Ух, ты!!! Какой-то переполох возле наших машин.
— Прекратить! Немедленно прекратить драку!!!
Куда, там! Кто бы слушал прапорщика из хозвзвода. Наши командиры куда-то слиняли, а между машин хлещутся наши сержанты с бойцами против стройбатовцев. Какого лешего сцепились и, что не поделили, я так и не понял. Нужно впрягаться. Стройбат уверенно орудует ремнями, довольно ловко у них получается. Короче, сунулся в самую кучу и тут же несколько раз получил пряжкой в голову. Хорошо, что у меня шапка-ушанка на голове. Мне ее еще в Барнауле выдали, сразу в зимнее одели.
Что-то неправильно все идет. Голова гудит, звенит и саднит нехорошо. Рука, отбитая бляхой, ноет. Шапку поправил, смотрю, рука вся в крови. Вот, гады!!! У них бляхи заточены! Оглядываюсь. Смотрю, нашему командиру отделения младшему сержанту Сидельникову, хорошо прилетело, но оппонент потерял ремень и теперь к нему тянется…. Это он хорошо наклонился. Вот зараза! Успел отпрянуть! Ну, почти успел! Хотел по голове, как по мячу пробить, а попал каблуком по носу и подбородку. Все! Завалился к своим. Тут резко все прекратилось, просто все, как по команде, отскочили друг от друга. Да, и голос нашего взводного как-то, очень матерно, вдалеке слышится. Пора линять на рабочее место, а лучше вообще ему на глаза не попадаться. Старший лейтенант Ярсак, хоть и клоун по своей первой профессии, но мне что-то совсем не смешно. Попадать ему под горячую руку вредно для здоровья, да, и умыться нужно срочно.
Ярсак в Коломенское артиллерийское училище пошел сразу после окончания циркового училища, получив диплом по специальности клоун-эквилибрист. Вот, теперь нас веселит. Вернее, веселит сержантов, а уж они нас развлекают, как умеют. Дежурная шутка, по любому поводу, это фраза: — «Упор лежа, принять!». Дальше отжимаешься, пока не упадешь. Сольные отжимания, обычно перемежаются с хоровыми выступлениями, это когда «залетчик» исправляет свой «косяк», а взвод или вся батарея наращивает мышечную массу. При этом с ненавистью смотрят не на сержантов, а на своего неудачливого сослуживца, который, как всем кажется, очень медленно шевелится….
Шапку мне все-таки привели в полную непригодность. Одно «ухо» наискосок перерубили, да и вата везде торчит. Нужно попробовать с Сидельниковым договориться, чтобы перед каптером замолвил словечко, я ведь его вроде как прикрыл, добить не дал. А то у каптера на подобные просьбы, ответ один: — «Иди, рожай!!! Чтобы к утру по форме одет был!» Еще одна веселая шутка, добыть себе недостающий предмет экипировки. Кто терял, тот знает, какая это проблема, достать ремень, шинель, шапку. Правило одно — «Не красть у своих». Самые перспективные места сортир и столовая. В туалет вообще лучше без головного убора заходить. Сорвут сзади и деру дадут, не показывая своего лица, чтобы не опознал никто. Сразу и не поймешь, по делу кто пришел, или в засаде на «очке» сидит, жертву высматривает. В столовой другая специфика, там «наряд» раздевается и складывает вещи, обычно оставляя кого-нибудь их охранять, но и охрана отвлекается….
У меня однажды в «наряде» по столовой увели шинель. Пришлось срочно искать замену. Нашел. У двух поваров в закутке. Прибрал обе. Одну одел, а вторую закопал в ящике с песком у противопожарного стенда. Меня опознали, шинель отобрали, напинали, как следует и отпустили. После «наряда» я спокойно откопал, теперь уже свою шинельку и в ней служил дальше. Лычки только с погон спорол.
С шапкой, кстати, все получилось, каптерщик поворчал для проформы, но поменял ушанку на целую.
В Ферганской учебке сдружился я с двумя парнишками. Андреем Сергеевым из Томска и Борькой Введенским из Харькова. С Андрем все понятно, земляк, как-никак, а Борька был моим соседом по двухярусной кровати. Я внизу, он наверху обитал. На тренировках по рукопашке народ разбивался на пары. Вот мы с Борькой друг на друге приемы и отрабатывали. Сама тема дружбы очень тонкая, но тут ясно одно, совместные испытания и преодоление трудностей очень сближают людей, тем более, если доверяешь и понимаешь этого человека. Короче с Борькой мы крепко сдружились и держались почти все время вместе.
Вот сейчас, Боря прочитал письмо из дома и грустит.
— Неприятности?
— Ага! У отца проблемы. Он у меня архитектор, что-то там у него рухнуло. Написал, что посылку выслал, обещал через месяц приехать.
— Мне отец тоже написал, что посылку послал, но почему-то извещения нет, хотя письмо недели две, как получил. Пойдем на почту сходим.
— Пошли.
На почте бравые почтари, под лампой, не скрываясь, просвечивали письма и сортировали их по финансовой привлекательности. Вложили родичи в конверт рубль или нет. Все прекрасно видно, хоть письмо читай. Лампа «двухсотка», не хуже рентгена работает. Затем письма централизовано вскроют, деньги поделят, а на конверты штампик военной цензуры. Особо ушлые родители вкладывали в письма открытки, тогда купюры на просвет видно не было.
На почте меня, можно сказать, огорошили…
— Вы посылку уже получили. Вот квитанция, вот подпись, вот код подразделения.
— Это не моя подпись и код подразделения не мой!
— Кузнецов Игорь Николаевич — это Вы?
— Я
— Тогда идите в строевую часть и ищите своего полного тезку. С ним и разбирайтесь. Хотя постойте, Вам еще одна посылка. Получите, распишитесь.
Посылка была от бабушки. В ней, как я и просил, были две пачки с кусковым сахаром, две полоски белого войлока для стелек и сюрприз — маленькая баночка с соленым самодельным сливочным маслом.
Из войлока я буквально сразу вырезал стельки и воткнул их в сапоги. Эти стельки я проносил весь срок своей службы. При получении новой обуви, я аккуратно вытаскивал эти кусочки Родины и укладывал их на место. В последние полгода стельки почти развалились, но я пришил поверх них шинельное сукно, так и дохаживал, можно сказать, по родной земле. «Бзык» наверное, но мне было это очень важно.
Сахаром поделился со всеми. Сержанты на мою посылку не претендовали. Не было для них в ней ничего интересного, а у всех курков, желание «схомячить» чего-нибудь сладкого было на первом месте. Я даже для того, чтобы избавиться от этого тянущегося, как зубная боль желания съесть конфетку, придумал класть под язык, перед сном, маленький кусочек сахара. Неожиданно помогло! Такая помойка утром во рту образовалась, что о сладостях, просто, думать не мог.
Масло решил оставить себе. Соленое самодельное масло, это не еда, это лакомство и лекарство от депрессии. Спрятал я его в коридоре перед тумбочкой у входа, в плакате с текстом присяги. Плакаты были так капитально сделаны, что если оттянуть это сооружение от стенки, то баночка с маслом отлично держалась изнутри на его каркасе. Стоя ночью на дежурстве, периодически запускал за плакат ручонки и лакомился.
Наш взводный лейтенант Ярсак последнее время ходит какой-то загадочный. Наверное, гадость какую-то задумал, точнее, не сам задумал, а знает что-то такое, что нас всех очень взбодрит. И точно!
— Через неделю прыжки. Прыгаем с Ан-12, сход по рампе. Выпускающий вам только карабины к тросу пристегнет. Побежите по «языку» сами, и не дай вам Бог затормозить или «затупить»!.. И еще! После прыжков перебираемся на полигон и начинаем полноценную учебу. Будем много мерзнуть, а чтобы согреться будем много бегать. Вольно! Разойтись!
Неделю мы усиленно сходили на подвеске с макета самолета, спрыгивали с тумбочек с бумажками между коленок. Задача, при приземлении, не уронить листик. Перед прыжками, разложив на плацу брезентовые столы, наша батарея сложила парашюты. Кто какой укладывал, тот с тем и прыгает. Главное теперь не замочить свой Д-6, а то морозец слабенький ударит и вода схватится, склеивая купол.
Утром марш-бросок до ферганской взлетно-посадочной полосы. Получили свои парашюты и стоим, ждем. Согнулись буквой «Зю» и стоим. Час стоим, два стоим, садиться нельзя — сыро кругом. Ждем своей очереди. Самолет забрал очередную партию и взлетел. Видим как он открыл рампу и вдалеке вниз посыпались маленькие фигурки, потом открылись белые купола. Все! Сейчас АН-12 закроет рампу и настанет наша очередь. Нет! Самолет с открытой задней частью в очередной раз пролетел над взлеткой. Вот еще раз и еще. Кружит над нами. Оказалось, что боец бежавший последним, вдруг запнулся, упал и вцепился в край рампы! Как это возможно? Я не понимаю! Край рампы же плавно закруглен и наклонена она немного вниз. Однако боец уцепился в край мертвой хваткой, а подойти к нему никто не решался. Почему-то эта довольно широкая полоса металла, становится довольно узкой, когда слева, справа и впереди бездна, а лишнего парашюта на борту не оказалось. Вот и кружились, думали, что сам свалится, но потом вроде бы приподняли рампу и сдернули бедолагу. Его потом из ВДВ списали.
Вот и подошла наша очередь. Выстроились в колонну по два и зашли в самолет. Расселись вдоль бортов и взлетели. Выпускающие прицепили карабины линей вытяжных парашютов к тросу над головой, и мы стали ждать сигнала. Сирена и желтая лампа возле кабины пилотов. Встали, выстроились друг за другом. Рампа поползла вниз, открывая провал и пустоту.
— Пошел!!!
Бегу, почти уткнувшись головой в Борькину спину. Вижу слева и справа провал, и впереди мелькают сапоги. Вот и я кувыркнулся вперед. Легкий рывок — вышел вытяжной парашют. Считаю: — 531, 532, 533…. Дергаю кольцо. Тряхнуло, и я повис под куполом. Тишина. Огляделся, вроде бы никого не задеваю. Выдернул шпильку из барометра — прибора для принудительного раскрытия запасного парашюта на высоте двести метров. Не нужно мне такого счастья. Земля приближается, глинистая, но почти сухая. Становится видно направление движения. Разворачиваюсь так, чтобы земля неслась прямо на меня. Прижимаю колени и ступни друг к другу. Немного сгибаю ноги. Движение резко ускорилось. Удар. Падаю на бок и тяну нижние стропы на себя. Купол опадает. Все! Собираю парашют в брезентовую сумку и иду к точке сбора.
Наши все прыгнули хорошо, а в пехоте ЧП — два бойца сошлись на высоте триста метров. Оба купола погасли и пацаны упали….
Утром на плацу строевой смотр. Одеты все по-боевому, с РДшками и автоматами. Если я и надеялся, что до полигона мы как-нибудь поедем, то я ошибся. Побежали, побежали….
Ну, вот, можно сказать, добрались. Добежали, дохромали и доползли. Вокруг запустение и сырость. Одноэтажные деревянные казармы выглядят как старые бараки. Некоторые окна скалятся осколками стекол. Это и есть теперь наш дом на ближайшие два — три месяца. Первым делом нам опять предстоит переводить эти строения в категорию «жилое помещение». Жаль, что отопления нет, и не предвидится, а уже зима. Осколки разбитых окон сразу же пошли на скребки, правда, они очень быстро затупились и я отпросился в поиск, на свободную охоту….
В ближайших казармах шла такая же суета, как и у нас. Там ловить нечего. Расширяю спираль поиска и вижу невдалеке два новых здания. Видно, что в них никто не жил и недавно их активно достраивали. Окна кое-где уже застеклены, а размеры стекол ведь стандартные. Можно попытаться отремонтировать рамы в нашей казарме. Это, скорее всего, готовят офицерское общежитие. Поэтому действую очень аккуратно, а то товарищи офицеры за свой комфорт начнут переживать и устроят мне мстю. Осторожно вытаскиваю из двери забитый гвоздь, разблокирую двери и вхожу внутрь. Какие-то доски, щепки, известь, куски обоев, а стекол нет. Нет битых стекол, целые кое, где попадаются. Поэтому беру несколько листов, которые вроде бы подходят по размеру, и ходу оттуда.
Стекла подошли не все, как раз на скребки осталось. Все! Немножко отдохнул пока ходил, и снова к станку. Наши поскребушки не отменяют всего запланированного. Мы сильно мерзнем и много бегаем, ползаем и окапываемся. Постоянная сырость не дает согреться. Хорошо, что ночью разрешили поверх одеяла накрываться еще и шинелями, но здоровье у всех пошатнулось. Может, совпало так, но скорее всего среда нашего обитания и недостаточные меры в личной гигиене, способствовала одновременной вспышке и дизентерии и гепатита. Мы в очередной раз скребли пол в казарме, срезали черные следы от сапог на полу. Запоминали, что нельзя бездумно бегать по казарме в натертых ваксой сапогах.
Работаем ночью, так как все сроки вышли, а завтра очередная проверка, после инспекции командира полка на полигон. Первая проверка закончилась огромной клизмой для всех наших командиров, в основном из-за наших неаккуратно заправленных кроватей. У кого-то лучше, у кого-то хуже, а должно быть пусть безобразно, но однообразно. Поэтому перед нами резко была поставлена задача, научиться заправлять свои спальные места. Так как главный лозунг армейской учебы:- «Не доходит через голову, дойдет через ноги!». Мы попарно подняли свои двухъярусные кровати и вынесли их из казармы. Построились в колонну и, прихватив мебель, побежали вдаль. Километра через три, в степи, обнаружилась ровная площадка. Там мы по ниточке начертили план казармы, расставили свои кровати и стали учиться их заправлять. Раз десять повторили процедуру, пока Ярсак не кивнул благосклонно, но пообещал, что если небрежность повторится, то повторится и кросс с отягощением, но расстояние уже не будет таким мизерным. Побежали, побежали….
