 г.) Мысливскому удалось художественно ярко воплотить свою мысль о том, что в судьбе польского крестьянина «заключен синтез классового опыта многих поколении крестьян, в котором аккумулировалась общезначимая житейская мудрость. В ней содержится почти вся система проверенных опытом поколений социальных, философских ценностей, которые, перерастая свои исторические рамки, являются ценностями сегодняшнего и завтрашнего дня, являются ценностями общечеловеческими».
Повесть — один из наиболее распространенных и популярных жанров в современной польской литературе. Как, впрочем, и в советской, и в других литературах, социалистических стран. Повесть, как и рассказ, жанр оперативный, емкий и компактный, быстро откликающийся на новые веяния в общественной жизни, на новые художественные идеи. Но причина успеха «малых» прозаических жанров не только в их оперативности. Размышляя недавно о повести, как ведущем жанре русской литературы XX века, известный советский литературовед Д. С. Лихачев писал: «…повесть и рассказ осмысляют свое время открыто…»
«Открытость» осмысления жизни во многом объясняет и авангардную роль повести и рассказа в современной польской прозе. Но между повестью и романом, повестью и рассказом нет ни антагонизма, ни жестких жанровых перегородок. Польские критики часто называют современную повесть микророманом, подчеркивая ее близость роману. Повесть перенимает у романа присущий тому большой объем жизненных коллизий. Это достигается повышением удельного веса ассоциативности, внутреннего монолога, документальной основы, символических деталей, изображением мира через восприятие героя, словом, использованием приемов, которые позволяют на относительно небольшом пространстве запечатлеть существенные стороны прошлого и настоящего, тенденции движения жизни в будущем, дать им авторскую оценку.
Эти черты характерны и для произведений, публикуемых в сборнике. Написанные признанными мастерами польской прозы, в основном в 70-е годы, «листки из великой книги жизни» (как назвал повесть В. Г. Белинский) показывают социально-исторические и нравственные жизненные коллизии, исследуют многосторонние связи человека с действительностью.
Книга открывается двумя рассказами замечательного художника слова Ярослава Ивашкевича (1894—1980). Прошло несколько лет со дня смерти писателя, и с каждым годом значение его творчества для развития польской литературы становится все более ощутимым. Творческое наследие Ивашкевича продолжает пополняться: публикуются новые, неизвестные ранее произведения — и завершенные, но не успевшие увидеть свет при жизни писателя, и юношеские, и неоконченные. Произведения Ивашкевича продолжают жить в общественном сознании и даже задавать тон современной польской реалистической прозе.
Лирико-философское видение мира и тончайший психологизм его героев — отличительные черты прозы Ивашкевича — в полной мере присущи и рассказам «Билек» (1977 г.; опубликован в 1979 г.) и «Мартовский день» (1966 г.; опубликован в 1985 г.). Эти рассказы, как и все последние произведения писателя, написаны в элегической тональности, в них звучит завораживающая мелодия осени, перекликающаяся с шопеновской музыкой, столь любимой Ивашкевичем. «Мазурки Шопена… — писал он в рассказе «Билек», — объединяет общее настроение, и оно сообщает им очарованье осени». Рассказы Ивашкевича — о быстротекущей жизни и о неумолимости смерти. Уходит в прошлое мир пана Игнация, героя рассказа «Билек», рвутся последние нити, связывающие его с жизнью: умирает Билек, лошадь, к которой он был привязан как к человеку, исчезает из дома картина «Купание коней», с которой пан Игнаций многие годы коротал одиночество.
Незаметно появляется философская символика и в очень простом, бесхитростном рассказе «Мартовский день». Его горой, тринадцатилетний Марцин, радуется проснувшейся от зимнего сна природе, жаворонку в небе, журчанью ручья, неудержимо мчащемуся коню, опьяненному чистым весенним воздухом, — радуется жизни. Но и Марцина коснулась полоса тени, ощущение непрочности и скоротечности бытия — в этот солнечный весенний день умирает его дед, единственный близкий ему человек.
Грусть рассказов Ивашкевича — светлая, она соседствует о любовью к людям, с радостным и удивленным отношением к каждому мгновению жизни, которое писатель умеет запечатлеть в слове. И, как всегда у Ивашкевича, мир внутренних переживаний героев важнее фабулы, как всегда на первом плане достоверная, убедительная психологическая мотивировка решений, поступков, мыслей персонажей.
