Домой возвращалась я безлунной июльской ночью, низко пролетая над таинственно переговаривающимися березами. Днем и при свете луны я не летала никогда: не очень хотелось шокировать людей своим транспортным средством… метлой.
Летать на метле — хобби, от которого я отказываться не собираюсь. Я понимаю, что двадцать первый век на дворе, что существуют машины, самолеты, но с полетом на метле это не сравнится никогда, как и с бурлящим в жилах огнем, когда первая рвешь ленточку финиша, оставляя за спиной даже златокудрую ведьму из Гренландии… А ведь до меня она была первой.
Да, я выиграла. И теперь в удобно устроившемся на спине рюкзачке приятно позвякивал золотой кубок, которым я собиралась похвастаться перед домочадцами. Что поделать, потомственной ведьме в тринадцатом поколении скромной быть не полагается. Разве что если она больна на голову или является той самой уродливой кикиморой, какой изобразили мою прапрабабку не слишком-то наблюдательные художники.
Я любила образ своей прапрабабки и всегда хотела походить на нее. Она обладала отменным чувством юмора и вовсе не хотела разочаровывать своих клиенток. Перед ними представала угрюмой каргой с единственным, и тем гнилым зубом, с огромной бородавкой на крючковатом носу и сухими, крючковатыми пальцами. Чтобы было пострашнее, ее второе «я» являлось почти лысым, с редкими волосами на обтянутом желтой кожей черепе… Только глаза. Глаза у нее оставаясь прежними — большими, изумрудно-зелеными, с практически поглотившей белок радужной оболочкой.
Аристократки дрожали под пронзительным взглядом этих глаз, но все равно раз за разом возвращались к «ненавистной ведьме», платя за зелья драгоценностями и золотом. В варить зелья прапрабабка умела, в этом ей не откажешь. Любые — от любовных, до продлевающих молодость и красоту. Мы, ведьмы, умеем зарабатывать, что бы там кто ни говорил. И не считаем это зазорным, потому что жить, к тому же жить нормально, всем охота, даже ведьмам.
К тому же, говорят, она была на диво мудра. Она умела слушать и давать советы, утешала и помогала найти силы жить дальше. Мама говорила, что прапрабабка была светом в окошке, надеждой и успокоением. Чем-то вроде тогдашнего психолога, чуткого и бесконечно мудрого.
А когда клиентки уходили, моя предшественница скидывала личину уродливой старухи, как надоевшую одежду, представая в истинном обличье. Она была красавицей каких мало: гибкое тело танцовщицы, длинные изящные ноги, густой водопад волос. И ко всему этому глубокий омут колдовских глаз. Полный набор, чтобы свести с ума любого мужчину. Уж как ее мой прапрадед, говорят, любил… на другую даже не взглянуть не хотел. Повенчался с ней, не посмотрел, ни что ведьма, ни что незаконнорожденная… разум потерял, растворившись в колдовском взгляде.
Я в нее и уродилась… на свою голову. По улице пройти не могу, кто-нибудь, а прилипнет. Ладно, если мужчина, а то и временами и излишне модные женщины. И отвязаться от прилипалы сложно, да и характер у меня не особо боевой. Потому-то и не любила я толпу, города, предпочитала ночные полеты и одиночество, где можно было не опасаться очередного навязчивого ухажера. А еще книги. Много книг, всяких, от травников, до мифологии.
За размышлениями дорога пролетала незаметно. Легкий ветерок приглаживал волосы, забирался под куртку, холодил обтянутые джинсами бедра. Средь березового леса, на фоне темно-синего, укутанного тучами неба, появились остроконечные башенки «замка». Замком белоснежное здание обозвали местные жители, которые никак не могли понять… кому приспичило посреди леса построить не безвкусную коробку, типа обычных вилл богатых горожан, а нечто изящное, ажурное и вовсе не модное. Зато красивое. Маленький рай посреди леса, место, где спокойно можно заняться магией таким «выродкам», как я.
В отличие от большей части человечества мы знаем, что магия есть. Мало того, мы ее с успехом используем, и пока другие клювом щелкают, зависая в виртуальных удовольствиях, мы ловим реальное наслаждение. И даем его. Не всегда бесплатно, вестимо. Если говорить обо мне — редко бесплатно. Другие в нашей странной компании, пожалуй, подобрее будут. А я? А я слишком люблю хорошую жизнь, за которую платить надо.
