– Величать – значит звать, – сказал я. – Меня зовут Матвей Людмилович.
– А меня – Степан Степанович. Я этих материнских отчеств не признаю, – добавил он с доброй стариковской усмешкой. – Завели новые моды – женские отчества, корабли с парусами, на конях по дорогам скачут… Нет, мне, старику, к этим новинкам уже не привыкнуть.
Окончив свою речь, Смотритель выдвинул ящик стола и вынул оттуда кожаный мешочек и пачечку бумаги.
– Что это такое? – заинтересовался я.
– Это кисет, а в кисете – махорка. Самосад.
– Как, неужели вы Чекуртаб? – изумился я. – И ещё в такие годы!
– Никакой я не Чекуртаб, а просто курящий. Напридумывали словечек!
Он ловко загнул край одной бумажки, положил туда табаку, затем свернул бумажку в трубочку – и закурил. Тяжёлый синий дым пополз ко мне, и я расчихался. В это время в лесу послышался выстрел.
– Был заяц – нету зайца, – затягиваясь сказал старик. – Твой приятель не промахнётся. А ты – цирлих-манирлих.
– Что это такое – цирлих-манирлих? – спросил я. – Что означает эта фольклорная идиома?
– Так, ничего, – ответил старик. – Это я просто так. Дядя шутит.
– Может быть, это ругательство? – обрадовался я. – Не стесняйтесь, пожалуйста, обругайте меня ещё как-нибудь.
– С чего же мне тебя ругать, ты плохого мне не сделал. Да и не под градусом я. Вот лекарства своего приму – тогда, может, поругаюсь. Идём, я тебе аптеку свою покажу, где лекарство моё варится.
Он повёл меня на кухню, а из кухни – в небольшую пристройку. Там сильно пахло чем-то. Запах был какой-то странный – и неприятный, и в то же время чем-то приятный. На старинной электрической плите стояли объёмистые баки, тянулись трубки. Из одной трубочки в пластмассовую миску капала пахучая жидкость.
– Что это? – спросил я. – Химическая лаборатория?
– Она самая, – бодро ответил старик, отливая из миски в стакан жидкость и протягивая мне.
Я медлил, начиная подозревать самое худшее.
– Да ты бери, пей. Как слеза! К своему будущему дню рождения гоню. Выпей ты, а потом и я хватану!
– Вы – Чепьювин! – воскликнул я. – Как несовместимо это с вашим почтённым возрастом!
– Пей, – ласково повторил старик. – А то обидишь меня.
– А вы скажете мне бранные выражения?
– Скажу, скажу. Только пей. Всё скажу.
– Величать – значит звать, – сказал я. – Меня зовут Матвей Людмилович.
– А меня – Степан Степанович. Я этих материнских отчеств не признаю, – добавил он с доброй стариковской усмешкой. – Завели новые моды – женские отчества, корабли с парусами, на конях по дорогам скачут… Нет, мне, старику, к этим новинкам уже не привыкнуть.
Окончив свою речь, Смотритель выдвинул ящик стола и вынул оттуда кожаный мешочек и пачечку бумаги.
– Что это такое? – заинтересовался я.
– Это кисет, а в кисете – махорка. Самосад.
– Как, неужели вы Чекуртаб? – изумился я. – И ещё в такие годы!
– Никакой я не Чекуртаб, а просто курящий. Напридумывали словечек!
Он ловко загнул край одной бумажки, положил туда табаку, затем свернул бумажку в трубочку – и закурил. Тяжёлый синий дым пополз ко мне, и я расчихался. В это время в лесу послышался выстрел.
– Был заяц – нету зайца, – затягиваясь сказал старик. – Твой приятель не промахнётся. А ты – цирлих-манирлих.
– Что это такое – цирлих-манирлих? – спросил я. – Что означает эта фольклорная идиома?
– Так, ничего, – ответил старик. – Это я просто так. Дядя шутит.
– Может быть, это ругательство? – обрадовался я. – Не стесняйтесь, пожалуйста, обругайте меня ещё как-нибудь.
– С чего же мне тебя ругать, ты плохого мне не сделал. Да и не под градусом я. Вот лекарства своего приму – тогда, может, поругаюсь. Идём, я тебе аптеку свою покажу, где лекарство моё варится.
Он повёл меня на кухню, а из кухни – в небольшую пристройку. Там сильно пахло чем-то. Запах был какой-то странный – и неприятный, и в то же время чем-то приятный. На старинной электрической плите стояли объёмистые баки, тянулись трубки. Из одной трубочки в пластмассовую миску капала пахучая жидкость.
– Что это? – спросил я. – Химическая лаборатория?
– Она самая, – бодро ответил старик, отливая из миски в стакан жидкость и протягивая мне.
Я медлил, начиная подозревать самое худшее.
– Да ты бери, пей. Как слеза! К своему будущему дню рождения гоню. Выпей ты, а потом и я хватану!
– Вы – Чепьювин! – воскликнул я. – Как несовместимо это с вашим почтённым возрастом!
– Пей, – ласково повторил старик. – А то обидишь меня.
– А вы скажете мне бранные выражения?
– Скажу, скажу. Только пей. Всё скажу.