По пространству между дувалом и крутым берегом движется к нам вражеская "армада". Мы глядим на них из своих окопчиков через стандартные в нашей армии носимые перископы. Едут две боевые "тачанки" с установленными на них пулемётом и безоткаткой, между ними ещё один броневик из уцелевших до сих пор двухосный Ошкош M-ATV.
Позади почти вплотную цепь пехоты и ещё полуорганизованная толпа человек в тридцать лезет из-за поворота дувала.
Миномётчики не подвели. Мины ложатся там, где надо. Самый опасный артогонь для не защищённой пехоты, это миномётный. Мины не зарываются глубоко в землю, как снаряды, от которых в результате осколки уходят конусным снопом в небо, а выкашивают свои жертвы почти настильно.
Ну и с "нашего" катера АГСы тоже подключились. В мясорубке одни враги сразу залегли, другие мечутся прямо по ним, пытаясь убежать по открытой местности или перелезть под огнём дувал, чем свою участь, скорей, усугубляют. Многие бросаются к берегу и скатываются к урезу воды, ну тут по ним с катера лупят изо всех стволов прямой наводки. После этого наш снайпер высовывается из ячейки через её заднюю, открытую часть и наводит под берегом окончательный покой.
Водитель одной из "тачанок", "Тойёты" с установленным в кузове "Браунингом", в агонии вывернул машину прям под колёса Ошкоша, и тот, подмяв её, в "Тойёте" завяз. Наш Саня, гранатомётчик, такой случай обездвиживания главного врага не упускает. Опять геройски подставляясь под вражеский огонь, он подымается из ячейки над грунтом, на виду у всех, и уничтожает единственный здесь броневик. Вот только военная фортуна от него на этот раз, увы, отвернулась. Пуля бьёт его в грудь.
Саню стаскивают вниз, под берег, и начинают перевязывать.Сердце не задето, пробито лёгкое. Надо следить за пневмоторраксом, чтоб не задохнулся. Вызвали санитара на надувной моторке, чтоб он отвёз раненого на медкатер, ждущий своих пациентов в гавани.
Миномётный огонь переносится на другие важные цели, а мы высовываемся и начинаем палить, пришивая к земле недобитков. Находятся такие, кто стреляет нам в ответ, но везёт, больше у нас нет ни раненых, ни убитых. Сопротивление вскоре подавляется.
На нашем участке до конца боя больше активности не было. Никто больше не атакует, даже поверх дувала больше не стреляют. Сидим в своих ячейках, наблюдаем в перископы и слушаем, как стрельба и завывания становятся всё реже.
Наконец, к нам приходят ещё люди в подкрепление, мы вылезаем из своих укрытий и идём производить контроль в место недавней мясорубки. Подходим, прикрывая друг друга. Каждому лежащему по пуле. Попадаются и живые, раненые или просто залёгшие. Потом, после контроля врагов, начинается сбор трофеев. Всё положено сдать англичанам.
А трофеи у англичан богатые. Эта операция потом станет легендой, когда через запрет на разглашение станет проходить ещё и приукрашенная информация. Едут на берег "тачанки" и несколько брошенных в панике экипажами броневиков. Прочие машины, набитые оружием и всяким другим добром.
Тащут казну принца, дорогую роскошь из его дворца, да и самого принца волокут, взятого в плен. Уж не знаю, что с ним будут англичане делать, менять на выкуп или ещё как-то использовать.
Много освобождённых негров. Их решено отсюда вывезти сначала в Кейптаун. Там будут сортировать, кого куда. Кто домой вернётся, кого-то придётся пристраивать. Некоторые не верят в бескорыстие белых людей, боятся, что их просто в другое рабство забирают. Решают самостоятельно идти отсюда домой. Нехорошее решение. Или съедят их в ночной саванне, или снова захватит в рабство опомнившиеся местное "мирное" население.
Есть много сдавшихся в плен вражеских бойцов и просто обычных местных жителей, много женщин и детей. Никакое обвинение им предъявить, в общем-то, невозможно. Поэтому их постепенно освобождают. Местные быстро адаптируются к ситуации. Базарные торгаши спешат предложить богатым и глупым белым людям свои товары. Ещё-бы они не глупцы, платят за то, что могли просто отнять.
Некоторые уже требуют вернуть им их собственность. "Это не принцевы негры, а наши домашние рабы" - утверждают они.
Нашу лодку, с которой высаживались ночью, мы уже сдали англичанам. Будем уходить из гавани на большом катере до гидросамолёта. Прикрываем англичан, они уходят первыми, со своим обильным нажитым добром. Грузят его на свои корабли и на захваченные в гавани. Захвачено несколько посудин, от относительно больших, в том-числе принцева яхта, до маленьких. Вот, например, испанский патрульный 50-узловый Родман R33 XI, поставляемый в СА. А рядом новый российский "Сагарис" на подводных крыльях, развивающий 120 км\ч. Полностью закрытый VIP-салон, двери по бокам открываются верх, как на культовом "Мерседесе". Мы-же охраняем их отход и выкладываем на берегу, под погрузку, несколько наших трупов. Лежат и раненые, хорошо, хоть не стонут под обезболивающим.
Гляжу на лежащие рядком трупы, возникает малодушная мысль: "Радует, что я их при жизни не знал. А-то сейчас переживал-бы".
Большинство англичан уже уплыли. Здесь пока ещё остаётся выбивающийся из графика ихний морской спецназ. Боевые пловцы секретно закладывают мощные заряды в защищающий гавань риф. Потом, когда настанет сезон штормов, их инициирует какой-нибудь местный внедрённый агент, риф исчезнет, дальше мощные валы волн разнесут в щепки те корабли, которым ещё только предстоит тут укрыться, и пиратскому гнезду придёт окончательный конец. Да и сам берег тут из мягкого грунта, море быстро сожрёт его, будет местная экологическая катастрофа, обломки домов скоро очутятся на дне моря.
Наконец, и последние англичане отбывают восвояси. Начинаем и мы постепенно свёртываться, охраняя всё-же друг-друга на всякий случай, как положено. Товарищи зовут меня куда-то.
-Беги быстрей сюда, пока время есть.
Подбегаю. Ага! Ребята всё-таки "прихватили кое-что на ходу". И, похоже, немало. На берегу кучками лежат не доставшиеся англичанам трофеи. Меня разворачивают спиной к ним и лицом к морю.
-Это кому?
Вопрошающий стоит у меня за спиной и указывает пальцем на какую либо кучку вещей. Я, не видя, говорю, кому она достанется.
-Командиру!
-Пулемётчику!
-Снайперу!
И т.п.
Помнится, в прошлой жизни мы так делили оставшуюся по окончании туристических походов еду.
Ну, а мне чего? Подхожу к доставшемуся мне "лоту". Уууу! Сначала даже не понимаю, что это за механизм лежит поверх кучки других вещей, почти прямоугольник, первая мысль - это супернаворочанная клавиатура для футуристично настроенных геймеров. Лишь взяв в руки соображаю, что это какой-то незнакомой мне конструкции булл-пап. А товарищи торопят.
-Давай быстрей, потом разглядывать будешь! Суй в мешок и валим отсюда.
Начинаю торопиться. Что тут ещё? Маленький кулёчек, оказавшийся приятно тяжёлым, стоило взять его в руки. Так и есть-золотые монеты. Три штучки. Много арабских букв, внизу пальмы, сабли. Это саудовские гинеи, или соверены, по золотому содержанию приравненные к британскому соверену (7,98). Это, видать, ребята случайно мимо самой принцевой сокровищницы прошли. Не иначе.
Ещё ювелирка. Странный перстень. Соображаю, что это старинное кольцо лучника, одевавшееся на большой палец. Достаточно длинный отросток-пластина от кольца ложится на подушечку пальца и цепляет тетиву при соответствующем типе стрельбы. Работа вряд-ли арабская, скорей всего мусульманская Индия. Сделано из бледно-зелёного нефрита, врезаны арабские буквы и растительный орнамент из золотой проволоки, мелкие камешки, вроде рубины.
Второй перстень, на золотом основании крупная вытянутая "карамелька" с вырезанными на ней сурами. Самый почитаемый в Исламе камень, сердолик, пророк носил такой на мизинце. Цвет этого мне очень нравится, и впрямь карамельный, не отличить по виду от каких-то полузабытых с детства конфет, вызывающий инстинктивное желание сунуть его в рот и начать жевать, светло-коричневый с областями почти белого, "молочного" цвета, только, в отличии от тех конфет, ещё и полупрозрачный что делает его ещё теплее на вид на ярком здешнем солнце.
Завёрнутые в кусок ткани джамбия с поясом. Ну, точно, бойцы опередили англичан у сокровищницы. У простых принцевых подчинённых вряд-ли такие вещи были накоплены, знати тут ещё неоткуда взяться. Ножны кинжала и пояс выполнены одним мастером, в комплекте, из шитой золотом кожи. Сходные с перламутровым мерцанием рукоятки цвета кофе с молоком из носорожьего рога. На ножнах традиционно нет крепления для привешивания к поясу, джамбия носится заткнутым за него. Клинок сидит в ножнах достаточно плотно, и, видимо, в основном для того, чтобы при его выхватывании не выдернуть из-за пояса ножны, последние имеют сильный крюкообразный изгиб в своей нижней части. Вытаскиваю из ножен. Кривой булатный обоюдоострый клинок с ребром жёсткости. На вид очень острый. Широкий, особенно у основания, что защищает руку как гарда. При хорошем замахе им можно рубить, как саблей, перерубит кость, а большой изгиб способствует режущим, секущим свойствам. При уколе любым хватом острие ориентировано по направлению естественного для руки кругового движения, что усиливает пробиващую способность, а лезвие вогнутой стороны при этом производит распарывающее действие.
Что тут за кувшинчик ещё остался? Ух-ты, серебрянный! С откидной крышечкой и длинным носиком. Изящный, красиво на праздничном столе будет смотреться. К счастью, товарищи вовремя предупреждают, что это афтаба, сосуд для подмывания.
Вроде всё. Ещё от англичан кое-что осталось "в навар", четыре гранаты и другие припасы. Здорово разжился.
-Подожди! Вот тут ещё тебе по жребию досталось.
Оборачиваюсь, смотрю. На что-это мне указывают? Сначала не видно за фигурами стоящих рядом бойцов, потом они расступаются и вижу - ыыыыыы! Голую длинноногую негритянку!
-???????!
-Да понимаешь, здесь так бывает.
Объясняющий слегка мнётся.
-Тебе эта рабыня досталась по жребию. Она тут в рабстве была, а теперь твоя. Так жребий выпал.
-Переведите ей, что она свободна!
-Перевести-то можно, хоть и с трудом получится, так-как она лишь немного слов по-арабски знает. А главное, куда ей тут деваться? Лишь только мы уйдём, её местные сразу снова захватят, а-то ещё и убьют под горячую руку.
Негра стоит, переминается с ноги на ногу, судя во всему догадывается, что решают её дальнейшую судьбу, но мало тревожится, ни страха, ни отчаяния в её глазах совсем не заметно. Привыкла. И к наготе своей привыкла, не стесняется нисколько, как с младенчества бегала голышом, так и привыкла.