— Ну да, ну да, — заюлил сразу. Вот тебе пример типичного законопослушного американца — вроде и так ни в чем не виноват, но, коль скоро тень случившегося упала на него, всего лишь на носок его туфли в данном случае, лучше отодвинуться подальше и втолкнуть в эту тень другого. — Так вот — она же приезжала к тебе, верно? Кассеты привозила, и ты говорила, что она еще пару раз у тебя была — помнишь?
Вот тварь — надеюсь только, что не слушает никто мой телефон.
— Да, помню — она еще приезжала к тебе на студию на пробы, без меня. Ты помнишь, Боб?
— Да, да. Так вот — ее убили, представляешь?! Задушили в собственной квартире и бросили на тело записку, а в ней восемь цифр, пятьдесят миллионов долларов…
— Господи, какой ужас! Что за факинг город! — восклицаю искренне, прося прощения у Стэйси за то, что как бы отказываюсь от нее в данный момент. Наверное, это нехорошо — но рассчитаюсь я за нее потом, должна рассчитаться, а для этого мне сейчас надо вылезти, чтобы меня еще и сюда не впутали бы. — Разумеется, убийца не найден? И что означает эта записка, кстати? Не поверю, что она задолжала кому-то такую сумму денег, бедная девочка…
— Да, это ужасно, Олли. Мне звонили из полиции — они там всех опрашивали на телестудии, где она снималась в сериале, и узнали, что она собиралась сниматься у нас, и вот..
— И что — вот?
— И я сказал, что я ее толком не знаю, видел два раза, а ты, мой партнер, предложила ей роль и общалась с ней потом, и она к тебе заезжала домой. Ну, то есть я имел в виду, что ты ее лучше знаешь и если кто-то из нас и может помочь полиции, так это ты…
Вот педераст! Ведь знает, сука, что у меня и так море проблем, что меня арестовывало ФБР, что я десять дней провела в тюрьме и вышла оттуда с трудом, — так он и здесь меня плавит. Понятно, что из трусости и нежелания заниматься посторонними делами, тем более общаться с полицией. А может, специально это сделал? Надо бы встретиться с Бейли и узнать, что говорил обо мне Мартен, потому что его наверняка расспрашивали обо мне и Юджине, и надо как-то завуалировать свой интерес, сказать, к примеру, что не слишком довольна партнерством или что обдумываю, стоит ли работать вместе дальше и вкладывать деньги в новый проект, и тут спросить как бы невзначай. Он не обязан рассказывать, но вдруг? Только тогда уже надо будет быть с ним намного мягче — не то последние три встречи я была холодна, отталкивая его от себя, и в последний раз, уже после выхода из тюрьмы, не приняла его скрытых, но таких видимых извинений.
— Ты слышишь меня, Олли?
— Да, Боб, конечно. Просто задумалась — все же страшное известие.
— Да, да. Так вот — я дал детективу, который мне звонил, твой телефон, так что будь готова к тому, что он скоро перезвонит…
Слушаю его скрипучий голос в трубке, и мне представляется мерзкий злой гном, засевший в ней и пугающий меня плохими новостями. Так и хочется с размаху швырнуть трубку в стену, чтобы он вывалился оттуда наконец — и топтать его, топтать, топтать. Потому что, кто бы ни звонил мне, все новости оказываются плохими, словно гном этот трансформирует каким-то образом слова моих абонентов, которые, быть может, и произносят что-то хорошее, но я слышу только плохое.
— Спасибо, Боб, — и с трудом сдерживаюсь, чтобы не добавить что-нибудь колкое и едкое. И благодарю себя за то, что не пила больше с утра — хороша бы я была, если бы Мартен понял все по моему голосу, а потом и этот чертов полицейский. Хотя известие о том, что теперь мной еще и полиция интересуется, заслуживает того, чтобы смешать себе порцию…
“Вечером, — сказала себе жестко. — Вечером”. Хотя и уверена была, что спиртное обостряет мыслительный процесс и снимает нервное напряжение, к счастью напомнила себе, что оно и контроль ослабляет — и так дискутировала с собой, и только телефон меня оторвал.
— Мисс Лански, это детектив Майк Браун. Я звоню по поводу…
— Я знаю, — прерываю его, может, и не слишком вежливо, но деловито. — Я только что разговаривала с Бобом Мартеном, моим партнером. Ужасное известие.
— Да, мисс. Мне надо поговорить с вами — мистер Мартен сказал, что вы несколько раз встречались с покойной, и я рассчитываю, что вы можете несколько дополнить ту картину, которая существует на настоящий момент.
