За пределами сегодняшнего!
То, что не наступит даже завтра!
Посмотрите на город — чудо двадцатого века.
Плата за въезд — 2,5 шиллинга.
В это же утро были запрещены телепередачи из Уэстуича и во всех центральных газетах появились многочисленные рекламные объявления:
Грандиозно! Неповторимо! Поучительно!
Уэстуич демонстрирует единственно подлинную панораму будущего!
Кто хочет знать:
Что будет носить его пра-пра-правнучка?
Как будет выглядеть его пра-пра-правнук?
Какими будут моды в двадцать первом веке?
Как изменятся привычки и обычаи?
Пусть приедет в Уэстуич!
Здесь грядущие века приоткроют для вас тайны будущего!
Будущее за 2,5 шиллинга!
Мы считали, что при той огласке, которую уже получили происходящие у нас события, не потребуется детализации в рекламе, но на всякий случай поместили несколько рассчитанных на любителя объявлений в иллюстрированных газетах:
Уэстуич!
Герлс! Герлс!! Герлс!!!
Фигуры двадцать первого века!
Рискованные моды — смелые манеры!
Поразительно! Неподдельно!
Исключительно для взрослых!
Парад красавиц — за 2,5 шиллинга.
И т. д. Помимо этого мы закупили порядочно места в газетах в отделе новостей в помощь тем, кто любит обосновывать свои поступки мотивами социологического, психологического и прочего научного характера.
И народ повалил.
И раньше к нам приезжало немало любопытных, но теперь, когда они узнали, что это стоит денег, количество приезжих резко подскочило — и чем больше их прибывало, тем мрачнее становился казначей Городского совета, досадуя, что мы так продешевили.
Через пару дней нам пришлось оборудовать все пустыри и часть загородной территории под стоянки для автомашин, и для тех, кто оказался вынужденным останавливаться далеко от города, пришлось ввести несколько новых автобусных маршрутов, чтобы доставлять их в город. Улицы до того заполнились бродячими толпами, которые встречали каждую платформу Поули и каждого туриста громкими криками, свистом и гиканьем, что местные жители перестали появляться на улицах, предпочитая предаваться негодованию в стенах своих домов.
Казначея стала всерьез беспокоить мысль о том, что мы теперь подлежим обложению налогом на развлечение. Стопа протестов, направляемых мэру, росла день ото дня, но он был так занят организацией специальных транспортов с продуктами питания и пивом для своих ресторанов, что ему некогда было думать ни о чем другом. Прошло несколько дней, и мне уже стало казаться, что не Поули, а мы будем вынуждены в конце концов покинуть поле битвы. Не трудно было заметить, что туристам не нравился весь этот ажиотаж, что он служил помехой в погоне за призами, но они по-прежнему бродили всюду, где им вздумается, только теперь еще сопровождаемые адским ревом и гиканьем оравы приезжих, не унимавшихся почти всю ночь напролет. Атмосфера накалялась. Чувствовалось приближение взрыва.
И тут, на шестой день, когда мы уже начали подумывать о том, не пора ли нам на некоторое время убраться куда-нибудь подальше, обнаружилась первая брешь в обороне противника — мне позвонили из Городского совета и сообщили, что замечено несколько платформ с пустыми сидениями.
На следующий вечер я вышел сам на один из их оживленнейших маршрутов. Там уже была большая и уже «тепленькая» толпа зевак, раздавались шуточки и нетерпеливые возгласы, но нам не пришлось долго ждать. Из фасада кафе Коронации под углом выплыла платформа, надпись на которой гласила:
Очарование и романтика двадцатого века — всего за 15 шиллингов.
Несмотря на это на ней виднелось с полдюжины пустых мест.
Появление платформы немедленно вызвало торжествующий рев и волну оглушительного свиста. Водитель, направляя платформу сквозь толпу, сохранял индифферентный вид. Пассажиры же выглядели менее уверенными в себе. Некоторые, однако, старались поддерживать игру: они смеялись и на насмешливые жесты и гримасы толпы отвечали соответствующими жестами и гримасами. К счастью, женская половина туристов не могла слышать выкриков толпы, но некоторые их жесты были достаточно красноречивы. Вряд ли им доставляло большое удовольствие проезжать прямо через тех, от кого они исходили. К тому времени, когда платформа выбралась из толпы и начала исчезать в фасаде универмага, почти всем туристам уже надоело бодриться и у многих был откровенно подавленный вид. Увидев выражение, появившееся на некоторых лицах, я ясно представил себе, как тяжело будет бедному Поули отстаивать культурное значение своего начинания, когда от него потребует объяснений депутация от возмущенных туристов.
На следующий день пустых мест на платформах стало больше, чем занятых, и кто-то сообщил, что стоимость места упала до 10 шиллингов.
Еще через день платформы совсем не появились, и мы едва успевали возвращать назад плату за въезд и отвергать предъявляемые нам претензии за напрасно израсходованный бензин.
Не явились они и на следующий день, ни на следующий, и нам оставалось только энергично включиться в процесс очистки и приведения в порядок Уэстуича. Инцидент фактически был исчерпан, если не считать того, что нам предстояло еще много работы по изживанию той репутации, которую за последнее время приобрел наш город.
Мы, по крайней мере, считаем, что с этим покончено. Джимми, правда, полагает, что нам только так кажется. По его мнению, единственное, что им потребовалось, это внести соответствующие коррективы в фактор видимости — причину всех зол — так что очень возможно, что они продолжают совершать свои экскурсии у нас и в других местах.
Что же, весьма возможно, что он прав. Возможно, этот предприимчивый Поули наладил целую сеть таких балаганов, которые обслуживают его клиентов по всему миру и по всем историческим эпохам. Но мы этого не знаем, и коль скоро они не попадаются нам на глаза, какое нам до этого дело?
Мы, во всяком случае, добились от Поули того, чего хотели. Это был один из тех случаев, которые требуют принятия отчаянных мер. Даже викарий церкви Всех Святых не мог не признать этого.
Бесспорно он знал, о чем говорил, когда начал свою благодарственную проповедь словами: «Удивительна, друзья мои, удивительна и парадоксальна сила вульгарного…»
Когда все пришло в норму, я смог, наконец, выбраться к Салли. Она выглядела намного веселее, чем все эти последние недели, а поэтому еще красивее. Мне показалось, что ее обрадовал мой приход.
— Здравствуй, Джерри, — сказала она. — Я как раз сейчас читала в газете о том, как ты организовал всю эту операцию по их изгнанию. Ты просто молодец, Джерри.
Некоторое время тому назад я, вероятно, ухватился бы за это как за подходящий предлог, но сейчас во мне словно что-то онемело. Перед моим взором все время стоял образ Салли с близнецами на руках, и я не переставал думать о том, как они туда попали.
— Пустяки, дорогая, — скромно ответил я. — Любому могло придти в голову.