Днем в ущелье зашли танк и саперная машина с катком впереди. Вечером они вернулись, таща на тросе «Камаз». Как «духи» протащили в конец ущелья грузовую машину, я не знаю, но после транспортировки «Камаза» танком, спасенное транспортное средство можно было только разобрать на запчасти. Видок у грузовика, после путешествия по крупным камням, был полуразобранный.
На следующий день пехота добралась до самого укрепрайона, и всем пришлось задержаться для зачистки территории. Там было столько складов и вооружения, что склады с боеприпасами взрывались на месте, стволы ДШК гнулись, затворы снимались, а сами пулеметы сбрасывались в пропасть. Не было возможности оттащить все трофеи в долину, больно горы Сафи Горо крутые….
Всего уничтожено около трехсот складов с минами и боеприпасами. Захвачены 54 ДШК, минометы, автоматы, медикаменты….
При возвращении на заставу, Троцевский припахал меня оформлять «Боевой листок», где нужно было описать результаты прошедшей «войны». Каждое подразделение должно было оформить свой вариант наглядной агитации. Старлей приказал, чтобы наш листок был лучший. Притащил цветные карандаши, кусок ватмана и всякие агитационные вырезки из журналов. Он поверил в мои графические таланты сразу после прибытия на пост. Узнал, что я могу писать тушью, и приказал нарисовать красивую табличку на стойку с оружием в казарме. Выдал кусочек ватмана, тушь и перо. Сказал, что нужно написать номера автоматов и, что ответственный старший лейтенант Троцевский. Вроде бы все просто, но я забыл, как звать нового командира, и пошел к штабу поправить свою память. Вдруг, слышу голос комбата….
— Троцкий! Зайди в штаб!
Здорово как! Вот все и выяснилось! Вписываю фамилию в табличку и очень довольный, я иду докладывать….
— Моя фамилия звучит не так! У тебя тридцать минут на исправление!
Надо же так зашариться! Вписал вместо фамилии, скажем так, псевдоним. Офицеры поста новому коллеге кличку дали.
Хорошо, что в техникуме я часто исправлял свои ошибки в чертежах. Берешь свежее лезвие бритвы и аккуратно срезаешь высохшую тушь с ватмана. Первое исправление почти незаметно, но мне пришлось срезать буквы два раза. После Троцкого, я обозвал его Троцетоковским….
— Издеваешься?!!! Десять минут на исправление, потом экипируешься и тридцать кругов вокруг крепости. Вперед!
Я все-таки успел. Самое главное, что удалось быстро узнать, как зовут моего командира, на самом деле….
Неожиданно, из кучи вырезок принесенных Троцевским, нашел графический рисунок десантника в рывке и с автоматом. Рисунок мне понравился, и я через стекло, на просвет перерисовал его в «Боевой листок», затем вписал, печатными буквами, туда же информацию по трофеям и результатам «войны». Нарисовал знамена по углам листа и пошел сдаваться….
— Хорошо. Теперь другой вопрос…. Майор приказал тебя к медали «За боевые заслуги» представить…. Пиши вот здесь свои данные и распишись. Нужно будет тебе какой-нибудь подвиг придумать, а то не пройдет…. Ладно! Завтра, на построении все объявят. Иди. Прикрепи листок возле ворот.
На утреннем построении 25 заставы был грандиозный разбор полетов. «Бамиан» на разные лады костерил радистов и грозил проспавшим проверочный вызов различными экзотическими карами, а в конце спича сообщил, что единственным, кто не спал, был я….
— Рядовой Кузнецов!
— Я!
— Выйти из строя!
— Есть!
— За проявленную в боевых условиях выучку и профессионализм, Вы будете представлены к награждению медалью «За боевые заслуги»!
— Служу Советскому Союзу!
— Встать в строй!
— Есть!
После окончания операции нас неожиданно отослали в Кабул. Нашу пятую батарею сменила четвертая. Просто, пришла одна батарея, а ушла другая.
В Кабуле, при разгрузке, я неожиданно ругнулся, и был на этом пойман моим командиром батареи, капитаном Кулаковым.
— Кузнецов! Ко мне!
— Есть!
— Тебе ругаться по сроку службы не положено.
— Забылся!
— Ну, тогда, держи! В лоб!
Не верилось мне, что «чилимы» нашего комбата сбивают эмаль с солдатской кружки…. Теперь поверил….
— Шлеп…. Это за встречу!
— Шлеп! Это за то, что меня забыл!
— Шлеп!!! Это за то, что забыл, что материться нельзя! Все! Иди, работай!
Ага! Работай! В голове звон, глаза в кучу съехались, а слезы, аж до ушей долетели! Хотя, это мне показалось, наверное.
Этот выход можно считать моей первой полноценной корректировкой, полноценным боевым выходом. Мои волнения за неделю до этого, когда я был приписан к дивизионной разведроте и, сев на броню, помчался по дороге на Джелалабад, оказались несколько преувеличенными. Рота оказалась в резерве штаба дивизии и в этот раз никуда не выходила. Несколько дней мы с Сашкой Колесниковым отсыпались, отъедались и культурно разлагались, смотря по два фильма за раз на стене местной крепости. Вскоре «война» закончилась, и мы вернулись в Кабул. Всегда бы так, но это вряд ли….
МИ-8 высадили нас в районе города Гардез, в трех километрах от горного кишлака. Нас, это четвертую роту «полтинника» и приписанную к ней корректировочную группу из пятой батареи артполка 103 ВДД. Старшего лейтенанта Троцевского, сержанта Александра Колесникова — нашего санинструктора, и меня, рядового Кузнецова И.Н.- старшего радиотелефониста, вьючного мула для перетаскивания железного ящика по имени коротковолновая радиостанция Р-107М. Вот всегда завидовал бойцам, которые расстреляв патроны и раскидав гранаты, бегали по горам налегке, но моя станция в процессе выхода в эфир нисколько не худеет. Даже запасные аккумуляторы, когда в них энергия заканчивается, не становятся легче….
Вертушки поднялись, и тихарясь, полетели назад, низенько низенько и в сторону от кишлака. Скрытность, понимаешь! Ну и мы тоже, скрытно, не торопясь, залезли на гору над кишлаком. Заползли поздно, почти в темноте. Место оказалось каменистое, и ровную площадку для сна найти оказалось довольно сложно, но я, нащупал ровное и горизонтальное место и, выкинув несколько камней, улегся. Утром выяснилось, что спал я на свежей могилке какой-то ханум — т. е. женщины. Камень в изголовье по-разному вкапывается, так и отличается, кто похоронен. На удивление выспался, и кошмары не снились. Ротный переводчик из Душанбе, с рассветом, очень ловко испек странную лепешку. Запалил костер из поднятых снизу дров, развел тесто, и когда костер прогорел, вылил всю массу в золу, а сверху золой же и присыпал. Когда костер прогорел и остыл, вытащил горячую лепешку. Вид у нее был не очень съедобный, но пахла просто замечательно. Жаль, что попробовать не удалось, он ее для ротного изготовил.
Ближе к обеду заметили с горы, что по дороге идут двое местных, решили перехватить. Вообще-то любые передвижения аборигенов не приветствуются. Если хочешь, чтобы тебя не тронули, сиди дома. Тогда и вопросов не будет: Кто такой? Куда идешь? Что узнал? Кого предупредить хочешь? Так и тут — очередью под ноги, обозначили, что ходить больше никуда не нужно. Встали, ждут, не рыпаются, место ведь открытое. Выдвигаемся к дороге. Вот не получается у меня с горы скатываться. Таджик — переводчик, так тот просто сбежал, не боясь переломать ноги, как по дорожке и повязал двух этих душков. После допроса выяснилось, что один из них знает, где находится склад с оружием. Его предупредили о пагубности ложных сведений, но он настаивает! Ну, что же, идем в соседний кишлак. Подошли ближе к вечеру, почти перед закатом. Другие взвода нас обогнали, и успели перехватить и согнать всех жителей вместе. Ротный просит энтузиаста показать склад, тот мнется и тыкает рукой в какой-то дом. Обыскали, ничего не нашли. Ну и зачем дух нас сюда притащил, непонятно, чего он хотел добиться, непонятно, а все непонятное — подозрительно и опасно. Наверное, командиры, путем логических измышлений, чего-то сумели от «духа» добиться. Потому, что второй «дух», по просьбе командиров своего попутчика повесил. Мы же, ночевать в кишлаке не стали, и собрав всех жителей, пошли на гору, но на тропе к кишлаку, оставили усиленную засаду.
На горе дров не было, а с собой я их не захватил. Начал рвать траву, не идет работа, долго и муторно. Пошел и взял из толпы местных молодого “баченка”.
— Рви!
Рвет, в глаза заглядывает, энтузиазм так и брызжет. Заискивает, как перед шейхом. Нарвал он целую копну, так что хватило не только консервы согреть, но и на постель. Отвел бачу обратно под охрану, и выложив бруствер перед окопом, застелил окопчик травой, лег спать.
Утром, рано, духи попытались атаковать кишлак, но напоролись на засаду и были перебиты. Положили почти всех, но одного все же в плен взяли. Привели его наверх, допросили, после чего местных всех отпустили. Через некоторое время, когда крестьяне все уже ушли, пленный дух ехидно сказал, что тот молодой, в темных штанах, лучший их подрывник. Это был мой «баченок», что мне траву собирал. Кинулись ловить, да где там, дураков нет.
Выдвинулись к тому кишлаку, который старательно обходили вчера. Пришли, кишлак пустой, до вертушек и эвакуации еще четыре часа ждать. Пошли по домам. Я обрадовался — можно пошалить! Оставил рацию на крылечке дома и пошел шариться. Осмотрел дом, нашел мешок сушеного тутовника, попробовал — сладкая гадость. Отыскал немного грецкого ореха, хожу, грызу. Смотрю, на углу дома, на крючке висит одежда, чисто машинально охлопал, что-то тяжеленькое. Оказалось — «браунинг”, с зеленой целлулоидной рукояткой. Патрончики махонькие, как игрушечные, калибром, где-то 4,5мм.
Попробовал выстрелить. Не стреляет. Начал разбирать и в этот момент меня нашел Троцевский и отобрал у меня игрушку. Шел он во двор, чтобы проверить одну идею, а именно, загорится ли от трассера банка с бензином, которую он нес в руке. Говорит мне: