Ранним утром в небольшом итальянском селении Канале д’Агоро раздался погребальный звон на колокольне приходской церкви. Здесь первыми узнали о смерти Иоанна-Павла I. В этом селении он родился, и печальная новость, минуя все заслоны ватиканской цензуры, дошла до родины и родственников покойного. Погребальный звон в далеком от столицы местечке раздался в 7 часов 20 минут 29 сентября 1978 года, и только десять минут спустя заговорило радио Ватикана. Был передан следующий официальный бюллетень: «Сегодня, 29 сентября, примерно в половине шестого утра личный секретарь Папы, не застав его, как обычно, в часовне при папских апартаментах, вошел к нему в спальню и нашел его мертвым. Свет в спальне был зажжен, словно Папа собирался читать. Немедленно прибывший на место доктор Буцонетти констатировал смерть, наступившую, вероятно, в 23 часа, и квалифицировал ее как внезапную кончину, причиной которой можно считать инфаркт миокарда».
Эта смерть не только ошеломила своей неожиданностью, но и безо всякого сомнения потрясла Католическую Церковь. В ее многовековой истории был только один подобный случай: в 1695 году на Святой престол взошел Алессандро Медичи, названный Папой Львом XI, который правил лишь с 1-го по 2 апреля.
«Его заслугой было то, — писал популярный итальянский журнал «Панорама» после смерти Иоанна-Павла I, — что он говорил языком понятным для всех, очень доходчивым, но в то же время весьма содержательным, что было необычно для священника, не постигшего всех тайн церковной культуры. Его заслугой были также скромность и простота, то есть те качества, в которых Церковь ощущала настоятельную потребность с тех пор, как второй Ватиканский собор положил конец светской власти пап и указал путь возвращения к заветам Евангелия и к первым векам существования Церкви, когда епископ Рима по отношению к остальным епископам был всего лишь первым среди равных».
Его жизнь в римской курии была нелегкой. Некоторые прелаты говорили, что у него практически не было времени для того, чтобы заниматься управлением Церковью, поскольку он был занят подготовкой своих речей, напичканных цитатами и анекдотами, отчасти импровизированными, но отчасти тщательно обдуманными и подготовленными заранее, что требовало большой энергии и много времени. Единственное важное назначение, которое успел сделать за короткое время пребывания на папском престоле Иоанн-Павел I, вызвало недовольство. Когда стало известно, что он поручил кардиналу-негру Бернардену Гатену, уже являвшемуся председателем папской комиссии «Справедливость и мир», возглавить еще один важный церковный орган — «Кор Унум», — это вызвало замешательство и неодобрение.
Действительно, «Кор Унум» — это организация, распоряжающаяся финансовыми средствами, собранными в виде пожертвований во всех концах мира и предназначенными для оказания помощи наиболее бедным странам. В назначении Гатена, который сменил на этом весьма важном посту кардинала Вийо, кое-кто усмотрел первый признак изменения ориентации Папы в управлении ватиканскими финансами. И необычайно мощный финансовый аппарат Святого престола, распоряжающийся колоссальным акционерным капиталом, аппарат, который Папа Павел VI всегда окружал покровом самой строгой тайны, уже начал дрожать при одной мысли о грядущей реформе. Президент института религиозных дел (Ватиканского банка) американский архиепископ Пауль Марцинкус предостерег своих сотрудников: «Учтите, этот Папа думает иначе, и здесь многое изменится».
Когда Альбино Лучани еще был кардиналом, он продал вместе со своим золотым распятием несколько ценных церковных предметов, бывших собственностью его епархии, чтобы оказать помощь одному из приютов для больных детей. А когда он был епископом провинции Витторио-Венето, то вызвал панику у приходских священников и духовенства целым рядом необычайно суровых выступлений, в которых потребовал от них предельной честности в финансовых вопросах.
На Иоанна-Павла I смотрели с беспокойством и в ватиканской дипломатии, привилегированной касте бюрократической системы Святого престола. Дипломатические круги относились к нему враждебно, потому что опасались, что необычайный интерес Папы к местным церквам побудит его расширить прямые отношения Ватикана с епископскими конференциями, что могло бы привести к расширению их полномочий. Это автоматически свело бы на нет роль и вес папских дипломатических представительств за границей. И хотя новый Папа не сделал никакого конкретного заявления, которое могло бы вызвать открытое сопротивление, ватиканская дипломатия была настороже, полна подозрений и недоверия.
И еще несколько штрихов к обстоятельствам смерти папы Лучани. Его бездыханное тело было обнаружено сестрой Винченцей, принесшей утренний кофе. Она сообщила о несчастье секретарю папы Мэджи. Первое, что он сделал, — это позвонил статс-секретарю кардиналу Вийо. Вот как излагал дальнейшие события признанный всеми биограф Папы английский писатель Дэвид Яллоп.
Итак, патер Мэджи позвонил утром кардиналу Вийо, жившему двумя этажами ниже. Менее чем за двенадцать часов до этого Альбино Лучани сообщил Вийо, что его пост займет кардинал Бенелли. Теперь же, после смерти Папы Лучани, Вийо не только остался на своем посту, но и получил уверенность в том, что сохранит его вплоть до избрания нового Папы. Более того, он автоматически становился кардиналом-камерленгом, то есть, по сути, лицом, выполняющим функции главы Церкви. Ранним утром он уже находился в спальне Папы и мог лично убедиться в том, что тот мертв.
Если Лучани умер естественной смертью, то последующие поступки Вийо и отданные им распоряжения выглядят абсолютно необъяснимыми. Его поведение становится понятным только в свете одной гипотезы: либо кардинал Жан Вийо участвовал в заговоре с целью убийства Папы, либо он обнаружил в папской спальне очевидные признаки убийства и сразу же принял решение любым путем скрыть их.
На тумбочке рядом с кроватью лежало лекарство, которое Папа принимал от пониженного давления. Первым делом Вийо сунул в карман пузырек с лекарством. Затем он вынул из рук Папы листки с намеченными проектами отставок и назначений и отправил их в тот же карман. Из спальни исчезли также очки и домашние туфли покойного. С письменною стола в рабочем кабинете «испарилось» последнее завещание Папы. Никто никогда больше не увидел ни одного из этих, так сказать, вещественных доказательств.
Позднее Вийо придумает для обслуживающего персонала папских апартаментов, еще не оправившегося от потрясения, фальшивую версию смерти Папы. Но прежде всего он скрыл тот факт, что первым, кто увидел скончавшегося Лучани, была сестра Винченца, а также отдал приказ не распространять весть о смерти вплоть до получения специальных указаний на этот счет. Затем он принялся звонить по телефону прямо из рабочего кабинета Папы.
О смерти Иоанна-Павла I было сообщено декану коллегии кардиналов почти девяностолетнему кардиналу Конфалоньери, потом главе ватиканской дипломатии кардиналу Казароли. Вийо распорядился вслед за тем, чтобы его соединили с третьим человеком в церковной иерархии, заместителем статс-секретаря архиепископом Джузеппе Каприо, который отдыхал в тот момент на курорте Монтекатини. Лишь после этого Вийо позвонил заместителю главы ватиканской медицинской службы доктору Ренато Буцонетти. Следующий его звонок был в кордегардию швейцарских гвардейцев. Вызвав сержанта Ганса Роггана, Вийо попросил его выставить часовых у входа в папские апартаменты.
Из ближайших сотрудников Папы Лучани лишь патер Диего Лоренци работал с ним еще с венецианских времен. Несмотря на запрет Вийо распространять весть о смерти за пределами папских покоев, Лоренци позвонил личному врачу понтифика доктору Джузеппе Да Росу, который наблюдал Лучани более двадцати лет. Лоренци отчетливо помнит, что врач был не только потрясен, но и ошеломлен. Далее предоставим слово самому пагеру Лоренци. Вот что он рассказывал позже: «Врач отказывался верить своим ушам. Он спросил у меня, отчего умер Папа, но я не знал, что сказать ему. Доктор Да Рос был сбит с толку не меньше, чем я. Он сказал, что немедленно выезжает на машине в Венецию, а оттуда вылетит первым же рейсом в Рим».
Новость начала распространяться по всему Ватикану. Во дворе, примыкающем к зданию Ватиканского банка, сержанту Роггану повстречался епископ Пауль Марцинкус, главный финансист Святого престола. Часы показывали без четверти семь. Марцинкус жил тогда на вилле Стрич, находящейся на римской Виа Ночетта, примерно в двадцати минутах езды на машине от Ватикана. Что мог делать глава Ватиканского банка, никогда не отличавшийся склонностью к раннему пробуждению, в такой момент в непосредственной близости к папскому дворцу, остается загадкой.
Доктор Буцонетти, вызванный для констатации смерти, заявил Вийо, что ее причиной следует считать инфаркт миокарда. По мнению медика, смерть наступила примерно в 11 часов вечера. Как ясно любому врачу, определить час смерти с такой точностью и назвать диагноз после весьма поверхностного и поспешного осмотра можно только пренебрегая врачебным долгом. Кстати, Вийо еще до медицинского заключения, то есть до шести часов утра, уже объявил решение о немедленном бальзамировании тела Папы.
Тела трех предыдущих пап бальзамировали братья Синьораччи. В тот день их поднял телефонный звонок на рассвете, а затем в пять часов утра прибыла машина с ватиканским номером. По мнению препараторов, то, что их вызвали так рано, могло свидетельствовать только о том, что Вийо еще раньше договорился с руководством медицинского института, служащими которого числились Синьораччи. Свои распоряжения, следовательно, он должен был успеть сделать между пятью часами и четвертью шестого утра. Замысел Вийо немедленно приступить к бальзамированию натолкнулся на возражения в римской курии. Кардиналы Феличи и Бенелли, которые были в курсе проектов перемен, задуманных Папой Лучани, выразили недоумение по поводу такой спешки с бальзамированием, о чем не преминули сообщить Вийо по телефону. За стенами Ватикана уже циркулировали слухи о предстоящем вскрытии тела — учитывая обстановку в целом, Бенелли и Феличе считали, что это действительно необходимо. Ведь если смерть произошла вследствие отравления, бальзамирование лишило бы вскрытие всякого смысла.
Итальянский закон гласит, что бальзамирование может быть произведено только с разрешения, подписанного представителем судебного ведомства. Если бы в аналогичных обстоятельствах умер итальянский гражданин, немедленное вскрытие было бы проведено в обязательном порядке.
Один из кардиналов, чье имя не назвала итальянская печать, высказал предположения, которые оправдывали меры по утаиванию истины: «Вийо сказал мне, что произошло трагическое недоразумение. Папа незаметно для себя принял чересчур большую дозу лекарства. Кардинал-камерленг подчеркнул, что если дело дойдет до вскрытия, то этот факт — превышение дозы — официально подтвердится. Никто, естественно, не поверит, что это произошло случайно. Одни станут говорить о самоубийстве, другие — об убийстве. Вот почему было решено не производить вскрытия».
Профессор Джованни Рама, специалист, который предписал Альбино Лучани эффортил, кортиплекс и другие препараты, призванные улучшить его кровяное давление, и наблюдал его с 1975 года, заявил: «О случайном превышении дозы не может быть и речи. Иоанн-Павел I был очень дисциплинированным пациентом. К приему лекарств он относился аккуратно. Он принимал минимальную дозу эффортила. Обычно прописывается 60 капель в день, ему же было достаточно 20–30 капель. Мы всегда соблюдаем сугубую осторожность, прописывая препараты такого рода».
Что же, Вийо, вероятно, придумывал версию о причинах смерти Папы в те краткие мгновения, когда находился в папской спальне, и до того, как положил в карман пузырек с лекарством. Папа умирал в одиночестве в своей спальне, куда он вошел несколькими часами раньше в полном здравии, после того, как принял ряд крайне важных решений, одно из которых затрагивало самого Вийо. И вот статс-секретарь без каких-либо внешних или внутренних медицинских обследований, без судебно-медицинской экспертизы заявил, что известный своей уравновешенностью и здравым смыслом Альбино Лучани случайно убил себя. Быть может, в мистической атмосфере Ватикана истории такого рода и находят доверчивых слушателей. В реальном же мире в таких случаях требуются, очевидно, и реальные доказательства.
Между тем основная часть ключевых улик, которые могли бы позволить установить истину, уже были уничтожены кардиналом Вийо. Прежде всего, пропали медицинский препарат и листки с заметками Папы о предстоящих перемещениях. Исчезло и завещание Альбино Лучани. В нем, наверное, не было ничего существенного, что могло бы пролить свет на причины смерти Папы, и тем не менее оно тоже исчезло вместе с главными уликами. Пропали даже очки и домашние туфли. Почему и зачем?
А в ватиканских коридорах тем временем множились слухи. Рассказывали, например, что сигнальная лампочка вызова у дежурного по папским апартаментам горела всю ночь напролет, но никто не откликнулся на вызов. Говорили также, что в спальне были обнаружены следы рвоты.
Епископы и священники, шушукавшиеся в ватиканских офисах в тот день, вспоминали также трагический инцидент со скоропостижной смертью архиепископа Православной Церкви Никодима, приехавшего с визитом из Ленинграда. 5 сентября 1978 года ему была устроена специальная аудиенция у Папы Лучани. Внезапно, без каких бы то ни было предварительных симптомов недомогания 49-летний русский прелат уронил голову на грудь и упал с кресла, в котором сидел. Несколько мгновений спустя он был мертв. В ватиканских кулуарах говорили, что Никодиму случайно подали чашечку кофе, предназначавшуюся Альбино Лучани. В официальных кругах города-государства Ватикан эти догадки, конечно, отвергали. Но задним числом смерть Никодима воспринималась как предвестие того драматического события, которое позже разыгралось в папских покоях.
В течение всего одного дня, то есть 29 сентября, было убрано все имущество, принадлежавшее Альбино Лучани, в том числе его письма, заметки, книги и даже те немногие личные вещи, которые он держал подле себя. С особой тщательностью сотрудниками статс-секретаря были собраны все конфиденциальные документы. С необычайной быстротой все материальные свидетельства жизни и работы Альбино Лучани были упакованы и вынесены из помещений. В 18.00 все девятнадцать комнат папских апартаментов были полностью очищены от каких бы то ни было предметов, которые могли бы каким-либо образом напоминать о Папе Иоанне-Павле I. Вскоре же двери папских покоев были заперты и опечатаны кардиналом Вийо. Им предстояло оставаться закрытыми вплоть до момента избрания преемника.
Биограф Папы Иоанна-Павла I, а мы уже упоминали о том, что им стал английский писатель Дэвид Яллоп, утверждал, что Альбино Лучани был убит. Он пишет в своей книге: «Перед нами явное убийство. Причем убийство, совершенное не какими-то неизвестными лицами, а людьми слишком хорошо известными, в том числе главой итальянской масонской ложи «П-2» Личо Джелли, который стоял во главе тайного заговора». По глубокому убеждению Яллопа, можно проследить участие в заговоре также Марцинкуса, Кальви и Умберто Орголаии, ближайшего клеврета Джелли. Пана Иоанн-Павел I бросил вызов кардиналу-банкиру Марцинкусу, еще будучи архиепископом Венеции, возражая против продажи Католического банка Венеции банковскому концерну «Амброзиано». А когда предпринятая по его приказу ревизия финансов Ватикана выявила коррупцию, решил с корнем выкорчевать ее. Финансовое положение ложи «П-2» зависело от сотрудничества с Ватиканским банком, связанным целой сетью подставных компаний в Европе, районе Карибского моря, Центральной и Южной Америке, через которые проходили и исчезали миллионы долларов. В центре этой паутины находился Кальви — ближайший друг и сообщник Марцинкуса, — управляющий «Банко Амброзиано» и один из магистров ложи «П-2». Смещение Марцинкуса наверняка вскрыло бы все финансовые махинации ложи. Папа Иоанн-Павел I ознакомил кардинала Вийо со списком лиц, которых он собирался заменить, в том числе, как мы уже говорили, и самого Вийо.
Вийо и Кальви уже мертвы, Джелли и Ортолани скрываются где-то в Южной Америке, Марцинкус якобы находится в Ватикане под домашним арестом.
После смерти Альбино Лучани на папский престол взошел, как известно, кардинал из Кракова Кароль Войтыла, принявший имя Иоанна-Павла II. Впервые за последние столетия духовным пастырем Католической Церкви стал не итальянец. Более того — бывший гражданин бывшего социалистического государства. Папа — поляк. Что это означало? Прежде всего, огромное количество чисто церковных проблем: нужно было обновить устаревший кодекс канонического права, расширить прерогативы епископской коллегии, реорганизовать центральный аппарат Ватикана, упорядочить его финансы. И самая большая проблема — куда вести дальше Святой престол в этом меняющемся мире, который становится более и более непонятным после развала Советского Союза. Конечно, новый Папа был всегда очень осторожен, особенно после неудавшегося покушения на его жизнь.
Вот и совсем недавно, в ноябре 1999 года, в некоторых итальянских газетах появилось сообщение о том, что КГБ СССР во времена Михаила Горбачева якобы готовил «устранение» нынешнего Папы «по согласованию со своими чехословацкими друзьями». Со всей ответственностью заявляю, что это самая бессовестная ложь, даже смехотворная ложь, ибо не было причин для нового покушения на Папу Войтылу, Иоанна-Павла II. Ведь стал он, как свидетельствует его кипучая, несмотря на старость и болезни, деятельность, самым страстным борцом за мир. И вообще, писать о чем-то лучше после того, как будут доступны архивы, даже самого секретного свойства.
Впрочем, об одном из таких архивов я расскажу в следующей главе.
Рабочий день у оперативного сотрудника римской резидентуры, сидевшего под прикрытием корреспондента правительственной газеты «Известия». начинался, как правило. весьма однообразно. За исключением, разумеется, редких выходных дней или более частых командировок в другие города Италии.
Подъем в шесть утра. Обязательная зарядка, к которой приучили еще в разведшколе, и холодный душ чтобы очухаться от последствий дня вчерашнего Разница между Москвой и Римом — два часа. Когда в Риме шесть, в Москве — восемь. А в девять по-московски зазвонит телефон родной редакции. Следовательно, за два имеющихся в распоряжении часа надо успеть выпить чашку кофе и сбегать в облюбованный уже давно газетный киоск, где хозяйничает мои друг и большой любитель выпить Ренато, которого я регулярно снабжаю отечественными поллитровками с сорокаградусной. У него уже лежит приготовленная для меня пачка свежих газет и журналов. Все это надобно просмотреть, настрочить что-нибудь завлекательное и продиктовать (тогда не было иных средств связи) сочиненное известинской стенографистке по телефону.
Так вот стандартно начинался и один из февральских дней 1964 года. В Риме мерзкая погода — идет мокрый снег и тут же тает. Раздается телефонный звонок. Нет, это еще не «Известия». Слишком рано.
— Пронто… (то бишь «алло» или «слушаю»).
— Здравствуйте, с вами говорит генерал Карбони.
У меня екает сердце, голос мой теплеет, я — сама вежливость и галантность.
— Здравствуйте, синьор генерал. Чем могу служить?
— Я написал статью о проблемах мирного сосуществования и необходимости запрещения ядерного оружия, которую хотел бы опубликовать в «Известиях». Вас не затруднит принять меня в вашем корпункте минут через тридцать? Я на машине, в центре города, судя по номеру телефона, неподалеку от вас. Кстати, уточните ваш адрес, который любезно предоставили мне в советском посольстве.
— Ради Бога, синьор генерал. Жду вас с нетерпением.
Я диктую адрес корпункта, с сожалением констатируя, что не успею посоветоваться с шефом. «А может быть, не надо, — успокаиваю я себя; — черт его знает, что это за генерал? Может быть, из итальянского Сопротивления, там ведь тоже были полковники и генералы».
Генерал оказался высоким, худым стариком, не потерявшим, однако, военной выправки.
— Очень рад вас видеть, синьор генерал.
— Генерал в отставке. Меня зовут Джакомо Карбони, может быть, слыхали. Я начинал свою карьеру еще при Бенито Муссолини. Был начальником СИМ. Что это такое? Так называлась тогда Служба военной информации, а проще говоря, военная разведка.
Челюсть моя непроизвольно отвисает, как стрелка барометра перед бурей. Генерал между тем положил на стол аккуратненькую папочку, в которой находилась статья о проблемах мирного сосуществования.