Упоминалась также Иннерст, небольшая речка, протекавшая через находившийся недалеко от Ганновера замечательный старинный городок Хильдешейм.
Ожидавшая меня Хильда явно была встревожена.
— Где Хаген? — спросила она.
Я ответил, пожав плечами:
— Я прогуливался по берегу Иннерст, глядя на серебристые стрелы усачей, проплывавших мимо. Хаген держал в руке какую-то дубину. Он высоко поднял ее, и вода словно вскипела…
— Вода вскипела, — повторила Хильда, и волнение перехватило у нее горло.
— Что-то вынырнуло из воды… Не могу объяснить, что имен-но… Странный предмет, похожий на кисть руки с предплечьем; он казался нечетким, словно его окутывала туманная дымка. И эта рука схватила Хагена… Он не закричал, не стал вырываться, а медленно погрузился в воду вместе со своей дубиной. Поверхность воды разгладилась, и на ней не осталось никаких следов.
— Gott im Himmel!— простонала Хильда, не сводя безумный взгляд с моего лица.
Я чувствовал легкое жжение, словно кто-то коснулся моего лба горячими и страстными губами.
Священник впервые пристально посмотрел на своего бывшего одноклассника.
— Послушайте, Помель, с чего бы это Югенен стал так откровенничать с вами?
— Не знаю. Возможно, он объяснил свои мотивы на какой-нибудь из полностью испорченных страниц.
— А почему вы прислали мне эти обрывки текста?
Помель попытался изобразить улыбку, но у него получилась всего лишь жалкая гримаса.
— Основанием для этого, отец Транквиллен… Или все же вас лучше называть Даниелем Сорбом? Так вот, как сказал бы Тюрен, наш старый профессор философии, причина заключается в множественности…
Священник остановил его властным жестом.
— Тюрен был дураком, способным изрекать только пустые фразы; не пытайтесь подражать ему.
— Я пока и не пытаюсь, — пробормотал Помель. — Время для этого еще не пришло. А пока вместо ответа я могу только задать вопрос: насколько мы можем понять из откровений Пьера-Иуды, он, по-видимому, пользовался оккультной защитой какого-то мстительного существа? Но, какова была природа… Что это было за существо?
— У вас есть основания опасаться его? Или вы хотели бы познакомиться с ним поближе? — резким тоном поинтересовался отец Транквиллен.
Звякнул дверной колокольчик, и на прилавок облокотился вошедший посетитель, что избавило аптекаря от необходимости отвечать. Священник повернулся и молча, не попрощавшись, вышел под дождь. Быстро зашагав прочь, он остановился на повороте аллеи, обернулся и посмотрел на вывеску с надписью «Сладкая горечь».
— Вот как, значит?.. Добрый день, господин Помель!.. Ну, мы еще посмотрим!
Разумеется, он не знал, что в этот самый момент, человек, которому он адресовал эту угрозу, тоже посмотрел в его сторону, сопроводив этот взгляд тройным ругательством:
Упоминалась также Иннерст, небольшая речка, протекавшая через находившийся недалеко от Ганновера замечательный старинный городок Хильдешейм.
Ожидавшая меня Хильда явно была встревожена.
— Где Хаген? — спросила она.
Я ответил, пожав плечами:
— Я прогуливался по берегу Иннерст, глядя на серебристые стрелы усачей, проплывавших мимо. Хаген держал в руке какую-то дубину. Он высоко поднял ее, и вода словно вскипела…
— Вода вскипела, — повторила Хильда, и волнение перехватило у нее горло.
— Что-то вынырнуло из воды… Не могу объяснить, что имен-но… Странный предмет, похожий на кисть руки с предплечьем; он казался нечетким, словно его окутывала туманная дымка. И эта рука схватила Хагена… Он не закричал, не стал вырываться, а медленно погрузился в воду вместе со своей дубиной. Поверхность воды разгладилась, и на ней не осталось никаких следов.
— Gott im Himmel!— простонала Хильда, не сводя безумный взгляд с моего лица.
Я чувствовал легкое жжение, словно кто-то коснулся моего лба горячими и страстными губами.
Священник впервые пристально посмотрел на своего бывшего одноклассника.
— Послушайте, Помель, с чего бы это Югенен стал так откровенничать с вами?
— Не знаю. Возможно, он объяснил свои мотивы на какой-нибудь из полностью испорченных страниц.
— А почему вы прислали мне эти обрывки текста?
Помель попытался изобразить улыбку, но у него получилась всего лишь жалкая гримаса.
— Основанием для этого, отец Транквиллен… Или все же вас лучше называть Даниелем Сорбом? Так вот, как сказал бы Тюрен, наш старый профессор философии, причина заключается в множественности…
Священник остановил его властным жестом.
— Тюрен был дураком, способным изрекать только пустые фразы; не пытайтесь подражать ему.
— Я пока и не пытаюсь, — пробормотал Помель. — Время для этого еще не пришло. А пока вместо ответа я могу только задать вопрос: насколько мы можем понять из откровений Пьера-Иуды, он, по-видимому, пользовался оккультной защитой какого-то мстительного существа? Но, какова была природа… Что это было за существо?
— У вас есть основания опасаться его? Или вы хотели бы познакомиться с ним поближе? — резким тоном поинтересовался отец Транквиллен.
Звякнул дверной колокольчик, и на прилавок облокотился вошедший посетитель, что избавило аптекаря от необходимости отвечать. Священник повернулся и молча, не попрощавшись, вышел под дождь. Быстро зашагав прочь, он остановился на повороте аллеи, обернулся и посмотрел на вывеску с надписью «Сладкая горечь».
— Вот как, значит?.. Добрый день, господин Помель!.. Ну, мы еще посмотрим!
Разумеется, он не знал, что в этот самый момент, человек, которому он адресовал эту угрозу, тоже посмотрел в его сторону, сопроводив этот взгляд тройным ругательством: