Брат отца Николай Павлович Азбелев, тоже генерал-майор по Адмиралтейству, состоял в Русском астрономическом обществе, выступал с публичными лекциями, был сотрудником журнала «Современный мир», писал приключенческие романы для подростков, занимался популяризацией зарубежной литературы. Его переводы из Киплинга опубликованы под редакцией И. Бунина в издании «Библиотека иностранных писателей». Другой брат отца Иван Павлович Азбелев был директором Северного пароходного общества, способствовал развитию в России морского транспорта, оставил Заметки о путешествии в Японию и Корею.
Жил Павел Петрович Азбелев в доме 5 по улице, которая до революции звалась Дворянской, а после революции — 1-й улицей Деревенской Бедноты. В детстве летние месяцы проводил на даче в Финляндии.
Внук его и полный тезка, российский историк, археолог, научный сотрудник Эрмитажа Павел Петрович Азбелев рассказал: «Дед в 1918 году закончил Petrischule, поступил в университет, на юридический факультет, но был мобилизован и, кажется, участвовал в Польском походе. После демобилизации восстановился в Университете на факультете общественных наук, окончил его через два года. Параллельно учился в Институте истории искусств, но окончил ли его или бросил — неизвестно».
Однако в материалах ГИИИ Азбелев Павел Петрович в декабре 1921-го уже числится научным сотрудником второй категории разряда истории словесных искусств.
В 1922-м в Институте весело отмечали двухлетний юбилей факультета словесных искусств. Зачитаны были шуточные стихотворные приветствия.
Б.М. Эйхенбаум:
Б.В. Томашевский:
Воспоминаний П.П. Азбелев написать не успел — помешало неожиданное «сюжетостроение» его собственной жизни.
В том же 1922 году он был впервые арестован (что явилось поводом к аресту — неизвестно) и приговорен военным трибуналом за антисоветское оскорбление суда к шести месяцам заключения.
Но после освобождения некоторое время продолжал деятельность в области развития российской словесности. Об этом свидетельствует сохранившаяся в семейном архиве рукопись его статьи «Говорите по-русски» (по поводу иностранных слов в русском языке), датированной 24 сентября 1923 года.
П. П. Азбелев ратовал за очищение русского языка от излишних иностранных вливаний. Делился своими наблюдениями о том, как порой чужое непонятное слово трансформируется необразованными носителями языка: «Чтобы усвоить слово, надо отдавать себе ясный отчет в его значении. Вот отчего народ старается иногда осмыслить их для себя тем, что, искажая, подгоняет их под знакомые русские слова. Так образовались, например, “миродер” вместо “мародер” французского слова, “артеллерия” (от слова “артель” — то, что целую артель побить может), “секуция” от слова “сечь” вместо “экзекуция”, и т. п. (явление т. н. народной этимологии). Такое осмысление, удачное или неудачное, есть, несомненно, проявление народного творчества, угадывающего и преобразующего непонятное в понятное, сообразно мыслям и представлениям народа. Тем более творческим действием является такой случай, когда от старого слова образуется новое, когда старый ствол, корни которого лежат глубоко в народном сознании, дает новый, небывалый еще побег».
Высказывал наивные суждения о необходимости вытеснения из русского языка иностранных слов путем замены их специально образуемыми русскими словами: «напр., автомобиль — самоход, элеватор — зерносып и т. д.». Призывал заниматься словотворчеством в этом направлении: «Каждый, кто желал бы содействовать очищению русского языка от иностранных слов, должен следить прежде всего за тем, что он сам говорит, что он сам пишет. Если он найдет действительно удачную замену для того или иного иностранного слова, то этой находкой рано или поздно, м. б., даже бессознательно воспользуется другой, и это слово станет достоянием многих».
Со справедливой страстью утверждал, что «от будущности нашего великого языка зависит, надо понимать, не только будущность народного образования, но и в значительной мере судьба всей нашей культуры».
Однако уже с середины 1920-х годов П.П. Азбелев работает экономистом в ЦНИГРИ. В 1927-м в поэтическом альманахе «Ларь» появляется его первая и единственная публикация. Возможно, в одном из напечатанных там стихотворений он пытается передать собственное душевное состояние:
В июле 1927 года был арестован и полгода провел за решеткой его отец Петр Павлович Азбелев, в то время старший инспектор одного из ленинградских проектных институтов. Брата отца Ивана Павловича Азбелева арестовали в феврале 1930-го, в апреле 1931-го расстреляли.
В этом же, 1931, году у Павла Петровича Азбелева и его жены Татьяны Ивановны (урожд. Рыталовой) уже двое детей: трехлетний сын Петр (будущий историк и этнограф) и новорожденная девочка — Татьяна.
П.П. Азбелев свое время делил между семьей, службой в ЦНИГРИ, поэтическим творчеством и участием в возглавляемом М.Д. Бронниковым кружке «Бодлеровская академия». Раз в две недели, обычно по вторникам, он проводил вечер на Васильевском, дома у Михаила Дмитриевича Бронникова.
20 марта 1932 года был арестован.
Последующие допросы вел следователь А. Федоров.
Антисоветский литературный кружок «Бодлеровская академия» организовался только в 1928 г. В кружок входили Бронников, Ласкеев, Рейслер и я — Азбелев. Собрания кружка протекали все время регулярно — один раз в две недели по вторникам. Собирались постоянно на квартире у Бронникова, который знал заранее о днях наших встреч и устраивал наши собрания изолированно от присутствия его знакомых и родных. Такая изолированность давала нам возможность безбоязненно читать наши антисоветские произведения и вести беседы также в антисоветском направлении. На наших собраниях мы читали свои произведения, критиковали их, при этом старались обыкновенно для каждого члена кружка отвести специальный день. В дни, когда мы не читали своих произведений, устраивали читки и разбор творчества главным образом иностранных авторов. Чтение произведений иностранных авторов с советской тематикой в силу наших политических убеждений на наших собраниях не производилось, и если со стороны некоторых членов кружка это начинало практиковаться, то остальные резко восставали против этого и сразу же такое чтение прекращали.
Существование нашего кружка помимо предоставления возможности чтения произведений… направляло идейно наше творчество и укрепляло его в антисоветском направлении. Будучи политически враждебно настроенными по отношению к современности, мы не давали никаких возможностей к переходу отдельных членов кружка на позиции хотя бы и близкие в творческом отношении современной тематике. Мое творчество является антисоветским. В силу своих политических убеждений я в творчестве не мог подойти близко к советской действительности, так как она мною не воспринималась и была мне враждебна.
В силу этого для своих произведений я брал темы и мотивы, традиционные для прошлого. Моей задачей являлись отрыв читателей от современности и перенос его в прошлое, где все так было хорошо и было мне близко. Из этих же политических убеждений и исходило мое увлечение формой и культивирование реакционного лозунга «Искусство для искусства». Из моих произведений антисоветской направленности могу назвать следующие: «Ода театру», «Навзикая», «Гафиз», «Корнет» и другие.
Будучи во время империалистической войны патриотически и монархически настроенным под влиянием высшей морской среды, из которой я происхожу, а также под влиянием школьного воспитания в духе национализма, я встретил Октябрьскую революцию враждебно, считая, что она поведет страну к полной разрухе. Эти мои политические убеждения и моя враждебность к советской власти наиболее сильно оставались до 1921–1923 года. В период нэпа, когда имелось налицо восстановление частной собственности, я несколько уменьшил свою враждебность, т. к. увидел, что партия и Советская власть вынуждены идти на уступки и что это приведет к гибели советской системы управления страной и реставрации прошлого. Ликвидация кулачества, курс партии на индустриализацию и вообще политика партии последних лет вызвали во мне озлобленность, т. к. я понимал, что это ведет к укреплению существующего строя, а тем самым отдаляет возможность возврата прошлого. Продовольственные затруднения, ухудшение материального положения населения еще больше укрепили меня в необходимости возврата старого, так как я считаю, что своей политикой Советская власть и партия ведут к обнищанию России и ухудшению материального и культурного положения населения. Исходя из этих моих политических убеждений и считая, что внутренними силами невозможно совершить переворот к прошлому, я считал, что в предстоящей войне мы должны потерпеть поражение, и таким образом воюющая с нами сторона могла бы восстановить у нас прошлый строй. Как я уже ранее и показывал, политические убеждения нашли полное отражение в творчестве…
Постановлением Выездной сессии Коллегии ОГПУ в ЛВО 17 июня 1932 года Павел Петрович Азбелев был лишен права проживания в 12 п. п. и Уральской обл.
П.П. Азбелев выбрал для проживания Липецк. Туда к нему приехала жена с детьми. В 1935 году, после окончания трехлетнего срока высылки, семья перебралась в Кировск на Кольский полуостров. Родился младший сын — Владимир.
В Кировске жил и ссыльный М.Д. Бронников. По воспоминаниям внука Азбелевых, его бабушка, жена Павла Петровича Татьяна Ивановна, всю жизнь считала Михаила Дмитриевича Бронникова виновным в несчастьях своей семьи.
В 1935 году были репрессированы и отправлены в ссылку родители Павла Петровича (Петр Павлович и Елизавета Федоровна Азбелевы), а также его брат Федор Петрович и его сестра Нина Петровна Богатноу с сыном Никитой.
В начале войны Павла Петровича Азбелева вызвали в органы, велели убраться из прифронтовой полосы, и семья переехала в город Мелекесс Ульяновской области.
В августе 1941-го П.П. Азбелева мобилизовали. В 1944 году семью известили, что он погиб на фронте еще в ноябре 1941-го, на 42-м году жизни.
Про члена «Бодлеровской академии» Бориса Федоровича Ласкеева известно крайне мало.
Родился Борис Ласкеев в семье потомственного духовенства. Дед, Михаил Иванович Ласкеев, был священником Покровской церкви села Югостиц Лужского уезда. Сыновья о. Михаила Ласкеева закончили Петроградскую духовную академию. Федор Михайлович Ласкеев служил в различных храмах Санкт-Петербурга, преимущественно в храмах военного ведомства. В год рождения сына Бориса (1899-й) он был настоятелем церкви Святого Благоверного князя Александра Невского при 145-м пехотном Новочеркасском императора Александра III полку, на Малой Охте. В революционное и в послереволюционное время он — священник Адмиралтейского собора во имя Св. Спиридона Тримифунтского, находящегося непосредственно в Главном здании Адмиралтейства. В годы Красного террора погибли два его брата. В конце 1919 года Адмиралтейский собор был закрыт, и о. Федор Ласкеев служил теперь в Николо-Богоявленском соборе, который из ведения Гвардейского экипажа был переведен в разряд приходских церквей.
Борис Ласкеев по стопам деда, отца и отцовских братьев идти не пожелал и семнадцати лет поступил в Институт корпуса инженеров путей сообщения. Институт успешно закончил, работал в дорожном отделе Леноблтранса, с 1930-го — в проектно-изыскательной конторе «Ленпроектдор». Женился, жил с женой и сыном на Петроградской стороне (ул. Корпусная, д. 24, кв. 23). Однако уже с середины 1920-х вел и тайную жизнь.
Следователь А. Бузников записал за Ласкеевым в протоколе допроса:
В 1924 г. я входил в кружок, который работал при больнице Толстого. Кружком руководил работник больницы Ренникова. В кружок, помимо меня, входил Бронников М.Д., Заинский, Тимофеев и другие поэты и музыканты. Кружок за антисоветское направление был в том же году разогнан.
К сожалению, мы ничего не знаем о кружке «при больнице Толстого». Мы даже не знаем, о какой именно больнице идет речь. Может быть, имеется в виду Первый ленинградский медицинский институт (бывший Петроградский женский медицинский институт), расположенный на улице Льва Толстого? Ничего не говорят нам и упомянутые в протоколе имена участников (кроме, естественно, М.Д. Бронникова). Неизвестно и содержание работы кружка. Очевидно только, что было оно связано с поэзией и музыкой. Что привело Бориса Ласкеева в кружок — и об этом тоже у нас нет никакой информации.
Зато теперь ясно, что именно в этом кружке еще в 1924 году Ласкеев познакомился с Михаилом Дмитриевичем Бронниковым. После разгрома кружка они на несколько лет потеряли друг друга из виду, встретились случайно в 1928-м (1929-м?), и Бронников пригласил Ласкеева в созданную им «Бодлеровскую академию», куда входили Александр Рейслер, зав. отделом сбыта завода «Красная Заря», и экономист геологоразведовательного института Павел Азбелев. Собирались регулярно на квартире Бронникова.
Арестован Б.Ф. Ласкеев был 20 марта 1932 года, одновременно с П.П. Азбелевым и А.В. Рейслером.
В отредактированном следователем Бузниковым протоколе первого допроса члена «Бодлеровской академии» Бориса Ласкеева читаем:
Мое вхождение в вышеназванную ассоциацию обуславливалось моим мировоззрением: я сторонник крайней идеалистической философии, утверждающей существование высшего духовного существа.
28 марта допрос вел помощник Бузникова А. Федоров. Не особо заботясь о стилистической грамотности протокола, Федоров записал за Ласкеевым:
В кружок входили исключительно лица из круга инженерно-технических работников. Политической задачей руководства кружка являлось проникновение в среду технической интеллигенции, втягивание в кружок и антисоветское разложение, используя для этого искусство, в частности, литературу как средство. Достигалось это путем отрыва членов кружка, занимавшихся, помимо своей специальности, также и литературой, от советской тематики и пролетарского метода в творчестве, насыщая его антисоветским содержанием, чтением на регулярных собраниях круга своих и чужих контрреволюционных произведений.
<…> Характерными примерами антисоветского творчества члена кружка Рейслера являются следующие произведения: «Голодный вечер», рисующий тяжелое положение б. офицера, вынужденного продавать свою последнюю одежду б. своему унтеру. Произведение «Красный гром» рисует зверства Красной армии при занятии территории во время Гражданской войны. Красная армия насилует беззащитных жителей, убивает их, поджигает их дома. Показ рабочего класса носит фашистский характер. В его произведении «Зимняя ночь» рабочий класс Советского Союза рисуется как сборище насильников, беспробудных пьяниц, проституток.
Творчество Азбелева и мое было антисоветским. Наши произведения были направлены на отрыв читателя от современной советской действительности и перенос его в эпоху расцвета дворянства и монархизма. Как примеры моих антисоветских произведений могу указать на следующие: «Инфелико-Сумм», «Рон-Соваль» и все мои новеллы.
Из показаний Рейслера: