Аля захлопала глазами. Значит, от Лешкиных недостатков можно избавиться одним ударом скальпеля? Нет, не скальпеля — пипетки и микроскопа или чем там орудуют генетики. Сейчас она сделает заказ, и клонированного Антонова воспитают так, как ей хочется. Она получит идеального мужа, о котором любая женщина может только мечтать.
Разве такое возможно? А почему нет, если возможно вырастить взрослого мужика из откушенного пальца! Получится новая сказка про Мальчика-с-пальчика, которую она когда-то уже придумала, — но только наяву. И ей больше не придется страдать от его измен, невнимательности, грубости. Потому что она все-таки страдает, хотя всем ее жизнь кажется веселой и увлекательной, как юмористический сериал. Никто не понимает, как трудно ей делать этот сериал легким и остроумным, а не депрессивным и чернушным.
Ребекка, глядя на нее, улыбнулась улыбкой Мэри Шелли, закончившей сочинять «Франкенштейна».
Всю жизнь Аля рассказывала разные истории. За это ее с детства любили во всех компаниях, и она подозревала, что именно из-за сказок, историй, телег в нее влюбился кумир девчонок Лешка Антонов из старшего класса.
Аля никогда не записывала свои телеги и редко сочиняла их сама — на это ей не хватало фантазии, а может быть, терпения. Она просто обладала даром рассказчика, позволяющим превратить заурядное событие в уморительный скетч или слезную мелодраму. Но грустных и злых историй Аля не любила, а потому всегда их переделывала. У нее все кончалось хорошо и происходило правильно.
Когда Юлька подросла, Аля начала покупать ей детские книжки, сперва выбирая их только по картинкам. Но, заглянув в содержание, ужасалась. Кто придумал, что сказки прекрасны и учат детей добру! Какому такому добру может научить наивная девочка, набивающая волчье брюхо камнями, или милый дедушка Морозко, в воспитательных целях заморозившим до смерти дочку сердитой мачехи?
У какого-то детского писателя Аля вычитала фразу: «…И каждый рассказывает ее на свой лад». С детскими сказками иначе просто и быть не могло. Аля их все переиначивала на свой лад, избавляя ребенка от таких ужасов, как бессовестное пожирание милого веселого Колобка или примерзание волчьего хвоста к проруби (бедный волк, ему доставалось больше всех).
Сказка про Мальчика-с-пальчика казалась ей самой уродливой и безнравственной. Чего стоили любящие родители, которые выгоняли детей из дома, потому что их нечем кормить! Находчивые дети возвращались с добычей, но мама и папа, обливаясь крокодильими слезами, снова отправляли их в лес, едва еда заканчивалась.
Мальчик-с-пальчик оказался достойным сыном своих родителей. В доме людоеда (а зачем его туда черти понесли?), обнаружив опасность, он не предложил всей компании сбежать, а изобретательно поменял местами кровати своих братьев и хозяйских дочек. Их людоед и зарубил топором в темноте. У Али у самой была дочь, и она очень хорошо представляла себе душераздирающую сцену: утром людоед подходит к кроваткам и видит мертвых девочек в лужах крови, всех до одной. Неудивительно, что сердце бедного великана не выдержало.
А Мальчик-с-пальчик и его братья как ни в чем не бывало поселились в людоедском дворце и, по-видимому, хоть сказка об этом и умалчивает, сами стали людоедами, поскольку ничего другого не умели, как только обманывать и губить людей.
В истории, которую Аля рассказала маленькой Юльке, все было по-другому. Дети уходили из родительского дома не умирать от голода, а собирать грибы и ягоды для пропитания всей семьи. Что касается людоеда, то Мальчик-с-пальчик быстро подружился с его дочками, и вместе они убедили папу отказаться от пережитка каннибализма. Мальчики и девочки переженились и стали жить-поживать и добра наживать.
Мама предупреждала Алю, что ее корректировка сказочной реальности плохо кончится. Что будет, когда ребенок сам научится читать и столкнется с ужасной правдой жизни?
Но подросшая Юлька читала не сказки, а современные приключенческие книжки, где не было первобытной фольклорной жестокости. Ужасная правда жизни представала перед ней в виде орков и гоблинов, таких противных, что их даже не было жалко, и почти бессмертных волшебников из «Гарри Поттера».
А теперь Юлиной маме предстояло не просто переделать сказку, но и сделать ее былью.
Аля не особенно задумывалась, действительно ли ей нужен идеальный Антонов, в образе находчивого и благородного Мальчика-с-пальчика. Но Ребекка заразила ее своим азартом. В бескрайней полутемной комнате, вся в проводах, она вызывала в памяти самые лучезарные картины прошлого: сияющий Лешка с букетом белых хризантем, Лешка с завернутой в белый конверт Юлькой, они с Лешкой в постели, его круглые бицепсы в рыжих волосках, плоский натренированный живот, шрам от аппендицита — интересно, шрам регенерируется? Вот Лешка набрасывает ей на плечи новую шубу (предшествующую ссору опустим). Вот Аля в больнице с почечной коликой, Алексей сидит на кровати, по одной достает из бумажного пакета вишни и кладет ей в рот. Венеция, они обнимаются на мосту Сан-Кристофоро. А вот крошечный мультяшный герой уверенно ведет своих рослых братьев через густую чащу, а потом стоит перед великаном, горячо доказывая ему, что есть людей старомодно и некрасиво.
Если бы Лешка был таким на самом деле, может, ему удалось бы договориться с акулой. Все людоеды одинаковы.
Напоследок ей ни к селу ни к городу вспомнился парень, с которым она провела месяц на юге и которому каждый день говорила «нет». Что ж, тоже достойный пример, ведь он так нежно и почтительно любил ее, как это бывает только в сентиментальных романах.
Достаточно ли всего этого для образа идеального мужа?
— Достаточно, — сказала Ребекка, выпуская ее на свободу. — Мы ведь пользуемся не только вашими представлениями. Все будет хорошо.
Але разрешили вернуться в гостиницу. Доктор Моррис обещала держать ее в курсе дела. Ее даже не просили хранить эксперимент в тайне.
Аля воспользовалась этим упущением, чтобы немедленно рассказать о нем — нет, не подруге Терехиной и уж, разумеется, не маме. Их черед еще придет. Честно говоря, Аля до сих пор не верила в фантастический эксперимент, а потому нуждалась не в слушателях, а в моральной поддержке. Но здесь, на Золотом берегу, она знала только двоих людей, которые могли ее поддержать, а потому отправилась к Махмуду с Надей.
Махмуд был палестинский араб, который когда-то, еще в советские времена, учился в Киеве и вывез оттуда украинскую жену Надю. Жить в арабской деревне среди Иудейских гор, смотреть свысока на крыши Иерусалима и не иметь права попасть туда без специального пропуска Наде не понравилось. Так они оказались в Австралии, и уже семь лет держали на Золотом берегу ресторанчик под названием «Бейрут». Почему «Бейрут», бог весть, наверное, потому, что назвать ресторан «Газой» в политкорректной Австралии было бы слишком агрессивно. «Им кажется, „Бейрут“ лучше!» — хмыкнул в сторону Рыжий, когда они случайно забрели сюда на второй день отпуска и познакомились с хозяевами.
Махмуд говорил по-русски прекрасно и очень любил кстати и некстати вставлять в свою речь старые анекдоты брежневско-андроповских времен. Хохма, которую он вспомнил по ходу Алиного рассказа, была как раз в тему, но нисколько ее не развеселила. Она сама уже об этом думала.
— Да уж, гражданином Непала он теперь точно не станет. Потому что гражданин Непала должен быть сделан не-палкой и не-пальцем. Ха-ха-ха!
— С ума сойти, что научились делать, — покачала головой пухленькая Надя. — Тебе повезло, что это здесь случилось. Австралийские врачи — они классные, не то что наши, этим только бы взятки брать.
Надя ненавидела советских врачей, которых она по привычке называла «нашими». Много лет назад «наши» сделали ей неудачный аборт, и теперь они с Махмудом не могли иметь детей, о чем оба очень грустили, и Аля их понимала. Надя, помимо всего прочего, боялась, что Махмуд возьмет вторую жену. Тут Аля понимала ее еще лучше.
На «наших» надежды мало, спору нет. Только вряд ли «это» могло случиться с Алексеем в Москве, при всем его таланте находить на свою задницу приключения. Кто-кто, но акула бы его не сожрала, а попади он в пасть русским хищникам, они бы и пальца не оставили.
И все-таки Аля приободрилась. Ведь Надя и Махмуд говорили о Лешкином возвращении к жизни как о чем-то невероятном, но очевидном. Они были совершенно уверены, что ее муж возродится из съеденных, раз за дело взялись классные австралийские врачи.
Аля вернулась в гостиницу, выпила снотворного, выданного ей в больнице, и провалилась в сон, в котором на этот раз не было ни Рыжего, ни сказок, ничего, только темнота и немножко ночных огней с Золотого берега.
Принимая утром душ, она обнаружила, что с плеч стала слезать кожа. Значит, придется снова ходить закутавшись, вызывая удивленные взгляды полуголых обитателей курорта. Впрочем, куда ей ходить?
«Отдыхайте, купайтесь, гуляйте по набережной — живите полной жизнью», — посоветовала ей Ребекка. Купайтесь! Да она и шагу больше не сделает в сторону океана, кишащего людоедскими акулами.
Но чем ей заняться? Она сидела в номере, глядя в бормочущий на чужих языках телевизор, пила легкие коктейли в кафе, тщательно выбирая столики без вида на океан. Есть не хотелось, она ковыряла вилкой заказанную еду без всякого аппетита. Сходила в SPA и полечила облезшие плечи. Попробовала поплавать в бассейне, но даже в мелкой воде чувствовала себя неуютно. Знакомства не заводились — здесь все знакомились на пляже, где и происходила вся жизнь. Даже престарелые парочки днем облачались в цветастые шорты и выползали на берег.
Впервые ее не радовали звонки от мамы, Юльки и друзей. Аля решила пока никому ничего не говорить. По ее уклончивым ответам они поняли, что в Австралии что-то произошло, и уже, наверное, с нетерпением ждут подробного и красочного изложения. Но это не телефонная тема, да ей и нечего пока рассказать. Только что Лешу съела акула, но местные врачи обещали его клонировать из пальца. Мрачная история в духе братьев Гримм, которых Аля очень не любила.
Ребекка позвонила только один раз и сказала, что все идет по плану.
— А он уже?.. — глупо спросила Аля. Какое слово тут надо было употребить: родился? вылупился?
— Все о’кей, — повторила доктор Моррис и больше беседовать не пожелала.
Прошла еще неделя. Аля обошла все магазины, потратилась на массу ненужных шмоток, каждый раз становясь в тупик: стоит ли покупать мужские вещи? Например, бумажник из телячьей кожи, именно такой, какой давно был нужен Лешке. Или плавки вместо тех, что были на нем в тот кошмарный день.
Происходившее с Лешей в недрах больничной лаборатории больше всего напоминало второе рождение. А до рождения, как известно, приданое младенцу не покупают — плохая примета. С другой стороны, не покупать ему вещи означает, что она совсем не верит в его оживление.
Аля пошла на компромисс — кошелек купила, а плавки нет. Во-первых, кошелек был дороже, и она хотела показать сама себе, что не боится тратить деньги на мужа, который еще не вернулся к жизни. А во-вторых, вряд ли Антонов еще раз полезет в воду после встречи с акулой. Если же ему взбредет в голову такая фантазия, то есть еще старые плавки, перебьется.
Пару раз администратор в гостинице пристал к ней с расспросами: мол, не видно мистера Антонова, не уехал ли он? Аля объяснила, что муж в больнице. Надеюсь, ничего серьезного, мэм. Нет-нет, он просто повредил палец. И пусть кто-нибудь скажет, что это неправда.
Наконец ей позвонили и велели приходить.
— Как? Что? — взахлеб пыталась выяснить Аля. Но с ней говорила какая-то незнакомая девушка, медсестра или секретарша, и как заведенная повторяла лишь время и место, в котором ей надлежит быть.
Аля не спала ночь, рано утром сделала маникюр в круглосуточном салоне при гостинице, надела платье с открытой спиной, подаренное Алешкой на прошлое 8-е Марта. Плечи с помощью специальных масел удалось довести до более или менее ровного цвета, даже слегка загорелого.
Администратор за стойкой улыбнулся ей приветливее, чем обычно, и проводил прищуренным взглядом. Аля почувствовала себя первоклассницей, которая первый раз идет в школу с букетом гладиолусов и пышным бантом.