— Да сунулся было к вам, вас нет. Я — сюда. Может быть, это против военных правил?
— Пустяки, — рассмеялся Полянский, — полюбуйтесь нашим хозяйством. Бальный зал готовим для господ красных. Чтобы удобнее, знаете, танцевать под пулеметом…
— Почтеннейший Георгий Петрович, вы уже простите мою штатскую психологию. Я ведь к вам за советом. Только лично для себя. Правда что говорят о движении красных? У меня казенные суммы, так видите ли, может быть, лучше в казначейство сдать?
Нахмурился Полянский.
— И ты малодушничаешь… По секрету могу сообщить, что положение, конечно, серьезное… Но непосредственной опасности, разумеется, нет. Плюньте вы на эти слухи и на тех, кто их распространяет. Если что, я всегда сумею вас известить. Продолжайте свою работу и не беспокойтесь…
— Ну, очень благодарен, — ободрился Решетилов, — очень извиняюсь, что оторвал вас от дела…
Полянский любезно откозырнул, повернулся молодцевато к работавшим.
За углом, перед Решетиловым Малинин.
Лицо серое, обрюзгшее, толстые щеки мешками повисли. Спешит.
Взглянул недоверчиво:
— Вы здесь зачем?
— Да вот, толковал с Георгием Петровичем…
— А-а, — рассеянно протянул, — ну… и что?
— Да у меня ничего, а вообще-то новости, кажется, есть?
— А что? — схватился Малинин.
— Слухи всякие панические о красных, о гибели роты…
— А, да, да… это очень неприятно…
— Говорят, Иван Николаевич, у нас даже расстрелять кого-то принуждены были?
Грубо, вызывающе:
— Откуда вы знаете?
— Да хозяйка моя чего-то болтала…
Малинин съежился, забегал глазами.
— Да сунулся было к вам, вас нет. Я — сюда. Может быть, это против военных правил?
— Пустяки, — рассмеялся Полянский, — полюбуйтесь нашим хозяйством. Бальный зал готовим для господ красных. Чтобы удобнее, знаете, танцевать под пулеметом…
— Почтеннейший Георгий Петрович, вы уже простите мою штатскую психологию. Я ведь к вам за советом. Только лично для себя. Правда что говорят о движении красных? У меня казенные суммы, так видите ли, может быть, лучше в казначейство сдать?
Нахмурился Полянский.
— И ты малодушничаешь… По секрету могу сообщить, что положение, конечно, серьезное… Но непосредственной опасности, разумеется, нет. Плюньте вы на эти слухи и на тех, кто их распространяет. Если что, я всегда сумею вас известить. Продолжайте свою работу и не беспокойтесь…
— Ну, очень благодарен, — ободрился Решетилов, — очень извиняюсь, что оторвал вас от дела…
Полянский любезно откозырнул, повернулся молодцевато к работавшим.
За углом, перед Решетиловым Малинин.
Лицо серое, обрюзгшее, толстые щеки мешками повисли. Спешит.
Взглянул недоверчиво:
— Вы здесь зачем?
— Да вот, толковал с Георгием Петровичем…
— А-а, — рассеянно протянул, — ну… и что?
— Да у меня ничего, а вообще-то новости, кажется, есть?
— А что? — схватился Малинин.
— Слухи всякие панические о красных, о гибели роты…
— А, да, да… это очень неприятно…
— Говорят, Иван Николаевич, у нас даже расстрелять кого-то принуждены были?
Грубо, вызывающе:
— Откуда вы знаете?
— Да хозяйка моя чего-то болтала…
Малинин съежился, забегал глазами.