— Не уверена, детектив, но рада буду вам помочь. Может, вы заедете ко мне: я работала всю ночь и боюсь, что не слишком долго спала для того, чтобы уверенно чувствовать себя за рулем. Вас это устроит?
Устроило — он уже через час был у меня, дав мне время поразмышлять над тем, стоит ли позвонить Эду. Соблазн был — надежней, когда рядом адвокат, — но, с другой стороны, может показаться, что я боюсь чего-то, и потому позвала его. А объяснять полиции, что у меня были проблемы с ФБР — точнее, есть, хотя официально все по-другому, — ни к чему. А так ФБР, может, и не узнает ничего — что для меня очень и очень выгодно. Крайтону сейчас любая зацепка подойдет, и если он вцепится в мою, пусть очень сомнительную, причастность к делу Стэйси, я снова могу оказаться за решеткой, чего мне, понятно, не хочется.
Заодно и имидж свой продумала — отклонив идею прикинуться убитой горем и показать тем самым, что Стэйси мне была близка. Нет, надо серьезной и деловитой выглядеть и на словах и внешне сожалеть о случившемся, но всем видом показывать, что, как бы ни было жаль Стэйси, жизнь идет дальше и остановить ее нельзя. Мертвые уходят вниз, к мертвым, живые идут вверх — вполне по-американски.
Может, одежда немного имиджу не соответствовала — выбрала в конце концов кожаное платье, осознав, что некожаной одежды у меня нет, не считая трех черных платьев, чисто вечерних, для пати и официальных дел. Приготовила все к беседе в гостиной первого этажа — и даже джин с вермутом и виски поставила на виду, чтобы предложить ему выпить и получить повод выпить самой. И кое-какие бумаги выложила на стол — чтобы создать видимость кипучей деятельности, от которой меня отрывает этот бесспорно важный, но все же мешающий мне визит.
— Итак, чем я могу вам помочь, детектив?
Я ему не нравлюсь — вижу это настолько отчетливо, словно он сам пытается мне это показать всем своим видом. Я ему не нравлюсь, он не любит таких, как я, — богатых, живущих в роскошных особняках. Ему, наверное, нравятся только такие, как он сам, — не слишком обеспеченные, имеющие массу проблем, вынужденные всю жизнь копаться в дерьме. А дерьмо — оно, по его мнению, от богатых, от меня и мне подобных, и из-за меня он и вынужден выполнять роль ассенизатора, и уставать, и вонять.
Видимо, поэтому он и от спиртного отказывается — сидит и смотрит на меня с таким видом, словно я ему сейчас сообщу что-то жутко сенсационное, что поможет найти убийцу, а я смотрю на него — и вижу перед собой высокого, худого белого мужчину лет сорока, может чуть старше, с бесцветными глазами, светловолосого, в дешевеньком сером костюме, синей рубашке и коричневом галстуке в белых крапинках. И ботинки, естественно, тоже коричневые. Безвкусно, дешево, убого — а тут я в кожаном платье, накрашенная и надушенная.
— Своим рассказом, мисс, — со всеми подробностями.
И я начинаю — предложив ему сигару, получив отказ, и закурив сама, и так и не дождавшись, что он чиркнет для меня между нами лежащей зажигалкой, рассказываю все как есть, пока по крайней мере. Как Стэйси сама подошла ко мне на вечеринке — не помню чьей и точную дату не помню, слишком много этих пати, и это можно у мистера Мартена уточнить, он меня туда пригласил. Как она завела речь о нашем первом фильме и о том, что слышала, что мы собираемся снимать второй, — и как я сразу поняла, что ее интересует возможное приглашение на роль. И что я решила дать ей шанс, потому что она показалась мне подходящей кандидатурой, — и как подошел к нам минут через десять мистер Мартен, и я их представила друг другу, и он согласился попробовать Стэйси на роль, и как я уехала раньше, а она мне перезвонила буквально через час, все с той же вечеринки, сообщив, что мистер Мартен посоветовал ей дать мне кассеты с теми фильмами, в которых она сыграла, и она готова приехать хоть сейчас. И так как я люблю работать по ночам, а к тому же чувствовала ее рвение и знала, что эти фильмы посмотреть все равно придется, то пригласила ее.
И, естественно, опускаю, чем именно мы занимались, сообщая, что всю ночь смотрели фильмы, которые мне и вправду понравились, и я сказала Стэйси, что лично меня она устраивает и если мистер Мартен скажет то же самое, то вопрос решен.
— И это все, мисс?
Подношу к губам сигару, давая себе тайм-аут, судорожно думая, не может ли он знать о наших отношениях больше, чем он знает. Стэйси ведь мне после первого визита и нашего бурного акта названивала чуть ли не каждый день и заезжала часто до моего ареста, как раз в тот период, когда ФБР слушало мой телефон, но не могу вспомнить, звонила она мне на мобильный или на домашний и какой именно телефон они слушали — как раз в тот период у меня была охрана, которая, порасспроси ее, выложит все, так что опасно врать. И так как я трезва абсолютно, то не считаю себя самой умной и потому отвечаю честно: Стэйси с тех пор звонила мне несколько раз и говорила, что хотела бы приехать, и заезжала ко мне, и мне, с одной стороны, было неудобно ей отказать, потому что я понимала, как важна для нее эта роль, как ей хочется пробиться в жестоком и безжалостном мире кино. А с другой стороны, она мне нравилась, и я все равно одна, а Стэйси, будучи приятным собеседником, скрашивала это одиночество.
— Какие у вас были отношения со Стэйси Хэнсон, мисс? — вдруг спрашивает он, и вопрос настолько неожиданный — не приходило мне в голову, что он может об этом спросить, — что лицо выдает мое удивление.
— Что вы имеете в виду, детектив?
Хорошо, что я не сдержала эмоций — и для него, видно, вопрос нелегкий, потому что он смущен.
— Ну, нам известно, что Стэйси Хэнсон… Ну, что она занималась сексом с женщинами. У нее не было близкой подруги, которой бы она рассказывала об этом — и она не афишировала этого на телевидении, однако не скрывала, что женщины ей нравятся не меньше, чем мужчины, а может, и больше…
— Это часто встречается, детектив. А причем здесь, собственно, я? Вы хотите спросить, не были ли мы любовницами?!
Завершаю фразу восклицательным знаком — хотя ничего такого в этом вопросе на первый взгляд нет, это же не стыдно, а естественно, и ориентация у каждого своя, но, с другой стороны, это мое личное дело, с кем заниматься сексом — я же не спрашиваю детектива, возбуждают ли его самки гиппопотама. А ему неловко под моим пристальным и чуть непонимающим взглядом, он отводит глаза — впервые с начала беседы, — но тут же их поднимает, хотя нет в них прежней непоколебимой уверенности в себе, и кивает, чтобы ничего не говорить.
— Нет, детектив, этого между нами не было. Стэйси как-то обмолвилась, что бисексуальна, но мне ничего такого не предлагала — ей от меня нужно было совсем другое. Хотя, скажу вам честно, я не считаю однополую любовь извращением — но можете мне поверить, что вокруг меня слишком много уделяющих мне внимание представителей противоположного пола. Я знаю, что в Голливуде есть женщины, которые сделали карьеру благодаря собственному телу, но я не мужчина, чтобы оказывать кому-то протекцию в обмен на секс.
На лице у Брауна глубокомысленное выражение, хотя, кажется, я ничего лишнего не сказала.
— Вы не в курсе, мисс, принимала ли Стэйси Хэнсон наркотики?
— Она как-то говорила, что пробовала кокаин, что опять же для Голливуда неново, как вы, наверное, знаете из газет.
Надеюсь, он не спросит, нюхали ли мы кокаин вместе? В этом тоже нет ничего, но я не хочу, чтобы в моем досье появился еще один минус. Не уверена в близкой дружбе между ФБР и полицией, но не дай бог каким-то боком станет это известно Крайтону и его людям — и мне вполне могут приписать торговлю кокаином в международном масштабе.
— Чем еще я могу вам помочь, детектив?
Он задумывается — я ведь и так выложила уже все, что знаю о ней, все, что она говорила о себе, а знала я, оказывается, совсем немного, и о себе она, оказывается, молчала, как это в Америке и принято. А может, все же говорила — в последние две недели ежевечерних визитов, — только вот я не запомнила и никогда уже не вспомню.
Так что я воспользовалась паузой и сама начала задавать вопросы — и про то, кому нужно было ее убивать, и откуда взялась записка, и что она должна означать, и не оставил ли убийца каких-либо следов. И он, понятное дело, отвечал уклончиво — и, как я поняла, по его мнению, следовательно, по полицейской версии, записка оставлена чтобы запутать расследование, увести полицию по ложному следу, показав ей, что небогатая Стэйси Хэнсон имела отношение к огромным деньгам. А убийца, на их взгляд, скорее всего, связан с сексуальной ориентацией Стэйси: убила ее приревновавшая к кому-то партнерша-лесбиянка, наняв для этого киллера, или наркоделец, которому она задолжала деньги, но не пятьдесят миллионов, конечно. А так в квартире ничего не пропало, и машина на месте, и на банковском счету лежит порядка тридцати тысяч.