Совсем иной тип психологической прозы представляют собой произведения Станислава Дыгата (1914—1978). В них часто варьируется один и тот же герой, его биография, стремления, иллюзии, размышления. Это, как правило, рефлектирующий интеллигент, стремящийся осознать свою человеческую сущность, определить свои координаты в окружающем мире. Герой-повествователь у Дыгата при этом беспощаден к себе, он сам себя разоблачает, обнажает свою истинную, обычно весьма малопривлекательную суть. Цель такого писательского приема — скрупулезный анализ человеческого самосознания, восприимчивости человека к психологически фальшивым ситуациям. Проблема «маски» — автоматизма жизненных стереотипов поведения — всегда была в центре внимания С. Дыгата.
Характерна в этом смысле и повесть «Вокзал в Мюнхене» (1973 г.). В ней повторяются и варьируются главные мотивы первого романа писателя «Боденское озеро» (1946 г.), повести «Карнавал» (1968 г.: по-русски издана в 1969 и 1971 гг.) и других его произведений. Плотность изображения достигается здесь смешением временных пластов. Начало действия — конец 60-х — 70-е годы. Герой повести, польский писатель, в ожидании варшавского поезда на Мюнхенском вокзале наблюдая вокзальную суету, вспоминает разные события своей жизни. Ему припоминается флирт тридцатилетней давности с молодой француженкой Леонтиной во время войны, в лагере для интернированных иностранцев в Констанце на Боденском озере. Как и Сюзанна в романе «Боденское озеро», Леонтина в «Вокзале в Мюнхене» экзальтированно влюблена в «страдалицу Польшу», а заодно и в ее представителя, не скупящегося на красивые возвышенно-патриотические фразы о «польской судьбе». Тридцать лет спустя в Мюнхене герой снова использует национально-романтическую «маску» в любовной игре с молодой девушкой Николь (сходная психологическая ситуация сконструирована и в повести «Карнавал»), которая увлечена Польшей и всем, что связано с ней.
Верный своей художественной манере, С. Дыгат и в этой своей повести создает выразительный образ антигероя, и это позволяет ему не только найти новые ракурсы проблемы «маски», проанализировать — психологически достоверно — поведение человека и его реакции на различные явления действительности, но и дать острые сатирические зарисовки негативных явлений этой действительности в Польше 60—70-х годов. Наблюдая на мюнхенском вокзале делегацию польских актеров, участников кинофестиваля, герой размышляет о жизни своих соотечественников, о своей писательской карьере. Эти размышления написаны в духе лучших традиций польской сатирической прозы. Через героя-повествователя писатель обличает карьеризм, конформизм, лицемерие в его окружении, высмеивая в то же время и самого героя — его притворство, неспособность сбросить однажды надетую маску и быть самим собой.
Дыгат осуждает духовный инфантилизм своих героев, их пассивность; в жизни человека, утверждает он, необходимы истинные чувства, высокие стремления, мечты. Именно этот нравственно-философский лейтмотив, не всегда сразу различимый, порой приглушенный ироническо-сатирическими интонациями, отличает все творчество Дыгата и объясняет его широкую популярность у читателя.
Одна из заметных тенденций в современной польской литературе — расцвет художественно-документальной прозы. И если автор ее — подлинный художник, то это проза реалистическая, не менее значительная, чем «литература вымысла», только созданная иными путями, иначе отражается в ней правда жизни, иначе строятся характеры, композиция и т. д. В художественно-документальном произведении факты жизни не копируются, а отбираются с позиций определенного мировоззрения и пропускаются через личностное сознание писателя — художественно воссоздаются.
Документальная проза весьма многообразна в своих жанровых проявлениях. Один из жанров документального повествования — исследование исторических событий, воссоздание истории с помощью свидетельств очевидцев, документов. Такова повесть известного писателя Ежи Путрамента (род. в 1910 г.) «20 июля…» (1973 г.). Она рассказывает о покушении на Гитлера 20 июля 1944 г.
И в этом произведении Путрамент остался верен самому себе, главной теме своего творчества — исследованию психологических решений и нравственных реакций людей, непосредственно причастных к политическому механизму истории. В эпилоге книги сказано: «Ритм и масштабы событий, происходивших 20 июля 1944 года, словно бы предопределены драматургом. Избыток комментариев здесь был бы ошибкой. Факты сами представали перед объективом, сохраняя драматическую перспективу. Необходимы сдержанность комментария и простота композиции, чтобы во всей полноте раскрылся весь драматизм происшедшего».
Действие повести протекает стремительно. В ней нет развернутой картины заговора, исторического фона, подробных объяснений. Писатель прослеживает всего лишь одни сутки — с утра 20 июля до рассвета 21 июля. В центре его внимания — мотивы поступков главным образом трех человек: основного исполнителя заговора полковника Штауффенберга, подложившего бомбу в кабинете Гитлера, генерала Фромма — несостоявшегося преемника фюрера, майора Ремера, вмешавшегося в события и спутавшего все карты заговорщиков. Путрамент показывает, что если Штауффенберг участвовал в заговоре по политическим и морально осознанным причинам, то такие циничные и трусливые гитлеровские генералы, как Фромм, целиком разделявшие гитлеровские убеждения и цели, желают лишь освободиться от «крайностей» фюрера.