Кровати заправили, расставили, теперь скребем пол. Его еще мастикой покрывать и «Машкой» затирать. Дальнейшее помнится довольно смутно. В каком-то отупении, из последних сил, водим скребками по полу. Потом, то один, то другой боец валится на пол. Некоторые поднимались и снова скребли. Затем мне показалось, что начала мигать лампочка и очнулся я во временном медпункте, на кровати. Вместе со мной в ту ночь из нашей казармы унесли шесть человек. Раньше, конечно, была убыль личного состава, но не такими темпами! У всех подозрение на гепатит, теперь лежим и зреем. Тех, кто пожелтел, сразу увозят в госпиталь. Обычно долго никто не задерживался. День, другой и койка освободилась. Лежу уже третий день. Мордоворот в белом халате уже косо на меня смотрит и в глаза заглядывает, веко оттянет и заглядывает, думаю, хочет выгнать симулянта обратно в казарму. Больно уж часто удивляется тому, что я не пожелтел. Пока лежу и есть свободное время, нужно заняться своей ногой. Натер я левую ногу, еще, когда впервые бежали с аэродрома в часть. Так теперь и хромаю, даже привык уже. Незалеченная ранка подсохла и заражение пошло внутрь. Ахиллесово сухожилие в последнее время распухло и пульсирует, чувствовалось, что все там загноилось. Местные эскулапы доверия у меня не вызывали, поэтому раздобыл бинт и зеленку, она почему-то была синего цвета, решил сделать себе операцию. Обжег на зажигалке лезвие безопасной бритвы и, сев на ступеньки медпункта, начал себя потихоньку сострагивать, срезать ороговевшую кожу. Справился. Не ожидал, что столько гноя будет. Продезинфицировал и даже засыпал каким-то порошком, вроде стрептоцида, все замотал и пошел дальше отсыпаться. Странно, но прихрамывал я еще месяца два, хотя нога уже не болела.
Выгнали меня через неделю. Нога уже зажила, да и отоспался за это время. Почему не пожелтел, не знаю, может организм с заразой справился, может форма болезни безжелтушная. Не знаю, но симулировать мне даже в голову не приходило.
В батарее истерика уже улеглась, но пехоту в соседних казармах чихвостить, еще не перестали. По крайней мере, разведроту вообще на улицу переселили, рядом с казармой. Расставили кровати с тумбочками в заснеженном поле, так они и спали ночью.
В субботу нам пообещали баню, мол, наладили подогрев воды и будет нам счастье. Ну, что же, это счастье я никогда не забуду. Во первых, подогрев воды, это не прогрев всей бани и температура в душевой была чуть выше чем на улице. Во вторых, вода горячая была, но в дальнем углу и без смесителя, там шел крутой кипяток. В третьих, тазиков не было, не было вообще никакой посуды и на помывку дали тридцать минут. Помылся я из мыльницы, в которой смешивал кипяток и холодную воду. Обливался, намыливался и скреб себя той же мыльницей…. Бегал к крану с кипятком, раз десять, хотя смывать мыло, все равно пришлось холодной водой. Время вышло, и сеанс счастья закончился.
В столовой сейчас чай из верблюжьей колючки варят. Для живота, говорят, полезно. Хотя основное меню не изменилось. По-прежнему в почете рыба минтай. На завтрак минтай томленый, чай из колючки, кусочек масла и хлеб. На обед уха и минтай томленый, хлеб и чай. На ужин опять минтай, хлеб и чай. Уха отличалась от других блюд, только большим количеством воды и кусками оберточной бумаги, которую повара-срочники даже не удосуживались снять с блоков замороженной рыбы, перед тем как кидать ее в котел. Не знаю, почему бумага попадалась только в ухе, «изюминка» рецепта, наверное. Ну и кости, огромное количество острых костей во всякой рыбе, но всем очень хотелось кушать, и печально обсасывали этот «кактус».
Для борьбы с инфекцией мы всем скопом кипятим в котлах свои котелки. Назначается специальный дежурный, который целый день поддерживает огонь под котлом, в котором должен булькать крутой кипяток и вариться верблюжья колючка с солдатскими алюминиевыми котелками. Котлы с кострами расположились в небольшой ложбинке рядом со столовой и бойцы перед едой получали обеззараженную посуду, а после еды сдавали. Пока я не заступил дежурным по котелкам, я даже представить себе не мог, как теория может отличаться от практического воплощения.