Голоса зазвучали сразу, как будто бойцы заранее все для себя решили и возможность отступить отбросили.
– Шнырь, сирота рыночная, воришка и грабитель, петля по мне плачет.
– Храбр Стальная Грудь, победитель княжеских и иных турниров, разбиватель женских сердец.
– Ивак Серяк, пластун, убийца и примерный семьянин.
– Ипат Колотит, наследный воин древних кровей.
– Йок Макарёт, владетельный рыцарь Пригорья.
– Либе Макарёт, наследная воительница, пятнадцатикратная победительница женских турниров по метанию отравленных булавок.
– Голосяра Серебряный, бывший лучший, но опальный жонглер княжьего двора, также лучник непревзойденный, но лук пропил.
– Суйка Нобле, падшая княжна, шмара и бандитка.
– Хруч Старый, из низов, браконьер да по снабженческой части.
Слова отзвучали. Тайфун скинул оружейный футляр, сиреневые блики от волшебного, странно изогнутого зубчатого клинка заплясали по камням.
– Забудьте имена, – глухо сказал он. – Отныне и до смерти вы – Девятеро Серых.
Грозное эхо прокатилось над перевалом – прозвучало истинное пророчество, коими славились и которые проклинали все вьехи, ибо были они неполными и абсолютно непонятными в большинстве своем.
– Ксениаль-твою-мать! – вырвалось у Тайфуна непривычное, и это тоже было явным пророчеством.
Скрежетнул под ногами камень – Девятеро Серых пошли в свой первый бой. И повел их Серый Властелин, первый в будущей череде.
Ударил вдалеке неслышимый гром, качнулась земля под ногами. Тайфун остановился, в сомнении поглядел за горизонт.
– Сами справятся! – решил в результате он. – Мне и тут подраться есть с кем! Эй, там, а ну вылазьте!
Мелькнули навстречу злобные тени, описал сияющее полукружие волшебный клинок, брякнул с промаху по камням «мой меч-твой меч», чуть не отрубив гоблину ногу, разлетелась в щепки разбитая о рогатые бошки бандура менестреля, скрежетнула по стальной чешуе отродий Тьмы наследная сабля, покатился, давя немалым весом врагов, сбитый шипастым хвостом броненосец, чудом миновал Тайфуна брошенный умелой рукой стилет, побежал на карачках куда-то в сторону Шнырь, засвистели в воздухе смертельным веером отравленные бронзовые булавки, опять же только чудом миновав Тайфуна, прыгнул с кинжалами в руках на спину Тайфуну пластун, промахнулся и увяз в драке с двухголовым монстром, упала сеть браконьера, ловко, но ошибочно спеленав юную бандитку… Битва за Черный замок закипела не на шутку.
– Стоит! – с тоской сказал Ипат Колотит, славный представитель военного ти-сословия, проще говоря, из тех, чья фамилия заканчивается благородным придыхательным звуком «т». – Настоящий Черный замок, твердыня Зла! И он растет с каждым днем, нависает над миром! Либе, что мы натворили!
Пепельноволосая воительница бросила взгляд на бывший пограничный форт, а ныне мировое пугало, и промолчала. Как подозревал валявшийся неподалеку в копне сена Тайфун, просто чтоб не вступать в бесплодный спор с отчаявшимся воином. Благоразумная девушка явно видела, что форт не растет. Как он может расти? Это же камень, не трава какая-то. Чтоб камень рос, или волшебство потребно из великих, или же подъемные машины небывалой мощности, что по сути то же волшебство, только в разрезе. Ну и откуда тому или иному взяться на зачуханном горном перевале? Мог бы подобное устроить Селендир – великий, хотя сильно неадекватный зодчий племени вьехов, только вот проблема – уже и имя его стерлось в забытых народом древних легендах. А подъемные машины, вообще сложную технику в большинстве миров не жаловали, справедливо полагая, что счастья в промышленно развитом мире точно не прибавится, зато дополнительные проблемы гарантированы. Ну а коли не предвидится прибыток счастья, то зачем оно надо, то техническое развитие? До ближайшего рынка и без машин да самолетов добраться легко, а на другом континенте нормальному человеку делать нечего, все, что потребно для жизни, и поближе найдется. Была бы ровная дорога да добрый конь, на крайний случай крепкие ноги. Но ровную дорогу Тайфун как раз и строил, а остальное у населения и так имелось. Тайфун припомнил, как племя вьехов как-то забрело в своих бесконечных странствиях в высокотехнологичный мир, и поморщился. Нефть, пластик, мертвое стекло – б-р-р. Гадский мир, и Оксаниэль там не понравилось.
