Кто такой генерал Пьеш? Познакомимся и с этим персонажем. Он начал свою карьеру в ОВРА — тайной полиции Муссолини в качестве рядового карабинера. В 1937 году был откомандирован в Испанию в качестве помощника генерала Роатта, начальника военной контрразведки. Из Испании он вернулся уже с повышением, получив лично от Муссолини задание «контролировать» различные шпионские службы. В июле 1944 года после разгрома фашизма Пьеш в результате чистки государственного аппарата остался не у дел, но не надолго.
Вскоре же после прихода к власти демохристианина де Гаспери Пьеша назначают начальником пожарной службы полиции. Его действительная роль уже тогда заключалась совсем в другом: он занимался сколачиванием разрозненных неофашистских групп и кружков и засылкой осведомителей в ряды левых партий. При министре полиции Шельбе (том самом, который «прославился» кровавыми расправами с манифестациями трудящихся и завел досье на всех поголовно деятелей левого лагеря) генерал Пьеш получил задание реорганизовать центральную политическую картотеку министерства внутренних дел. Генерал, таким образом, имел как раз такое прошлое, какое требовалось в кругах «черного масонства», глава которого, Эльвио Шубба, мечтал о возврате к «старым добрым временам».
Итальянская Фемида, включая и службу борьбы с терроризмом, накопила в общем-то внушительный объем информации относительно истинной роли Джелли и его ложи. Однако вплоть до начала 1981 года правосудие не предприняло никаких мер против масонов. Привести в действие заржавевший механизм юстиции не смог даже такой вопиющий документ, как памятная записка, которую представил в марте 1977 года бригадный генерал Сиро Россетти, бывший консультант начальника разведывательной службы Италии Вито Мичели в 1971–1974 годах. В своем меморандуме Россетти (родившийся в 1919 году в Ареццо и командовавший партизанским отрядом в годы Сопротивления) дал подробный, тщательно выверенный анализ деятельности ложи «П-2» в период с 1971-го по 1974 год. Разбору подверглись как сам Джелли, так и деятельность созданной им организации, ее связи в сферах высшей власти. Генерал Россетти сам состоял, не без тайного умысла, в ложе «П-2», куда он вступил в июне 1970 года и даже участвовал в работе ее руководящего совета. Его целью было проверить изнутри, чем же занимаются «братья» закрытой ложи, учитывая, что в их числе были руководящие работники разведки, высшие офицеры вооруженных сил и полиции, высокопоставленные деятели правосудия. Вот почему особо важен тот раздел меморандума, в котором Россетти излагает причины, побудившие его выйти из ложи и официально потребовать ее запрещения.
Уже со второй половины 1972 года существовали как бы две ложи «П-2». Одна, официальная, была, как и полагается, подконтрольна исполнительной джунте «Великого Востока». Во второй, тайной, безраздельно хозяйничали Джелли и его подручные. Именно в тот период, «по личной рекомендации Личо Джелли», как отмечает Россетти, в «П-2» был принят начальник разведывательной службы Вито Мичели.
«Мичели, — вспоминает Россетти, — был одним из тех, кому я высказал свою озабоченность по поводу роста влияния такого подозрительного человека, как Джелли. Однако, несмотря на мою ясную, недвусмысленно негативную оценку этого персонажа, Мичели пошел на установление тесных личных отношений с ним». И не только он. В 1974 году в ложу был принят генерал корпуса карабинеров Джулио Грассини, будущий начальник службы гражданской безопасности. Напомним, что 1974 год был годом еще одной попытки государственного переворота, так называемого «белого путча», замышлявшегося бывшим либералом Эдгаром Соньо и другими реакционерами. Это был также год эскалации «черного терроризма» (бойня, учиненная неофашистами в мае в городе Брешиа, и взрыв поезда «Италикус» в августе), раскрытия подрывной организации армейского офицерства «Роза ветров». Во всех этих заговорах и преступлениях, несущих на себе отпечаток участия зарубежных шпионских служб и международных центров неофашизма, неизменно обнаруживалось присутствие главы «П-2». Россетти характеризует его следующим образом: «Джелли нарочито не скрывал свои широкие возможности проникать в самые различные сферы власти и диктовать свою волю на самых различных уровнях: от секретариата того или иного министра до президентского дворца (Джелли открыто говорил, что Джованни Леоне был избран президентом благодаря ему), от парламента до национальных и международных дипломатических кругов».
