Моим сыновьям и внукам Тревору, Трэвису, Ричу, Брендану, Уильяму и Логану посвящается
Все эти годы многие люди поддерживали меня и оказывали влияние на мое творчество. Мой муж, Рик, всегда был первым в этом списке. Сначала он подталкивал меня начать мою первую книгу, а потом уговаривал вытащить рукопись из шкафа и сдать в издательство. Это он настоял, чтобы я оставила работу, стала домохозяйкой и попыталась сделать карьеру писательницы. Все наши дети, теперь уже взрослые и сами с детьми, тоже вдохновляют меня. Наша дочь, Шаннон, помогает мне вести мои блоги, отправляет мне напоминания о том, что необходимо сделать, а также следит за моей почтой на сайте.
Мой агент, Даниэлла Иган-Миллер, и ее коллега, Джоанна Маккензи, занимаются деловой частью моей деятельности, давая мне возможность сконцентрироваться на очередном проекте, который я начинаю. Я им полностью доверяю и очень благодарна за то время, что они тратят на поиски новых возможностей для публикаций: за рубежом, дома и в киберпространстве. Своим успехом я в значительной степени обязана их усердным трудам.
Мне повезло, я работала с одним и тем же издательством, «Тиндейл Хаус», в течение двадцати лет. Издание книги — это всегда коллективный труд: от редакторов, оформителей до специалистов по маркетингу и знатоков Фейсбука, а также всех сотрудников склада. Я благодарна каждому, кто принимал участие в продвижении моей книги. Я хотела бы выразить особую благодарность Марку Тейлору и Рону Бирсу, они были моими верными сторонниками и хорошими друзьями с самого моего появления в мире христианских публикаций. Они всегда были рядом, с самого начала, и подбадривали меня. Еще один особый друг — Карен Уотсон, она всегда задавала правильные вопросы, чтобы заставить меня глубже вникать в тему, а иногда даже направляла в новое русло. Мой редактор, Кэти Олсон, — подарок судьбы. Она всегда знает, какую часть текста нужно выбросить, а какую расширить. Она видит и всю картину целиком, и мелкие детали. Я всегда рада работать с ней. Спасибо также Стефани Броен за ее вклад в работу и Эрин Смит за проверку исторических фактов и помощь с авторской страницей в Фейсбуке.
Мои многочисленные друзья всегда рядом, они уговаривают меня продолжать писать, особенно в трудные моменты, когда я вдруг задумываюсь, с чего это я решила, будто могу написать что-то, имеющее хоть какой-то смысл для кого-то. Коллин Филлипс — моя родственная душа в Чили. А члены моей семьи, участники кружка по изучению Библии по вторникам, — мои могучие воины. Когда мне нужна помощь, я звоню моим неподражаемым мастерам мозгового штурма в Кёрд'Ален, они любят Господа всем сердцем, поют как ангелы, пишут как пророки и шутят как первоклассные комедианты. Я всегда с нетерпением жду наших ежегодных встреч, где мы общаемся, веселимся, молимся вместе и придумываем сюжеты книг друг для друга.
Все те, кого я уже назвала и кого не назвала здесь, делают мою жизнь безмерно лучше. Да благословит Господь их всех и каждого в отдельности.
Пастор Эзикиел Фриман глубоко вдохнул прохладный октябрьский воздух и начал свой утренний обход. Как только он приехал в Хейвен, сразу проложил этот маршрут на карте. Каждое здание оживляло в памяти образы людей, и он молился за них Господу, вознося благодарение за испытания, через которые они прошли и с которыми столкнутся сегодня, и просил Господа показать ему, как еще можно помочь прихожанам.
Пастор направился в сторону средней школы Томаса Джефферсона. Он прошел ресторанчик «У Эдди», место, где любили собираться старшеклассники. Внутри горел свет. Эдди подошел к входной двери:
— Доброго утра, Зик. Не выпьете чашечку кофе?
Зик устроился за стойкой, а Эдди принялся складывать горкой булочки для гамбургеров. Они поговорили о футболе в школе и о том, кто имеет шанс получить стипендию. Зик поблагодарил Эдди за кофе и беседу и снова вышел на темную улицу.
Пастор пересек Мейн-стрит и зашагал вдоль железнодорожных путей по направлению к узловой станции. Он заметил костер, подошел к людям, сидевшим вокруг него, и попросил разрешения посидеть с ними. Некоторые из них прожили в городке достаточно долго, чтобы знать Зика. Остальные были ему незнакомы, у всех у них был усталый вид, видимо, бродили по стране, нанимались на разовые работы по пути, чтобы заработать на пропитание. Один молодой человек сказал, что ему здесь нравится и он надеется задержаться. Тогда Зик сообщил ему, что на лесопилке в северной части города ищут грузчика. Пастор вручил молодому человеку визитку со своим именем, адресом церкви и номером телефона:
— Заходите в любое время. Я хотел бы знать, как вы устроитесь.
Сверчки в высокой траве смолкли, и затихло уханье совы, доносившееся с высокой сосны. В парк Риверфронт въехала машина и остановилась возле туалетов. Из машины вышла женщина. Полная луна давала достаточно света, чтобы она могла видеть дорогу.
Женщина застонала от боли и согнулась, прижимая руки к большому животу. Схватки следовали одна за другой, промежутки между ними уже были меньше минуты. Ей нужно какое-то укрытие, чтобы родить ребенка. Она, шатаясь, подошла к женскому туалету, но дверь его оказалась запертой. Издав придушенный звук, женщина повернулась, оглядывая окрестности.
Зачем она заехала так далеко? Почему не остановилась в мотеле? А теперь все поздно.
Городская площадь была следующей в маршруте Зика. Он помолился за каждого торговца, за членов городского совета, у которых назначено собрание в здании муниципалитета сегодня днем, и за путешественников, остановившихся в отеле «Хейвен». Было еще темно, когда он вышел на Вторую улицу и заметил продуктовый грузовик Лиленда Голландца, он поворачивал в переулок, где располагался рынок. Все звали его Голландец, даже его жена, которая сейчас лежала в больнице, у нее была последняя стадия рака. Зик несколько раз навещал ее и знал, что больше всего ее беспокоит отсутствие веры у мужа, а не собственная приближающаяся кончина.
— Я знаю, куда уйду. Но меня больше беспокоит, где закончит свой путь Голландец.
(Ее муж работал шесть дней в неделю и не считал нужным тратить седьмой на посещение церкви. На самом деле он был зол на Господа и не желал посвящать Ему время.)
Тормоза грузовика заскрипели — он резко остановился. Голландец опустил стекло:
— Слишком прохладно сегодня, чтобы бродить по улицам, пастор. Где-то прячете подружку?
Зик пропустил насмешку мимо ушей и засунул озябшие руки в карманы:
— Это лучшее время для молитвы.
— Ага, адское пламя и аллилуйя, не буду отрывать вас от ваших дел. — Голландец нарочито хмыкнул.
Зик подошел ближе:
— Я был вчера у Шэрон.
Голландец выдохнул:
— Тогда вы знаете, что ее дела не очень хороши.
— Нет. Не хороши. — Если только не произойдет чуда, ей осталось совсем недолго. Но Шэрон было бы легче на душе, если бы не беспокойство за мужа; однако сейчас этого говорить нельзя, Голландец лишь станет агрессивнее.
— Продолжайте, пастор. Пригласите меня в церковь.
— Вы и так знаете, что приглашение всегда остается в силе.
Голландец понурился:
— Она многие годы уговаривала меня. А сейчас единственное, что я хотел бы сделать, это плюнуть в лицо Господа. Шэрон хорошая женщина, лучшая из всех, кого я знал. И если кто заслуживает чуда, так это она. Вот скажите мне, чем Бог помог ей?
— Ее тело умрет, а сама Шэрон — нет. — Пастор заметил боль в глазах мужчины и понял, что тот не готов слушать дальше. — Помочь вам разгрузиться?
— Спасибо, думаю, что сам справлюсь. — Голландец нажал на педаль газа, выругался и поехал по переулку.
Ребенок наконец выскочил из ее тела, теплый и скользкий, и молодая женщина вздохнула с облегчением: железный обруч боли, сжимавший тело, исчез. Еще тяжело дыша, она смотрела между металлических опор на усеянное звездами небо.
Младенец, лежавший на темной влажной земле, казался ей очень бледным в ярком свете луны и очень красивым. Было еще слишком темно, чтобы разглядеть, мальчик это или девочка, хотя какая разница?
Тело женщины горело, она стянула с себя тонкий свитер и прикрыла малыша.
Задул холодный ветер. Зик поднял воротник куртки и направился к больнице Доброго самаритянина. На ум неожиданно пришел мост, но он был в противоположной стороне. В летние месяцы Зик часто проходил через парк Риверфронт, особенно когда лагерь был переполнен туристами, разбивавшими палатки на прилегающей площадке.
В это время года там не должно быть никого, с каждым днем становится все холоднее, опадает листва.
Тьма начинала отступать, но до рассвета еще оставалось время. Ему давно пора поворачивать домой, но почему-то в голове засел этот мост. Зик развернулся и направился в сторону моста и парка Риверфронт.
Пастор подышал на пальцы. Нужно было надеть перчатки сегодня. Он остановился на углу, раздумывая, то ли отправиться к мосту, то ли вернуться домой. Он всегда принимал душ и брился перед завтраком с Марианн и Джошуа. Если пойти к мосту, он обязательно опоздает домой.
Но он чувствовал острую необходимость. Кому-то нужна его помощь. До моста всего десять минут пешком, а если ускорить шаг, то и того меньше. Он все равно не успокоится, пока не посмотрит, что там.
Молодую женщину трясло, она подняла стекло в машине, прекрасно понимая, что никогда не сможет освободиться от чувства вины и сожалений, и дрожащей рукой повернула ключ зажигания. Ей хотелось скорее уехать из этого места. Хотелось закрыть голову руками и забыть все, что случилось, все, что она натворила.
Поворачивая рулевое колесо, она слишком сильно надавила на газ. Автомобиль занесло в сторону, и она ощутила скачок адреналина в крови. Женщина быстро выровняла машину, а из-под колес брызнул гравий, словно пули. Она сбавила скорость и повернула направо в сторону главной дороги, глядя прямо вперед сквозь пелену слез. Она поедет на север и найдет дешевый мотель. А потом придумает, как убить себя.