– Принцесса моя, как же мы целовались! – прошептал он в результате и вздохнул.
– Меня подговаривали бежать! – выкрикнул Ипат, уставившись невидящим взглядом в никуда. – Так нет, остался, как и прочие! Но прочие – те хоть по робости своей да рабской сущности, а я-то, я? Я же изничтожить мыслил вселенское Зло, находясь в непосредственной от него близости, на расстоянии кинжального удара! Но вот… не ударил! Смертельно опасно находиться вблизи от такой Силы! Яд его злобы незаметно проник в мое сердце, и рука не поднялась на Властелина!
Воин порывисто развернулся к девушке и схватил ее за плечи.
– Либе, умоляю тебя, беги, пока не поздно! Всесильный Властелин сгубил мою душу, но твоя – твоя пока чиста! Умоляю, ради нашей любви – беги!
Тайфун, лениво наблюдавший действие из копны, хотел было поаплодировать, мол, браво, прекрасная мизансцена, душераздирающая, но потом махнул рукой и развернулся на другой бок. Обычная мелодрама, одна из великого множества виденных в пройденных и устрашенных мирах. Мелодрамы ему тоже давно надоели. И вообще, надо бы подраться, вдруг да утихнет в сердце маетная боль.
– Как же он сгубил твою душу, Ипат? Я не вижу изменений. Ты все тот же: опытный воин, требовательный и справедливый военачальник, прямой, как твой меч и умный во всю меру, отведенную наследным воинам.
А вот это уже становилось интересным. Тайфун даже голову приподнял – немножко, но тем не менее. И боль в сердце чуть притихла. Ай да Либе. Заметит наследный воин иронию или, во всю меру отведенного ума, нет?
– Он отравляет все, происходящее рядом, всему придает извращенный и гадкий смысл! – страстно зашептал Ипат. – Я веру в людей потерял, Либе! Я же гордился принадлежностью к ти-сословию! И где она, моя гордость? Приходит с поклонами к мерзкому Властелину, жен своих на заклание ведет, юных дочерей к его ногам бросает!
– Пепельноволосых, – пробормотала девушка тихо.
Тайфун беззвучно поаплодировал и задался вопросом, услышит ли Ипат возлюбленную. Как и предполагалось, не услышал.
– Кнез, сам кнез! – возопил Ипат. – Я ему присягу давал о верном служении! Я телом его готов был защитить! Но он защиты не востребовал, явился униженно сам, просить льгот и преференций на прохождение перевала! Ладно б для государства – за работорговцев просил! И для того лишь, чтоб его позорно спустили с раската, со всей семьей и челядинами! Мир для меня рассыпался, и бытие потеряло смысл при виде этакого падения венценосных особ!
Тайфун ухмыльнулся. С раскатом – это он неплохо придумал. После захвата перевала до того надоели торговцы, просители, завоеватели и убийцы всяких мастей, что очередной отряд, вроде как элитную гвардию приморских городов-государств, после показательного мордобоя заставил прошлифовать желоб в крутом каменном склоне. И всех их в этот желоб и скинул. Как они вопили, стремительно уносясь вниз, как потрясали потом кулаками и оружием, пинали в бессильной ярости и унижении подножие горы! Но наверх больше не рискнули заявиться, ни оружно, ни с торговой миссией. Страшную эту казнь, страшную и унизительную, так и назвали в результате «сбросить с раската», и боялись ее почему-то пуще насаживания на кол. И многие уже тот раскат опробовали: и надоедливые торговцы со своими инициативами запретительных пошлин, и все окрестные бароны с графами, явившиеся изъявить почтение, и многочисленные невесты… и, да, вроде и кнез какой-то туда же улетел. Он, кстати, не орал. Тайфун сначала решил – мужественный. Но оказалось, у него язык от страха отнялся. И вроде как до сих пор не заработал.
– Лучшие торговые семейства, умнейшие головы, и те все здесь перебывали! – горько сказал Ипат. – И для чего? Чтоб Черному замку поклониться, друг на дружку хулы и напраслины возвести, самим к черному трону приблизиться! И чему кланяются?! Конюшне!
– Какая мерзость, – ровным голосом заметила девушка, и Тайфун снова беззвучно поаплодировал.
Эта Либе ему конкретно начала нравиться. Хотя да, кланялись конюшне. Сам Тайфун, как всегда, предпочитал валяться в стожке сена, дышать ароматами трав и дальних странствий, рабы… ну, рабы строят дорогу, им тоже некогда и незачем по замку болтаться, и хозяйственный Хруч потихоньку приспособил пустующие помещения под склады, мастерские, ну и коней в трапезный зал заводили на ночь, ибо ночи на перевале неласковые, а скотину жалко. Что забавно, сей факт никак не скрывался, тем не менее – кланялись замку, и еще как.
– Я понимаю, почему остальные Серые держатся Властелина, – прошептал Ипат. – Суйка Нобле – бандитка, в грозной тени Властелина самое ей место, как и Шнырю, Храбр, Ивак да твой отец загорелись идеей создания мобильно-дорожной армии, им без дорожных рабов Властелина никак, Хруч Старый огромным хозяйством злодея бесконтрольно управляет и тем счастлив, Голосяра Серебряный – он поэт, великой личностью сражен и околдован, трагедию тирана да его душевный надлом на всех перекрестках воспевает, ему от Властелина тоже не оторваться, ибо нет более великих и неоднозначных титанов духа, чем он… но ты, Либе, почему ты здесь?! Беги, спасай свою светлую душу! А я останусь здесь, прикрою собой твое бегство, хоть что-то доброе совершу напоследок, ибо душа моя почернела и умирает!
Пепельноволосая воительница высвободилась из объятий Ипата, отвернулась к закату.
– Ты правильно всех понял, Ипат Колотит! – раздался ее гордый голос. – Только про меня ничего не знаешь. Так знай: рядом с Серым Властелином обрела я смысл жизни! И я – не Либе! Я – Шестая Серая!
Стройная фигурка склонилась к сложенным на камне доспехам, выпрямилась. Глухой шлем-армэ закрыл ее голову, серая кольчужная сетка упала, пряча от всего мира прекрасное лицо. Тускло сверкнули на высокой груди скрещенные бронзовые булавки – страшное, напоенное гибельным ядом оружие. Ипат поднял бледное лицо к горным небесам, и оттуда ему грянул неслышимый гром. На самом деле, конечно, грома не было, откуда ему взяться в чистом небе, но Тайфун как глава волшебного Дома обязан был владеть начатками гипноза, и он владел. И как не подыграть, как не украсить достойную столичных театров сцену?
– Знаешь, кто сюда идет? – безжизненным голосом спросил Ипат. – Моя родная мать. И знаешь, зачем? Да чтоб стребовать с Властелина долю с разбойных доходов за служение сына! Ненавижу…
Процессия богато украшенных женщин действительно заявилась. Нужные поклоны в сторону Черного замка, являвшегося не более чем конюшней, были отбиты. Витиеватая просьба изложена безмолвному, страшному в своей глухой броне Четвертому Серому.
– Спустить с раската! – проскрежетал в ответ голос, в котором не осталось ничего человеческого.
Гладь реки сияла на солнце.
– Пеноструй и Игристая – светлые реки… – тихо прошептал Элендар и прислонился лбом к теплому боку скалы.