Подводя итоги своим наблюдениям, Россетти формулирует следующую оценку лидерам масонов. Это «лица, заинтересованные прежде всего в том, чтобы, спекулируя на проповедуемой ими солидарности братьев-масонов, извлекать из этого выгоду лично для себя». Что касается Джелли, добавляет он, то «очевидна неслучайность его отношений с лицами и группами, так или иначе причастными к подрывной деятельности и неизменно связанными с правыми, неофашистскими кругами. Об этом же свидетельствует его подлинная роль в целой веренице подозрительных уголовных дел. Все это побуждает исключить в качестве мотивов его действий просто склонность к интриганству, жажду обогащения или непомерное честолюбие, но заставляет предположить наличие связей со значительно более крупными центрами власти международного характера. Под этим углом зрения, в частности, заслуживает внимания его утверждение о нажиме, оказанном им на органы правосудия США в пользу банкира Синдоны». Во всяком случае, подчеркивает Россетти, не вызывает сомнения, что только «включение Джелли в некий сложный механизм чрезвычайно обширных размеров позволило главе «П-2» даже при его весьма «скромных личных задатках обзавестись необъяснимой в ином случае способностью не только проникать в любые сферы и на любые уровни, но и оказывать там нажим, граничащий с шантажом».
Дальнейшие события развивались следующим образом. В конце октября 1974 года генерал Мичели был арестован в Риме по распоряжению судьи Тамбурино, который вел в Падуе следствие по делу подрывной организации «Роза ветров». «Неопровержимые улики, собранные в ходе следствия, — указывал в обосновании решения судья Тамбурино, — свидетельствуют о наличии тайной организации, составленной из военнослужащих. Один из членов этой организации, подполковник Амос Спьяцци, как следует из материалов, получил задание установить контакт с правыми экстремистами, в том числе уже судимыми, и способствовать снабжению их финансовыми средствами ради достижения целей, которые со всей очевидностью противоречат нормам и принципам действующей конституции.
В конце ноября того же года кассационный суд принимает решение передать дело, которое вел Тамбурино, двум римским судьям. Последние в марте 1975 года подписывают постановление об освобождении Мичели из-под стражи на том основании, что сам он «не принимал участия в преступном заговоре», а лишь оказывал ему покровительство. В материалах этого следствия судьи то и дело наталкиваются на противодействие масонов. Получив вызов к следователю, великий магистр Сальвини отправляется на допрос со своим доверенным адвокатом и делает все возможное, чтобы выгородить Мичели.
В очередном послании «братьям» в июне 1975 года Сальвини вспоминает одно из положений старинной «конституции» масонов, гласящее: «Если один из братьев станет бунтовать против государства, ему следует не содействовать в этом, а, скорее, сострадать, как глубоко несчастному человеку. Однако этот брат не может быть исключен из ложи, а узы, связывающие его с нею, остаются нерасторжимыми». В заключение этого пассажа Сальвини добавляет, что «таков вот уже на протяжении 252 лет наш основополагающий закон и таким он будет до тех пор, пока будут существовать правительства».
Иными словами, поскольку современные власти не всегда дружественно расположены к масонам, масоны имеют право плести заговоры ради установления более благоприятного для них режима.
Следствие по делу о взрыве поезда «Италикус» подошло к завершению в августе 1980 года, когда сработала новая бомба — на вокзале в Болонье. И вновь сотни людей пролили кровь: 85 человек погибли, 200 получили увечья. Римский судья Велла написал тогда в своем докладе о деятельности ложи «П-2»: «Выявленные обстоятельства и факты позволяют сделать обоснованный и закономерный вывод, что перед нами — организация, которая, вопреки собственным уставным целям, представляет собой самый оснащенный арсенал эффективных и потому опасных орудий подрывных политических акций».
Заместителю генерального прокурора Рима Доменико Сике было дано задание проследить связи масонской ложи «П-2» с международными шпионскими центрами. Во время допроса начальника одного из отделов итальянской разведки полковника Антонио Вьеццера, которому было предъявлено обвинение в том, что он передал Джелли копии секретных досье на политических деятелей, руководителей профсоюзов, журналистов и промышленников, был задан вопрос относительно шпионской деятельности Джелли в пользу иностранных государств. При этом Сика ссылался на статьи, напечатанные в свое время в журнале «Оссерваторе политико» («ОП»), владельцем которого был Мино Пекорелли, убитый террористами весной 1979 года на пороге редакции своего журнала. Опубликованные им материалы стали своеобразным завещанием погибшего журналиста. Одна из статей Пекорелли от 12 января 1979 года озаглавлена «Правда о достопочтенном магистре масонской ложи «П-2». В ней утверждается, что «итальянское масонство представляет собой организацию, подчиненную ЦРУ». Далее Пекорелли писал: «Промышленники и финансисты, политические деятели, генералы и судебные чиновники, принося клятву верности масонству, тем самым становились на службу ЦРУ США, чтобы любым путем преградить коммунистам доступ к власти».
О чем же предупреждал журналист в своих последних материалах, написанных незадолго до смерти? В одной из статей Пекорелли можно прочесть: «В Италии 90 процентов высшего руководства государством, а также крупные промышленники и банкиры принадлежат к масонству».
По полученным мною от Рема материалам вскрылось еще одно обстоятельство. С 1963 года в Италии действовала масонская ложа, предназначенная для офицеров НАТО. Ее отделения были созданы в Неаполе, Ливорно и Вероне. Существует ли до сих пор такая ложа? Говорят, что еще существует и действует. Кстати, именно она пыталась в 1969 году создать под вывеской масонства подрывную организацию, которая должна была способствовать радикальному повороту в итальянской политике. Эта роль отводилась ложе «П-2», активно действовавшей в среде предпринимателей и финансистов. Вторым по влиянию деятелем в области национальной безопасности Соединенных Штатов после Генри Киссинджера был тогда Александр Хейг. Будущий верховный главнокомандующий объединенными вооруженными силами НАТО в Европе, а впоследствии государственный секретарь США, установил в тот период целый ряд контактов с итальянскими «предпринимателями».
Небезынтересно отметить, что в течение 70-х годов, когда в Италии было положено начало и получила широкий размах «стратегия напряженности», в Соединенных Штатах разразился уотергейтский скандал и с политической арены ушли все те деятели, которые способствовали реализации плана, разработанного в 1969 году. Однако приход к власти Рейгана возродил надежды на возможное восстановление связей с влиятельными деятелями США, «друзьями» ложи «П-2». Во всяком случае, многие итальянские генералы и полковники с энтузиазмом приветствовали возможность назначения Александра Хейга на важный пост в администрации Рейгана в случае его победы на выборах. Фамилии многих из этих военных позднее обнаружились в длинном списке членов ложи «П-2». Следует отметить, что итальянские масоны начали проявлять оптимизм по поводу возможного назначения Хейга на руководящий пост по крайней мере за четыре месяца до выдвижения кандидатуры Рейгана на пост президента съездом республиканской партии и за девять месяцев до назначения Хейга государственным секретарем США. И еще: сенсацией стал поспешный визит главы итальянской военной разведки и контрразведки генерала Сантовито в Вашингтон буквально через несколько дней после назначения Хейга на пост государственного секретаря.
Между прочим, известно, что французские масоны обвинили ложу «П-2» в том, что она является орудием «трехсторонней комиссии» (неофициальный консультативный орган, основанный в 1973 году, в состав которого входят видные представители монополистических кругов и политические деятели Северной Америки, Западной Европы и Японии) и ЦРУ. Еще в 1944 году в одном из документов Управления стратегических служб (предшественника ЦРУ) от 15 сентября 1944 года за номером 9а-32199 указывалось, что итальянские правые силы хотят обеспечить масонское прикрытие террористическим группировкам, чтобы дискредитировать компартию. Этот план поразительно совпадал с событиями, которые произошли в Италии с 1969-го по 1979 год.
Видимо, еще слишком рано утверждать, что все известно в этом запутанном деле. Много моментов остаются неясными в сети заговоров, которую плел Личо Джелли. Кстати, в моем архиве сохранилась визитная карточка Личо Джелли. С этим человеком, который представился как крупный промышленник, я познакомился на одном из приемов. А многие его знакомые — политические и финансовые деятели — продолжают отрицать свою причастность к ложе «П-2», несмотря на то, что обнаружены даже номера их членских билетов. Другие признают, что состояли в тайной масонской ложе, но клянутся в верности государству. Кое-кто продолжает отмалчиваться. Но достоянием гласности стали скандальные факты. И чем полнее вырисовывается картина, тем явственнее становится та опасность, которой подвергались демократические институты в Италии. А может быть, подвергаются до сих пор.
Не выяснены, в частности, источники финансирования преступной деятельности Джелли, находящегося где-то в бегах. Но данные об этом поступают. Не так давно стало известно, что большие суммы он получал от управляющего крупнейшим частным банком Италии «Амброзиано». Вернее, бывшего управляющего.
…Над Темзой только-только рассеивался туман, когда случайный прохожий обнаружил тело человека, повешенного на веревке, конец которой был привязан к мосту Блэкфрайерс. Из документов следовало, что покойник был банкиром Роберто Кальви, бесследно исчезнувшим из Рима в связи со скандалом, разразившимся по поводу краха частного банка «Амброзиано» в результате финансовых афер. В кармане дорогого серого костюма Кальви помимо документов были обнаружены 20 тысяч долларов. После того как происшествие стало достоянием печати, итальянские журналисты обратили внимание на странное стечение обстоятельств. Название моста в переводе с английского звучит как «мост черных братьев». А члены ложи «П-2», к которой принадлежал Кальви, одеваются в черное и называют друг друга «фрайерс». Английская полиция выдвинула версию о самоубийстве проворовавшегося банкира. В Италии практически все утверждали: «Кальви был убит. Он слишком много знал о «П-2».
Последний раз его видели 29 мая 1982 года. Тогда он еще был управляющим «Банко Амброзиано» и носил усы. Потом неожиданно исчез.
Первым о таинственном исчезновении Кальви заявил во Дворце правосудия его адвокат Грегори. В версию похищения мало кто верил. Почти все были убеждены, что Кальви сбежал. Некоторые предполагают, что это нечто среднее между бегством и похищением, а точнее, инсценированное исчезновение. Иными словами, Кальви хотел бежать, но не имел возможности скрыться там, где ему вздумается. Прежде чем «насладиться» традиционными прелестями положения беглого банкира, ему предстояло уладить кое-какие финансовые неприятности за рубежом. К тому же он продолжал оставаться управляющим «Амброзиано», и его подпись еще оставалась в силе. Однако судебные органы интересуют не предположения, а следы. И они их в общем-то нашли.
До того как исчезнуть, Кальви связался по телефону с Луиджи Меннини из Ватиканского банка, компаньоном по «Амброзиано» и финансовым авантюрам в Перу. Кальви звонит ему, чтобы отменить назначенное ранее деловое свидание. Вот и все. Впоследствии банкир исчезает. Сбрив усы, чтобы его не узнали, он с фальшивым паспортом летит в Венецию, оттуда отправляется в пограничный Триест, а далее в Австрию. Там его ожидает частный самолет, принадлежащий члену «П-2» владельцу недвижимости на Сардинии Фла-вио Карбони. За штурвалом — еще один член ложи, Паоло Умберти. Он, судя по всему, и доставил Кальви в Лондон.
29 мая 1982 года Роберто Кальви читал заключение генерального прокурора Рима по делу масонской ложи «П-2», в котором многие ее члены были оправданы. По мере чтения Кальви все более убеждался в том, что вроде и ему удалось выпутаться из этой грязной истории. Он не мог тогда предполагать, что спустя каких-нибудь пятнадцать дней его труп будет висеть под одним из мостов через Темзу. Одним словом, тогда он чувствовал себя спокойно. Однако эта иллюзия длилась не долго, всего 48 часов. 31 мая Кальви получил пространное письмо из Итальянского банка. По форме это был ультиматум. Руководство Итальянского банка давало понять, что ему известно о финансовом крахе «Амброзиано» за рубежом, особенно в Южной Америке, где дочерние филиалы «недосчитались» 1 миллиарда 400 миллионов долларов, и требовало объяснить с предельной точностью, как это произошло. Кальви не мог больше увиливать, как раньше. На сей раз Итальянский банк намерен разобраться с «Амброзиано», однако не может предать огласке список людей, имеющих свои интересы в зарубежных филиалах компании.
Так начинался финал авантюристической жизни мошенника банкира, правой руки великого магистра Личо Джелли. Но Кальви так же тесно был связан с другим человеком. Это — Бруно Тассан Дин, директор административного совета крупнейшего в Италии печатного издательства «Риццоли — Коррьере делла сера», член ложи «П-2», которого, как и многих других масонов, обвиняют в мошенничестве. Скандал был подобен землетрясению, эпицентром которого стали самые влиятельные в стране частный банк и издательство. Многие партии и по сей день охвачены паникой. Те, кто вел свою игру на деньги, полученные в банке «Амброзиано», знают, что вскоре это обнаружится. Те, кто пытался прибрать к рукам «Риццоли — Коррьере делла сера», видят, как лопнули их мечты. Те, кто надеялся на благоприятное завершение судебного расследования тайной деятельности главы «П-2» Личо Джелли и его друзей-масонов, просчитались.
В течение долгого времени Кальви не отвечал на настойчивые запросы Итальянского банка. Он конечно же не хотел выдавать тайны своих зарубежных филиалов. Он сопротивлялся до последнего, чтобы скрыть свои темные махинации, сложные финансовые операции, благодаря которым ему удавалось держаться на поверхности. Приходилось идти на обман. Но Итальянский банк все-таки предъявил Кальви счет. Практически это был своего рода приказ уничтожить всю его финансовую систему, созданную за более чем десятилетний срок правления в «Амброзиано». А чтобы управляющий спустил все на тормозах, не проконсультировавшись с другими руководителями «Амброзиано», Итальянский банк обязал Кальви собрать административный совет и представителей профсоюза служащих, дабы проинформировать их об ультиматуме. Для банкира это было равносильно бомбе с часовым механизмом, обезвредить которую было практически невозможно.
С этого момента Кальви стал слишком обременительной, неудобной для всех, легкоуязвимой фигурой. Это сразу же осознали его политические покровители. Он еще об этом не знал, но социалисты, и в особенности христианские демократы, уже считали его «хромой лошадью», которую надо срочно заменить. С их точки зрения, это необходимо сделать, чтобы создать новую, более прочную линию защиты их тайных интересов в банке. И вот в административном совете уже найден человек, готовый столкнуть его со сцены. Это Орацио Баньяско, финансист с мало кому известным прошлым, но обладающий большим весом в Швейцарии, с недавнего времени заместитель управляющего «Амброзиано». К тому же он имеет влиятельных знакомых среди политиков.
Днем 7 июня 1982 года собирается административный совет «Амброзиано». Кальви, стараясь показать свое почтительное отношение к директивам Итальянского банка, зачитывает текст ультиматума. Однако в заключение своего выступления дает понять, что следовало бы проявить особую осторожность в выполнении требований вышестоящей инстанции. Баньяско вскакивает с места — он понял, что пробил его час, — и, размахивая письмом Итальянского банка, требует от Кальви подробного отчета о положении дел в зарубежных филиалах. Более того, он хотел бы изучить интересующие его документы дома, вне стен банка. Кальви протестует: «Если хотите ознакомиться с ними, пройдите в архив, но дома — нет. Документы носят секретный характер, мы рискуем нарушить банковскую тайну». Вопрос ставится на голосование. Победу в соотношении 11 к 4 одерживает Баньяско.
Плотину прорвало. Для Кальви это конец. Он остается практически в одиночестве, потерпев поражение на всех фронтах.
В свое время финансовый авантюрист Синдона, с которым Кальви был тесно связан, предупреждал: «Самое худшее для финансиста, который считает себя еще влиятельным, — это когда политики, только вчера оказывавшие столько внимания, не хотят принять его. Это — предзнаменование конца». Точно так и произошло с Кальви. Когда 9 июня он приехал в Рим, многие двери закрылись перед ним. Рядом остался лишь Флавио Карбони. Он торгует недвижимостью и владеет издательством на Сардинии, вхож в политические круги, знаком со многими влиятельными лицами. Например, с заместителем министра казначейства Джузеппе Пизану. Карбони, правда, уже ничем помочь не может, но у него есть собственный самолет, на фюзеляже которого красуется название компании «Аэркапи-тал». Весь следующий день Кальви проводит в беседах со своими адвокатами. Он детально излагает им все свои неразрешенные проблемы с судебными властями. Это прежде всего апелляционный суд, назначенный на 21 июня в Милане. Но перспективы для него нерадужные. Ранее он был приговорен к 4 годам тюремного заключения за незаконный вывоз валюты. Кроме того, в Милане шли два следствия. Одно — по делу о мошенничестве с валютой, другое — в связи с махинацией, относящейся к 1971 году. В ней были также замешаны Синдона и «один руководитель ватиканского Института религиозных дел, личность которого следовало установить». Еще больше неприятностей ожидало Кальви в Риме, где одновременно проходили пять различных судебных процессов, на которые ему нужно было явиться. Обвинения обычные — мошенничество, использование служебного положения в целях личной наживы, коррупция, нарушение закона о финансировании политических партий. Кальви с горечью признавался потом своим близким знакомым, что ему не удается добиться аудиенции у бывших политических покровителей. А если кто-нибудь из них и принимал его, то это не приводило ни к каким конкретным результатам. «Я встретился на днях с Андреотти, — рассказывал Кальви одному своему другу, — но так и не смог заручиться его поддержкой». Итак, результаты поездки в Рим еще раз убедили его: пора бежать. И он исчез.
…За день до того, как тело Кальви было обнаружено в Лондоне, его личная секретарша выпрыгнула из окна четвертого этажа конторы банка в Милане. Она оставила записку: «Будь трижды проклят Кальви за тот ущерб, который он причинил банку и его служащим».
Так закрылась еще одна страница в толстой книге заговоров против Итальянской Республики. Но естественно, не последняя…
Самой первой задачей, которую поставил передо мной резидент, как только я стал заниматься оперативной работой по приезде в Италию, было восстановление связи с агентом по кличке Немец. Он был членом итальянского парламента от социалистической партии и имел широкие связи в правительственных кругах. Немец числился в нашей сети как уже завербованный агент, но постоянно нарушал условия связи, не приходил на встречи, не соблюдал необходимой конспирации и в конце концов в одностороннем порядке прекратил связь вообще. На мои неоднократные попытки вызвать его на «экстренную» встречу специально закодированной фразой по телефону он отвечал неразборчивым мычанием и не являлся на обусловленное место. А оно было обговорено моим предшественником около статуи Водоноса, о которой у нас уже шла речь.
Обсудили мы с резидентом создавшееся положение и решили, что, хорошо проверившись в городе, я позвоню Немцу по телефону и зайду к нему домой. Я так и сделал, представившись корреспондентом «Известий». Сухо, официальным тоном он ответил, что ждет меня дома примерно через полчаса. Встретил он меня почему-то в трусах и майке, провел на кухню, объяснив: «Мне надо попарить ноги, а то болят очень». В кухне действительно стояла маленькая ванночка, из которой шел пар и воняло каким-то лекарством. «Слушаю вас», — процедил сквозь зубы депутат, опустив ноги в ванночку. Вначале я поблагодарил его за прежнюю работу, сказав, что переданная им ранее информация дала нам возможность более объективно оценивать внутриполитическое положение в Италии. «Кому это — нам?» — побледнев, настороженно спросил Немец. «Заинтересованным кругам», — ответил я. Затем я попросил его, небезвозмездно разумеется, написать для меня материал о противоречиях, раздирающих Итальянскую социалистическую партию. Он согласился. Мы договорились встретиться у Водоноса через три дня в семь часов вечера. Постепенно мне удалось приучить Немца к дисциплине и элементарной конспирации. Забегая вперед, скажу, что самую большую помощь оказал он нам во время переговоров советской делегации с концерном «Фиат» о строительстве автомобильного гиганта на берегу Волги в будущем городе Тольятти. А вообще был он надежным источником получения срочной политической информации.
С агентом, которого я лично завербовал после восстановления отношений с Немцем, было легче и как-то свободнее в отношениях. Поэтому и псевдоним я ему присвоил Либеро — «свободный», значит. Социалистом он стал, по-моему, с момента своего рождения еще до начала Первой мировой войны. Адвокат по профессии, участник Сопротивления, старейший член парламента, он согласился нам помогать бескорыстно. Так сказать, вербовка «на идейной основе». И он действительно помогал. Когда вспыхивал очередной правительственный кризис, которых немало случалось на Апеннинах, мы узнавали о нем за неделю. Нам было достоверно известно об интригах, которые ведутся в окружении президента Итальянской Республики, в правительстве, в многочисленных политических партиях. Мы были в мельчайших подробностях информированы об отношениях Италии с нашим «главным противником» — США, о трениях между итальянским правительством и американским конгрессом.
Только однажды Либеро скромно попросил оказать ему «финансовую помощь» в связи с трудностями, которые переживает «его газета». Тогда мы встретились у Колизея. Мы с Либеро пришли с пластиковыми пакетами в руках. В пакете моего агента лежали свежие газеты, а в моем — несколько пачек стодолларовых купюр. Незаметно обменявшись пакетами, мы разошлись. Либеро тоже помог нам в операции по спасению «сделки века» с «Фиатом» и познакомил меня с очень интересным человеком, о котором речь пойдет дальше.
Мауро де Мауро. Сицилийский журналист, корреспондент палермской газеты «Ора». Это имя известно почти каждому итальянцу, поскольку то был неистовый газетчик, который неожиданно «расцвел» на страницах итальянской печати и таинственно исчез из жизни. Мауро де Мауро лез в самые горячие точки бурной внутриполитической жизни Италии: разоблачал возрождающийся неофашизм, раскрывал секреты преступлений мафии, боролся с терроризмом как правым, так и ультралевым, был непримиримым врагом организованной преступности и коррупции. Меня познакомил с ним, как я уже сказал, Либеро на каком-то бурном митинге, который проходил на самой вместительной Народной площади в вечном городе. Я пригласил его на другой день в корпункт, и затем наше знакомство переросло в настоящую дружбу. Я бывал у него в Палермо, мы встречались в других городах, и интуитивно я чувствовал, что Мауро в любой ситуации останется верным товарищем. Он очень доверял мне, я — ему. Его помощь с течением времени становилась все более и более значительной. И в какой-то момент мы оба поняли, что встречаться нам в ряде случаев лучше не на глазах почтеннейшей публики, а конфиденциально. Последний раз я его должен был увидеть в Палермо 16 сентября 1970 года, но, увы… Он не вышел на назначенную встречу, а 18 сентября палермские газеты, а вслед за ними и все другие средства информации сообщили, что Мауро де Мауро бесследно исчез.
В сферу моей разведывательной работы входило и изучение ситуации внутри партии «Итальянского социального движения», то есть неофашистов. Мауро де Мауро во многом помог мне открыть те тайные пружины, которые приводили в действие механизм, запущенный последователями Бенито Муссолини. Но буду рассказывать все по порядку, стараясь придерживаться временной логики.
Черепа и кинжалы, перекрещенные кости — все это на знаменах, мундирах, погонах и кокардах. Обратите внимание — все символы фашистов воспевают смерть. Игра в устрашение? Нет, программа. Через насилие и кровь — к власти. Прошло более пяти десятилетий с тех пор, как умолкло эхо последнего выстрела последней мировой войны. Смешался с пылью Нюрнберга прах нацистских убийц, в глубоких стариков превратились те, кто, прикрывшись чужим именем или воспользовавшись купленным милосердием, сумел избежать возмездия за газовые камеры и крематории Освенцима, Майданека, Дахау. Для нынешнего поколения молодых уже потеряли свое страшное звучание названия этих городов, где работали фабрики смерти, где кости чудовищно умерщвленных людей перемалывались в муку, содранная кожа натягивалась на абажуры для торшеров, а волосами женщин и косичками девчонок набивались солдатские матрацы.
Однако вновь поднимают голову те, кто вытащил из сундуков черные рубашки, те, кому сумели привить вкус к убийствам, поджогам и насилию, те, кто орет фашистские гимны, проповедует расовую ненависть, раздувает огонь фашистского террора, пытается объединиться в «черный интернационал» для того, чтобы попробовать возвратить Европу к временам нацистского мракобесия.
Международная федерация участников движения Сопротивления опубликовала в свое время документ «Неофашизм в Италии». В предисловии к нему говорится: «Среди приверженцев прошлого особое место занимает итальянский неофашизм. Опасность, которую он представляет, возможно, недооценивается за рубежом из-за неосведомленности. Неофашизм в Италии отнюдь не новое явление. Уже через несколько месяцев после войны он снова всплыл на поверхность. Поэтому возникает вопрос: не следует ли назвать его просто «фашизм», а не «неофашизм»?
«Итальянское социальное движение» (ИСД) — фашистская партия, основным ядром которой явились недобитые чернорубашечники, — родилась в вечном городе в самом конце 1946 года. В числе ее основателей находились бывший секретарь римских фашистов Артуро Микелини и выдававший себя за внебрачного сына Муссолини некто Нино Ромуальди.
В стране, где фашизм господствовал более двух десятилетий, где его приверженцам предоставлялись немалые льготы и где оставшиеся не у дел чернорубашечники усматривали в возврате к прежней диктатуре единственную возможность вернуть утраченные привилегии, создание новой партии должно было, естественно, найти определенный отклик. И действительно, в ИСД потянулись вылезшие из нор приспешники Муссолини, мелкие государственные служащие, лавочники, ремесленники и разный сброд: от мелких жуликов до профессиональных сутенеров. Нет, до поры до времени они не показывали зубы, старались держаться немного правее крайне правого крыла правящей Христианско-демократической партии, выдавали себя за «представителей порядка», которые имеют одну-единственную цель — «преградить путь левым», защитить демократический строй, который-де фашисты «очень уважают». Это пришлось в свое время по вкусу правящим кругам. Чернорубашечникам предоставили возможность включиться в политическую жизнь страны, добиться признания в качестве оппозиционной партии, существующей в соответствии с конституцией. На первых после вступления в силу республиканской конституции всеобщих выборах, состоявшихся 18 апреля 1948 года, ИСД получила около 527 тысяч голосов. Это пока немного. Всего лишь около 2 процентов от общего числа избирателей. Но в списках итальянского парламента уже официально числились семь депутатов, представляющих «Итальянское социальное движение». На следующих выборах, в 1953 году, ИСД получила втрое больше голосов. Они уже «официально» высказывают мнение по всем наиболее важным экономическим и политическим проблемам страны, как и полагается «респектабельной» партии, находящейся в оппозиции. Правда, пока еще не слышно разговоров о необходимости «нового порядка» в Италии. Усиливается лишь антидемократический вой чернорубашечников, который приятно щекочет нервы некоторым представителям итальянской промышленной и финансовой олигархии и кое-кому за рубежом. В самой партии идет глухая борьба между Артуро Микелини, который поставил ИСД в услужение Христианско-демократической партии, и Джорджо Альмиранте — представителем «твердолобых», призывающих к открытому и систематическому насилию. Схватка закончилась неожиданно. Не подготовленный к длительным идеологическим дискуссиям старый бухгалтер Микелини, страдавший к тому же сердечной недостаточностью, отправился в июне 1969 года в мир иной. Альмиранте занял пост секретаря ИСД. Голос его немедленно приобрел металлический тембр. «Мы — та партия, которую ждала антикоммунистическая Италия, — изрекает он на митингах. — Мы получим голоса не только тех, кто охвачен возмущением и гневом. Называя нас фашистами, они делают нам комплимент. Мы — фашисты и боремся за спасение Италии от пагубных последствий демократии». Ближайшие сподвижники итальянского нового фюрера выражаются менее замысловато: «Демократия — зараза, и ее надо задушить». Это уже что-то из арсенала Бенито Муссолини. Пятьдесят с лишним лет тому назад, готовя поход чернорубашечников на Рим, он орал, потрясая кулаками и брызгая слюной: Мы переломаем всем кости, беспощадно, как хирурги…»
Ныне в Италии уже никто не сомневается в том, что «социальное движение» стоит во главе широкого «черного заговора» реакции. Стратегия итальянских чернорубашечников не отличается новизной!. Используя внутриполитическую неустойчивость и экономические неурядицы, характерные для Италии последних лет, ИСД путем террора пытается усилить напряженность в стране, посеять страх и неуверенность среди населения. Террористические группы неофашистов нападают на забастовщиков, совершают налеты на помещения профсоюзных и демократических организаций, провоцируют выступления наиболее отсталых, деклассированных элементов во всех уголках Апеннинского полуострова.
Когда итальянские неофашисты перешли от отдельных провокаций к массированному осуществлению стратегии напряженности? Известна точная дата — апрель 1966 года. Сначала прогремели взрывы бомб на Миланской ярмарке, затем, через неделю, — в здании Падуанского университета. Далее, в августе, последовала целая серия железнодорожных диверсий в районах Виченцы, Пескары, Венеции и других городов. Год заканчивался кровавым преступлением в Милане.