В этой документальной повести Путрамент продолжил важную в польской литературе тему (успешно разработанную и самим Путраментом в беллетристических и очерковых произведениях) — изображение гитлеровца, военного преступника. Образ нациста в польской антифашистской прозе эволюционировал от эскизных зарисовок, запечатлевших палачей польского народа, до масштабных психологических портретов, созданных в 60—70-е годы, в том числе, как у Е. Путрамента, средствами документальной прозы.
Обращение к жанрам художественно-документальной прозы либо использование ее приемов в беллетристическом произведении характерно для многих писателей. Один из таких приемов, распространенный в польской прозе последних лет, — введение в повествование, наряду с вымышленными героями, подлинных исторических лиц. Тем самым как бы удостоверяется подлинность времени и места действия, вымышленные герои действуют на фоне подлинных исторических событий. Этот прием использован и у Збигнева Сафьяна в «Рассказе о 1944 годе» (1983 г.). В нем действует известный организатор польской культурной жизни в первые послевоенные годы Ежи Борейша, упоминаются многие писатели, которые в освобожденном в июле 1944 г. Люблине положили начало литературы народной Польши: Пшибось, Путрамент, Парандовский, Минкевич, Курылюк…
З. Сафьян (род. в 1922 г.), известный писатель и сценарист, чьи произведения получили немалую популярность и у нас (телевизионный сериал «Ставка больше чем жизнь», роман «Ничейное поле» и др.), любит прибегать к сенсационной или хотя бы с оттенком сенсации фабуле.
Напряженно развивается действие и в «Рассказе о 1944 годе», отразившем главную проблему творчества Сафьяна — проблему политического и морального выбора, которая встала перед многими поляками в годы войны, в первые дни освобождения страны. Подлинным историзмом проникнуто повествование о политических событиях того времени, об узловом моменте польской истории, связанном со становлением у значительной части поляков новых, демократических и социалистических взглядов и убеждений. Процесс этот З. Сафьян прослеживает на судьбе писателя Ежи Келлерта, «либерала старого закала», по его самоопределению, которого захватил пафос революции, «задача созидания на пустом месте», а также судьбах Тадеуша, Иоанны, задумывающихся о своем месте в жизни.
Первые дни свободы были бурным временем, полным ожесточенных споров, напряженного труда, вылазок контрреволюционных банд. В небольшом по объему произведении Сафьяна передана эта атмосфера, сложность социально-политических противоречий в освобождающейся от немецкой оккупации Польше, трагедия польских юношей, участников антифашистской борьбы в рядах Армии Крайовой, обманутых ее реакционным руководством. Патриотический порыв молодежи был использован польской реакцией в своих корыстных классово-политических целях. Разработанный главарями Армии Крайовой план «Буря» (о нем упоминается в рассказе) предусматривал реставрацию силами АК буржуазно-помещичьей власти после разгрома немецких оккупантов Советской Армией, перед которой отряды АК должны были предстать как «полнокровные хозяева своей земли».
В рядах АК было немало искренних патриотов, молодых людей, желавших сражаться с гитлеровцами и не разбиравшихся в грязной политической игре командования. В «Рассказе о 1944 годе» командир отряда АК обрекает на гибель себя и весь отряд, но отказывается совместно с советскими частями прорваться из немецкого окружения. «Почему нам не позволили сражаться? Во имя чего майор отказался действовать сообща с русскими?» Для умирающего от ран Тадеуша этот вопрос остался без ответа. Но он очевиден для героя повести — писателя Келлерта, ставшего на новый путь.
60—70-е годы отмечены значительными достижениями польской деревенской прозы. Талантливым ее представителем является Веслав Мысливский (род. в 1932 г.), автор ряда повестей о жизни польской деревни и недавно изданного романа «Камень на камне» (1984 г.) — обширного полотна, рисующего жизнь польского крестьянина, социальные и этические конфликты в деревне за последние пятьдесят лет. И в повести «Голый сад» (1967 г.) Мысливскому удалось художественно ярко воплотить свою мысль о том, что в судьбе польского крестьянина «заключен синтез классового опыта многих поколении крестьян, в котором аккумулировалась общезначимая житейская мудрость. В ней содержится почти вся система проверенных опытом поколений социальных, философских ценностей, которые, перерастая свои исторические рамки, являются ценностями сегодняшнего и завтрашнего дня, являются ценностями общечеловеческими».