Сидит, закинув ногу на ногу, слегка покачивая верхней, в такт негромкой музыке — «я свободна».
Не курит — на столе перед ней нет пепельницы и нет характерных жестов.
Макияж подобран грамотно, но явно кустарно нанесен, немного несимметричен, но это можно увидеть только когда свет от люстр падает прямо на лицо — финансовое положение скромное, работает в офисе, скорее всего секретаршей, так как нет начальственной осанки.
Угловатый подбородок оттенен потемнее тональным кремом, скулы наоборот осветлены. Губы накрашены светло-красной помадой, каждая визуально увеличена, сейчас мода на полногубых.
Нос немного, или как сейчас говорят, аристократично, длинный. Крылья ноздрей маленькие округлые и привычное видимо для нее, чуть высокомерное выражение лица — не дура, но и не гений, способна на двуличие, имеет о себе высокое мнение.
Прическа а-ля офис: волосы просто расчесаны, без всяких замысловатых кренделей, короткие, до плеч и имеют какой-то медный оттенок — временами бывает нетерпелива, не всегда обращает внимание на мелочи.
Клифт приталенный, подчеркивает узкую талию, темный, в светлую продольную полоску, телесные чулки, короткая темная юбка в «обтяг».
На охоте девушка, а не просто так пришла перед сном глотнуть спиртного. Я тоже вхожу в категорию мужчин, которой она интересуется. Правда, скорее всего по самой нижней планке. Такие дамочки на глаз определяют финансовое положение.
Ты ждешь, что я подойду. Но зачем? Вас таких было у меня уже достаточно. Из груди сам вышел тяжелый вздох. Бессмысленно. Лови дальше своего папика…
… Май выдался в этом году теплым. Проходя мимо корпусов больницы, я невольно оглянулся на серое здание моей бывшей школы. Окна спортзала горели приглушенным светом, доносилась музыка. Выпускной, что ли? Невольно в голову полезли картины моего собственного выпускного…
Из-за угла раздался противный гогот. Краса и гордость выпуска, — три кретина из ларца, одинаковы и тупы. Ноги сами замедлились, желание плюнуть на эту массовку вспыхнуло с новой силой.
Мимо пролетела стайка выпускниц, разодетых и накрашенных. Вот и Таня Степанова, первая красавица 9 «б», класса, нашего класса. Все они прошли, цокая высокими каблуками, оставляя за собой шлейф парфюма, а в мою сторону, как обычно, ноль внимания, фунт презрения.
На ногах, как будто гири, и в груди острое неприятие момента. Ему-то это зачем? Что отмечать? Единственным желанием было, поскорее покинуть эти стены и постараться выкинуть из памяти эти годы.
— Женя, а ты что здесь? — раздался сзади голос их классной руководительницы, тут же к лицу приливает жар, а слова застревают в горле. Лихорадочно пролетают мысли, но язык отказывается говорить.
— Я это… так…, - выдавил, слава богу, хоть что-то.
— Идем, там уже все наверно пришли, — мягко сказала женщина.
Судорожно киваю, плетусь следом. На входе в столовую классную перехватывает взвизгивающая орда одноклассниц, щебечущих вразнобой.
Пробираюсь к дальнему углу, заметив там более менее свободное пространство. Гомон стоит, как на вокзале, звякают тарелки, хохот. Света, страницу из дневника которой, помню до сих пор (она была посвящена одному лоху, который никак не может понять, что он лох, то есть обо мне), буквально висела на Коле из параллельного 9 «А» класса, и только присутствие учителей похоже, тормозило их от более смелого проявления чувств.
Во главе стола встали наша классная и директор. Головы отличниц сразу же повернулись к ним, не смотря ни на что. У них уже рефлекс, по ходу. Как у собак Павлова.
Шум немного стих, все более-менее приготовились слушать, шушукаясь впрочем, вполголоса.
— Дети, — начала Алла Петровна. — Сегодня вы вступаете в новую жизнь.
В груди заныла тоска, как всегда от таких торжественных, заученных речей.
Сидит, закинув ногу на ногу, слегка покачивая верхней, в такт негромкой музыке — «я свободна».
Не курит — на столе перед ней нет пепельницы и нет характерных жестов.
Макияж подобран грамотно, но явно кустарно нанесен, немного несимметричен, но это можно увидеть только когда свет от люстр падает прямо на лицо — финансовое положение скромное, работает в офисе, скорее всего секретаршей, так как нет начальственной осанки.
Угловатый подбородок оттенен потемнее тональным кремом, скулы наоборот осветлены. Губы накрашены светло-красной помадой, каждая визуально увеличена, сейчас мода на полногубых.
Нос немного, или как сейчас говорят, аристократично, длинный. Крылья ноздрей маленькие округлые и привычное видимо для нее, чуть высокомерное выражение лица — не дура, но и не гений, способна на двуличие, имеет о себе высокое мнение.
Прическа а-ля офис: волосы просто расчесаны, без всяких замысловатых кренделей, короткие, до плеч и имеют какой-то медный оттенок — временами бывает нетерпелива, не всегда обращает внимание на мелочи.
Клифт приталенный, подчеркивает узкую талию, темный, в светлую продольную полоску, телесные чулки, короткая темная юбка в «обтяг».
На охоте девушка, а не просто так пришла перед сном глотнуть спиртного. Я тоже вхожу в категорию мужчин, которой она интересуется. Правда, скорее всего по самой нижней планке. Такие дамочки на глаз определяют финансовое положение.
Ты ждешь, что я подойду. Но зачем? Вас таких было у меня уже достаточно. Из груди сам вышел тяжелый вздох. Бессмысленно. Лови дальше своего папика…
… Май выдался в этом году теплым. Проходя мимо корпусов больницы, я невольно оглянулся на серое здание моей бывшей школы. Окна спортзала горели приглушенным светом, доносилась музыка. Выпускной, что ли? Невольно в голову полезли картины моего собственного выпускного…
Из-за угла раздался противный гогот. Краса и гордость выпуска, — три кретина из ларца, одинаковы и тупы. Ноги сами замедлились, желание плюнуть на эту массовку вспыхнуло с новой силой.
Мимо пролетела стайка выпускниц, разодетых и накрашенных. Вот и Таня Степанова, первая красавица 9 «б», класса, нашего класса. Все они прошли, цокая высокими каблуками, оставляя за собой шлейф парфюма, а в мою сторону, как обычно, ноль внимания, фунт презрения.
На ногах, как будто гири, и в груди острое неприятие момента. Ему-то это зачем? Что отмечать? Единственным желанием было, поскорее покинуть эти стены и постараться выкинуть из памяти эти годы.
— Женя, а ты что здесь? — раздался сзади голос их классной руководительницы, тут же к лицу приливает жар, а слова застревают в горле. Лихорадочно пролетают мысли, но язык отказывается говорить.
— Я это… так…, - выдавил, слава богу, хоть что-то.
— Идем, там уже все наверно пришли, — мягко сказала женщина.
Судорожно киваю, плетусь следом. На входе в столовую классную перехватывает взвизгивающая орда одноклассниц, щебечущих вразнобой.
Пробираюсь к дальнему углу, заметив там более менее свободное пространство. Гомон стоит, как на вокзале, звякают тарелки, хохот. Света, страницу из дневника которой, помню до сих пор (она была посвящена одному лоху, который никак не может понять, что он лох, то есть обо мне), буквально висела на Коле из параллельного 9 «А» класса, и только присутствие учителей похоже, тормозило их от более смелого проявления чувств.
Во главе стола встали наша классная и директор. Головы отличниц сразу же повернулись к ним, не смотря ни на что. У них уже рефлекс, по ходу. Как у собак Павлова.
Шум немного стих, все более-менее приготовились слушать, шушукаясь впрочем, вполголоса.
— Дети, — начала Алла Петровна. — Сегодня вы вступаете в новую жизнь.
В груди заныла тоска, как всегда от таких торжественных, заученных речей.