— И вообще, навести порядочек! — сказал он, закуривая папиросу.
Рядом с лейтенантом, в одном окопе, находился рядовой Сизов, рослый, широкоплечий туляк, добродушный и в то же время очень упрямый человек.
— С немецким пулеметом обращаться умеете? — спросил его командир.
— А что же, могу, — ответил Сизов.
Терехин указал на трофейный пулемет:
— С этой машинкой будете прикрывать выход. Немцы, наверное, попытаются отрезать нас с тыла, а вы их не пустите. Ясно?
— Так точно! Ясно.
Отбив атаку батальона, немцы сосредоточили теперь весь свой огонь и всю свою ярость на группе Терехина. Они рассчитывали быстро покончить, с этой небольшой, оторванной от своих главных сил группой советских бойцов. И около полудня предприняли лобовую атаку. Но пулеметы, толково расставленные лейтенантом, и железная выдержка гвардейцев разрушили планы самонадеянного противника. Немцы откатились.
Терехин твердо решил держаться. Ведь было сделано самое главное: преодолены эти, казалось, непроходимые четыреста метров. Правда, удалось пройти немногим, но пусть один он с горсткой гвардейцев — все равно он будет держаться до конца, до последнего.
Так думали и бойцы. Даже если бы им пришлось здесь умирать, они все равно не ушли бы отсюда.
В сумерках немцы стали со всех сторон подбираться к окопам, в которых засели гвардейцы. Против обыкновения они не зажигали ракет. Они подбирались в потемках, и время от времени из мрака доносились слова на ломаном русском языке:
— Сдавайтесь, вы окружены, сопротивление бесполезно.
Они действительно пытались совсем окружить гвардейцев, зайти с тыла, чтобы отрезать единственный выход в лощину, но Сизов, помня наказ своего командира, ударил из трофейного пулемета, веером рассыпая пули, и замкнуть кольцо немцам не удалось. Тем не менее они продолжали выкрикивать:
— Сопротивление бесполезно. Сдавайтесь!
— Сейчас сдадимся, — насмешливо отвечали гвардейцы и подкрепляли ответ огнем автоматов.
Уже совсем стемнело, когда со стороны лощины к окопам подполз человек. Встретивший его Сизов признал в нем сержанта Тишкевича. Сержант тянул за собой катушку провода.
— Послан установить связь, — коротко доложил он младшему лейтенанту.
Через несколько минут в окопчике Терехина был установлен аппарат полевого телефона, а еще через минуту младший лейтенант услышал голос капитана:
— Терехин, молодец! Держись крепче. Ни шагу назад!
— Есть, ни шагу назад! — ответил младший лейтенант.
С телефоном ему стало как-то веселее. Теперь он уже не был один со своими орлами. Тоненькая телефонная проволока, протянутая сержантом, как бы приблизила к нему родной батальон.
Ночью никто из гвардейцев не сомкнул глаз. Едва заметив тень или услышав подозрительные шорохи, они открывали огонь, и немцам так и не удалось даже приблизиться к занятым советскими бойцами окопам.
— И вообще, навести порядочек! — сказал он, закуривая папиросу.
Рядом с лейтенантом, в одном окопе, находился рядовой Сизов, рослый, широкоплечий туляк, добродушный и в то же время очень упрямый человек.
— С немецким пулеметом обращаться умеете? — спросил его командир.
— А что же, могу, — ответил Сизов.
Терехин указал на трофейный пулемет:
— С этой машинкой будете прикрывать выход. Немцы, наверное, попытаются отрезать нас с тыла, а вы их не пустите. Ясно?
— Так точно! Ясно.
Отбив атаку батальона, немцы сосредоточили теперь весь свой огонь и всю свою ярость на группе Терехина. Они рассчитывали быстро покончить, с этой небольшой, оторванной от своих главных сил группой советских бойцов. И около полудня предприняли лобовую атаку. Но пулеметы, толково расставленные лейтенантом, и железная выдержка гвардейцев разрушили планы самонадеянного противника. Немцы откатились.
Терехин твердо решил держаться. Ведь было сделано самое главное: преодолены эти, казалось, непроходимые четыреста метров. Правда, удалось пройти немногим, но пусть один он с горсткой гвардейцев — все равно он будет держаться до конца, до последнего.
Так думали и бойцы. Даже если бы им пришлось здесь умирать, они все равно не ушли бы отсюда.
В сумерках немцы стали со всех сторон подбираться к окопам, в которых засели гвардейцы. Против обыкновения они не зажигали ракет. Они подбирались в потемках, и время от времени из мрака доносились слова на ломаном русском языке:
— Сдавайтесь, вы окружены, сопротивление бесполезно.
Они действительно пытались совсем окружить гвардейцев, зайти с тыла, чтобы отрезать единственный выход в лощину, но Сизов, помня наказ своего командира, ударил из трофейного пулемета, веером рассыпая пули, и замкнуть кольцо немцам не удалось. Тем не менее они продолжали выкрикивать:
— Сопротивление бесполезно. Сдавайтесь!
— Сейчас сдадимся, — насмешливо отвечали гвардейцы и подкрепляли ответ огнем автоматов.
Уже совсем стемнело, когда со стороны лощины к окопам подполз человек. Встретивший его Сизов признал в нем сержанта Тишкевича. Сержант тянул за собой катушку провода.
— Послан установить связь, — коротко доложил он младшему лейтенанту.
Через несколько минут в окопчике Терехина был установлен аппарат полевого телефона, а еще через минуту младший лейтенант услышал голос капитана:
— Терехин, молодец! Держись крепче. Ни шагу назад!
— Есть, ни шагу назад! — ответил младший лейтенант.
С телефоном ему стало как-то веселее. Теперь он уже не был один со своими орлами. Тоненькая телефонная проволока, протянутая сержантом, как бы приблизила к нему родной батальон.
Ночью никто из гвардейцев не сомкнул глаз. Едва заметив тень или услышав подозрительные шорохи, они открывали огонь, и немцам так и не удалось даже приблизиться к занятым советскими бойцами окопам.