Осторожно спланировав вниз, я направила метлу к третьей башенке слева, только сейчас почувствовав, насколько устала. Теперь принять ванну и спать… Два дня отсыпаться, нет — три, и только тогда снова за работу. Без работы скучно.
Окно было открыто, и на сердце внезапно потеплело, на глаза напросились слезы. Меня, как всегда, ждали, хотя я, если честно, никогда никому не отчитывалась. Не говорила ни куда уезжаю, ни когда вернусь, ценя и свою, и чужую свободу, но я твердо знала, что в этом мире есть место, где меня всегда ждут. Место, которое я могу с полным правом назвать домом. Наш замок, ласково прозванный Магистратом, где у меня имелись отдельные и любимые покои: уютная спальня и шикарный кабинет. Настоящая ведьма не будет работать где попало.
Но, что самое важное, здесь меня ждали люди, которые меня любили. Я и сама не знаю за что, сама не знаю почему, как это случилось, просто любили. И сама мысль об этом делала меня сильной, ведь человек все же не может выжить в этом мире один. Даже если этот человек — вредная и любящая одиночество ведьма.
Странно, но в кабинете горел свет. Не хрустальная люстра, за которую я отдала целое состояние, а стоявшая на полу скромная свечка, такие за бесценок продают в магазинах мелочей. Свеча плакала парафиновыми слезами прямо на персидский ковер, что мне крайне не понравилось, но еще больше не понравилось нечто белое, пушистое, лопоухое, размером с кошку, что удобно уселось под столом и уставилось в небольшое, круглое, со средних размеров поднос, зеркало.
Зеркало небрежно опиралось о заполненный колбочками и склянками шкаф со стеклянными дверцами, по его краям каталось румяное яблочко, а в центре было изображение какой-то комнаты и странной тени…
— Пу! Чтоб тебя! Я же просила не трогать мои вещи!
Пу, милашка с длинной, сантиметров пять, ошеломительно мягкой шерстью, круглой мордочкой и огромными локаторами-ушами, увенчанными кисточками, сладко потянулась, зевнула, и, округлив темно-бордовые глазки, невинно спросила:
— Ась? Я только окошко открыла. Тебя ждала.
— А зеркало?
Пу широко улыбнулась.
«Какая очаровашка!» — частенько вскрикивали те, кто видел ее в первый раз, обманываясь ее пушистостью, крохотными, похожими на ладошки лапками и трогательно взъерошенной между ушками шерсткой. Но стоило ей улыбнуться во все зубки, как восторг сразу же утихал, сменяясь вполне-таки оправданным страхом: улыбка у Пу была великолепной, на полморды, а зубки — длинными, мелкими и — издалека видно — острыми, как иглы. За такую трансформацию мы частенько Пу величали Гремлином.
Только вот на меня ее оскал совсем не действовал: я ее не первый день знала. Кусать она меня не будет… а вот буду ли ее кусать я, это вопрос другой.
— Я чуть-чуть… — виновато протянула Пу, сообразив наконец-то, что я сегодня далеко не добрая.
Попробуй тут быть доброй, когда ломают любимую магическую игрушку, почти единственное, что досталось от умерших родителей. Пу знала, как дорого мне это зеркало, а все равно раз за разом… невыносимо.
— Чуть-чуть? — взорвалась я. — У тебя телевизор есть! Тарелку купили! Самый современный компьютер! Скоростной Интернет! А тебе мое зеркало сдалось?
— Так там не интересно…
— А что тут интересного? — спохватилась я.
И в самом деле, что она там рассматривала? Но стоило мне присмотреться, как Пу живенько тронула лапкой яблочко, и оно застыло на месте, а изображение погасло. Зеркало отразило свет свечи, коварную морду Пу и ножку стула. Странно все это. Я хотела было расспросить Пу, да построже, но тут наш Гремлин улыбнулась во все зубы, и, прыгнув мне на руки, счастливо заорала:
— Катя вернулась!
Я на миг оглохла, а когда очнулась, тихий мгновение назад замок наполнился звуками: народ с радостными криками спешил встречать блудную дочь. Ну вот, все… выспаться мне сегодня не дадут. Да уже почему-то и не хотелось. Я же дома! Боже, я действительно дома… И меня на самом деле обнимают, целуют в щеки и зовут на кухню, пить чай. И я тихо таю в мягком ореоле дружеской любви.
Люди, я действительно дома!
В гостях хорошо, дома — гораздо лучше. Когда в последний раз я спала в нормальной кровати? Не, не так — когда я в последний раз спала нормально? Уже и не припомню. Несколько месяцев прошли по лесам, да по лугам, да по чужим пещерам, да по палаткам.
Слет ведьм — это не только весело, это нечто страшно интересное, когда даже сон кажется напрасной тратой времени. Рецепты зелий, показательные выступления, сложные, проводимые вместе, ритуалы, забавные и редкие вещички. А времени всегда так мало. Потому и тянешься к бодрящим зельям, но тело ведь все равно не обманешь. Когда-нибудь оно свое, да возьмет.
Вместо обещанных себе трех дней я проспала пять с перерывами на каких-то полчаса, чтобы поесть, умыться, сходить в туалет и вновь улечься в кровать. И спать, спать. Во власти смутных сновидений, прижатой к кровати тяжестью усталости. И с полным опустошением и нежеланием просыпаться.
Дни сменялись ночами. Кажется, за окном светило солнце и его свет пытался пробиться через плотную ткань задернутых штор. А потом шел дождь, рвался ветер через кем-то приоткрытое окно. Тихо хлопнула створка, скрипнули под едва слышными шагами половицы, заботливые руки поправили одеяло. Приходила ко мне спать Пу, сворачивалась рядом клубочком, и я чувствовала боком ее тепло. К утру она всегда оказывалась на подушке, тыкаясь носом в мою шею. Просыпаясь, некоторое время лежала неподвижно, перебирала маленькими лапками мои волосы, чуть мурлыкала себе под нос, потом спрыгивала с кровати и куда-то убегала.
Окончательно я проснулась поздней ночью. Пу рядом не было. Солнце уже не золотило плотно задернутые шторы, дом, днем полный шорохов, погрузился в тишину, за окном ухнул живущий в дупле старого дуба филин. Открыв глаза, я некоторые время лежала неподвижно, слушая, как рядом шуршит вентилятор ноутбука и мерным перестуком пощелкивают под чьими-то пальцами клавиши.
Даже не поворачивая головы я знала, кто устроился на кресле рядом с моей кроватью: только один человек в этом доме приперся бы ко мне в спальню с ноутбуком. Только вечно занятая Маша.
Я украдкой повернула голову, наблюдая за подругой. Насколько же бывает обманчивой внешность, особенно женская внешность. И не скажешь же по ней, что по ночам, изредка, украдкой, разворачивает она за спиной огромные крылья, превращаясь из симпатичной, худенькой барышни в огнедышащего дракона. Большого и грозного дракона, такого раз увидишь и поседеешь. В облике же человека совсем не похожа она на огнедышащую, скорее на изящную статую.
Лед в хрупкой девичьей фигурке. Временами казалось, что и это всего лишь иллюзия, и что прячет в себе Маша огонь, внешне оставаясь спокойной. Но как было на самом деле, увы, я не знала. Зато она обо мне знала все. С первой встречи, когда она до дна пронзила душу взглядом, будто оценивая, а потом улыбнулась, мягко, тепло, и в эту улыбку, наверное, я и влюбилась, обретя в один миг сестру, которой у меня никогда не было.
— Выспалась? — Маша разговаривала со мной, но ее пальцы жили своей жизнью, бегая по клавишам, а взгляд все так же не отрывался от светившегося в полумраке экрана.
— Ты ко мне по делу или так? — вздохнула я.
Я рада была ее видеть, всегда рада, но дела у Маши были одни и те же. В то время, как другие в Магистрате жили в замкнутом мирке, она заботилась о нашем благополучии и о нашей связи с внешним миром. Она покупала продукты, одежду, необходимую для нас технику, она оплачивала счета, она делала все… И требовала взамен немало.
— Или так, — холодно сказала она и вдруг, гораздо теплее, добавила: — Я соскучилась.
На миг она оторвала взгляд от экрана и в синих глазах почудилось золотое пламя привязанности, а еще — шальной, детской радости. Но тут же Маша чуть поправила выбившийся из строгого пучка черный локон и вновь уставилась в компьютер. Будто и не было ничего. И тон ее вернулся к холодному и деловому: