— Сколько угодно. — Бильбо сам изумился своему ответу. Он направился в погреб и до краев наполнил пивом пинтовую кружку, потом заглянул в кладовку и прихватил два чудесных пирога с тмином, которые собственноручно испек себе на вечер.
Балин и Двалин, сидя в зале, болтали как закадычные друзья (по правде сказать, они были братьями). Бильбо поставил на стол пиво и тарелку с пирогами, и тут колокольчик прозвонил дважды подряд.
«Теперь-то уж наверняка Гэндальф», — подумал Бильбо, подбегая к двери. Однако он вновь обманулся в своих ожиданиях. Едва дверь отворилась, в прихожую впрыгнули два гнома — оба в голубых плащах, подпоясанных серебряными кушаками. Бороды у них были цвета соломы, в руках они держали мешки с инструментами и лопаты. Бильбо решил ничему не удивляться.
— Чем могу быть полезен, добрые господа? — спросил он.
— Кили, к вашим услугам, — сказал один гном.
— И Фили, — прибавил второй. Оба сняли плащи и поклонились.
— Очень приятно. Бильбо Торбинс. — Хоббит наконец-то вспомнил о хороших манерах.
— Я вижу, Балин и Двалин уже здесь, — проговорил Кили. — Компания собирается.
«Компания? — мысленно повторил господин Торбинс. — Ох, что-то мне это совсем не нравится. Пожалуй, стоит посидеть в уголке, чего-нибудь выпить и поразмыслить».
Едва он приложился к кружке — четверо гномов тем временем, рассевшись вокруг стола, говорили о рудниках и о золоте, о схватках с гоблинами и о драконах, и о чем-то еще, совершенно непонятном простому хоббиту, о чем-то явно приключенистом, — колокольчик залился снова, да так звонко, будто его пытался оторвать какой-нибудь негодный хоббитенок.
— Похоже, сразу четверо, — заметил Фили. — Ну да, мы же видели их по дороге.
Бедный хоббит выбежал в прихожую и сел прямо на пол, обхватив голову руками. Да что же это такое? Неужели они все останутся на обед? Колокольчик затрезвонил снова, еще громче, и Бильбо пошел открывать. Гостей оказалось не четверо, а пятеро. Стоило лишь приоткрыть дверь, как все очутились внутри. Друг за другом они кланялись и произносили: «К вашим услугам». Новоприбывших гномов звали Дори, Нори, Ори, Оин и Глоин. Вскоре два малиновых плаща, серый, коричневый и белый уже висели на крючках, а хозяева плащей направились в залу. И в самом деле компания. Кто заказал эль, кто — портер, кто — кофе, и все в один голос потребовали пирогов. Некоторое время хоббит был очень занят.
К очагу поставили большой кувшин с кофе; пироги с тмином кончились, и гномы принялись за лепешки с маслом. И тут раздался громкий стук. Кто-то грубо колотил палкой — бум-бум-бум! — по чудесной зеленой двери.
Бильбо разозлился и вместе с тем окончательно запутался — такого бестолкового дня у него еще не бывало. Он побежал открывать. Когда дверь распахнулась, в прихожую, устроив кучу малу. ввалились четверо гномов. А на пороге, опираясь на свой неизменный посох, стоял довольный Гэндальф. На двери красовалась глубокая вмятина, однако знак, начертанный магом накануне, чудесным образом исчез.
— Осторожнее, господин Торбинс, — укорил чародей. — Да полно, ты ли это, Бильбо? Сперва держишь друзей на пороге, а потом без предупреждения отпираешь… Позволь представить тебе Бифура, Бофура, Бомбура и, конечно, Торина.
— К вашим услугам, — хором произнесли Бифур, Бофур и Бомбур, став рядком.
Гномы повесили на свободные крючки два желтых плаща, светло-зеленый и небесно-голубой с длинной серебряной кисточкой. Последний плащ принадлежал Торину, очень важному гному, который был не кем иным, как великим Торином Дубовым Щитом собственной персоной. Торин явно гневался — должно быть, из-за того, что вошел в дом столь неподобающим образом, да еще оказался в самом низу, под Бифуром, Бофуром и толстяком Бомбуром. Поначалу он хранил мрачное молчание, но когда господин Торбинс в сотый раз извинился, Торин сменил гнев на милость, пробормотал: «Забудем об этом», — и перестал хмуриться.
— Все в сборе, — сказал Гэндальф, бросив взгляд на плащи на крючках. — Веселая подобралась компания! Надеюсь, опоздавшие голодными не останутся? Что там у нас есть? Чай? Нет, благодарю. Мне, пожалуй, немного красного вина.
— И мне тоже, — поддержал Торин.
— А мне малиновый джем и яблочный пирог, — прибавил Бифур.
— А мне сладкий пирог с сыром, — заказал Бофур.
— А мне пирог со свининой и салат, — заявил Бомбур.
— А нам еще пирогов, эля и кофе! — закричали остальные гномы.
Бильбо поплелся в кладовку.
— Будь добр, прихвати еще пару яиц! — крикнул ему вслед Гэндальф. — И не забудь холодного цыпленка и солений всяких!
«Похоже, он знает содержимое моих кладовых не хуже меня самого!» — подумал окончательно сбитый с толку господин Торбинс. Неужели это и есть то приключение, о котором говорил чародей? Собирая и ставя на подносы бутыли и блюда, стаканы и тарелки, столовые приборы и еду, хоббит запарился, его лицо побагровело от беготни. Наконец он рассердился.
— Что за противный народ эти гномы! — громко сказал он. — Нет чтобы помочь!
И тут дверь в кладовку распахнулась. На пороге появились Балин с Двалином, Фили и Кили. Не успел хоббит ахнуть, как они вырвали у него из рук подносы и помчались обратно в залу, прихватив по дороге два маленьких столика из прихожей — так, на всякий случай.
Гэндальф уселся во главе стола в окружении тринадцати гномов, а Бильбо примостился на табуретке у очага. Он грыз печенье (как ни странно, весь его аппетит куда-то исчез) и притворялся, довольно безуспешно, что происходящее ему не в диковинку, что он давно к такому привык. Гномы ели и ели, говорили и говорили, а время шло. Наконец они отвалились от стола. Бильбо встал, чтобы собрать тарелки.
— Полагаю, вы отужинаете со мной? — осведомился он самым вежливым тоном, на какой только был способен.
— Конечно, — отозвался Торин. — О деле можно потолковать и вечером, а сейчас неплохо бы музыку послушать… Ну-ка, раз-два!
Сам он остался сидеть за столом и продолжал о чем-то беседовать с Гэндальфом, а остальные гномы дружно вскочили. Соорудив из грязной посуды высокие колонны, каждая из которых была увенчана бутылкой, они устремились с ними на кухню, а бедный хоббит бегал вокруг, испуганно попискивая: «Пожалуйста, осторожнее! Не беспокойтесь, я сам!» Потешаясь над ним, гномы запели:
Конечно, ничего столь ужасного они не учинили; пока несчастный хоббит вертелся, как угорь, посреди кухни, пытаясь разглядеть, что же, собственно, происходит, вся посуда была вымыта и расставлена по полкам в целости и сохранности, и все это было сделано в мгновение ока. Потом все вернулись в залу и увидели, что Торин, положив ноги на каминную решетку, сидит с трубкой во рту. Он выпускал толстые кольца дыма, которые разбегались по комнате, какое куда по желанию Торина: ползли вверх по камину, забирались за часы на полке, прятались под стол или просто кружили под потолком; но передвигались они слишком медленно, чтобы ускользнуть от Гэндальфа. Пых! — чародей пыхнул своей коротенькой глиняной трубочкой, выпустил колечко дыма, и оно прошмыгнуло сквозь все Ториновы кольца. Затем позеленело, вернулось к магу и затрепетало над его головой. А так как он был уже весь в кольцах дыма, то вид имел какой то нездешний, даже колдовской. Бильбо стоял и смотрел как зачарованный — ему тоже нравилось пускать кольца; и вдруг он покраснел, вспомнив, что еще вчера гордился своими жалкими колечками.
— Теперь музыка, — заявил Торин. — Несите инструменты.
Гномы побежали в прихожую. Кили и Фили порылись в своих мешках и достали маленькие скрипки; Дори, Нори и Ори извлекли из-под плащей флейты; Бомбур прикатил барабан; Бифур и Бофур вернулись с кларнетами, которые, видимо, оставили там же, в прихожей, вместе с дорожными посохами. Двалин и Балин произнесли хором: «Извините, я мигом». А Торин, повернувшись к ним, попросил: «Тогда принесите и мне». Они принесли две виолы, каждая размерами с гнома, и Торинову арфу, завернутую в зеленую ткань. Это была чудесная золотая арфа; едва Торин тронул ее струны, зазвучала музыка, неожиданно столь прекрасная, что Бильбо забыл обо всем на свете и будто очутился в диковинных землях под неведомым светилом, далеко-далеко от Приречья и от своей драгоценной Торбы-на-Круче.
Снаружи уже наступили сумерки, а гномы все играли и играли, и на стене в такт музыке раскачивалась бородатая тень Гэндальфа.
Стало совсем темно, огонь в очаге погас, а гномы продолжали играть. И вдруг запели — один начал, вскоре к нему присоединились и остальные; так пели их предки в своих пещерах. Вот что пели гномы (если, конечно, стихи без музыки можно назвать песней):
Пока гномы пели, хоббиту чудилось, будто в него исподволь вливается любовь к прекрасным вещам, рукотворным или сотворенным чародейством, яростная и ревнивая любовь, вечная мука гномьих сердец. И внезапно в нем пробудилась унаследованная от Ту ков тяга к странствиям, и он возжелал отправиться в путь вместе с гномами, захотел увидеть воочию Великие Горы, услышать шелест сосен и грохот водопадов, спускаться в пещеры, носить вместо дубинки меч… Бильбо посмотрел в окно. Над темным лесом сверкали звезды, напомнившие хоббиту самоцветные каменья гномов. Вдруг в лесу взметнулось пламя — наверно, кто-то разжег костер, — и Бильбо подумалось, что это дракон, который летит сюда, чтобы спалить Кручу. Он вздрогнул и вновь стал самим собой — прежним господином Торбинсом из Торбы-на- Круче. (Должно быть, вы уже догадались, что Бильбо только притворялся обыкновенным хоббитом — и перед другими, и перед собой: на самом-то деле всякие небылицы, вроде тех, что приносил в Хоббитанию Гэндальф, были ему куда милее житейских забот да повседневных хлопот.
Он поднялся. Вообще-то радушному хозяину следовало принести лампу — а внутренний голос упорно советовал уйти из комнаты, якобы за лампой, и больше не возвращаться, пока гномы не уберутся восвояси. В конце концов, можно спрятаться в погребе за пивными бочонками… Неожиданно Бильбо осознал, что музыка стихла и что все гномы внимательно глядят на него, а их глаза светятся во мраке.
— Куда вы собрались? — спросил Торин таким тоном, словно разгадал намерения хоббита.
— Как насчет света? — просительно промолвил Бильбо.
— Нам нравится темнота! — загалдели гномы. — Темные дела надо делать в темноте. Самое время, покамест не рассвело.
— Как скажете. — Бильбо торопливо сел. Но поскольку садился он наугад, то промахнулся и вместо стула уселся на каминную решетку. Раздался грохот, на пол упали кочерга и совок.
— Тсс! — прошипел Гэндальф. — Пусть говорит Торин.