Когда он позвонил в музей после похорон брата, он слушал себя со стороны, не дрогнет ли голос, когда придется выговорить «я хочу передать» вместо «мы хотим», но голос не дрогнул, брат откуда-то молча похвалил его.
В тот же день ему отзвонили оба незваных гостя, один утром, другой вечером, два одинаковых разговора, словно и они были какие-то антиблизнецы из некоего антимира. Обоим, само собой, понадобилась табакерка с зеленой мартышкой: уступите ее, вы видите, ваш брат ушел, и вы уйдете, вы старый человек, что же вы так упрямитесь? Он хотел сказать: можно подумать, что вы бессмертны, — но не стал тратить слов, сказал только: «Я передаю наше собрание в музей, всю коллекцию целиком». В музее, услышал он в ответ, найдутся люди посговорчивее вас, все равно табакерка будет моя. Он положил трубку после второго звонка, отключил телефон, подумал, сказал: «Не будет. Мы не согласны. Ни я — тут, ни он — там». Брат опять похвалил его. Он пошел на кухню, бывшую реставрационной мастерской на двоих, взял скальпель.
Не спеша достал он пакетную табакерку с полки из-за застекленной дверцы шкафа.
Всякий раз, открыв табакерку, он поражался, как сверкает мельчайшей огранки бликами взгляд маленькой мартышки, она не сводила с него глаз, сидя на подоконнике давно исчезнувшего дворца, а за окном внизу катил саночки свои мужичок с ноготок лет четырех.
Точно впервые, на донышке прочел он: «Споминай обо мне», — голосом брата прочел. А потом вслух, своим, обращаясь туда, к брату.
— О пребывании д’Эона в Санкт-Петербурге, — сказал Шарабан, — написано в романе Пикуля «Пером и шпагой». Надо же, только что в голову пришло: «перо и шпага», в сущности, то же, что «слово и дело».
— Спасибо за перевод с русского на русский, — усмехнулся Лузин.
— Между прочим, одно из моих прозвищ — Моноглот. В отличие от полиглота, я переводил именно с русского на русский: с матерного на разговорный, с высокого штиля на блатарский, с арго на литературный, ну, и тэ дэ. Как я понимаю, в книжке нашей дальше идут вклейки оглавления из биографии шевалье, изданной в Брюсселе в год смерти Пушкина. Автор той инкунабулы, некто Гайярде, основывался на длинной автобиографии д’Эона, многотомной, как последующие исследователи считают, сочиненной, невероятной, на энное количество процентов состоящей из вранья и являющейся посему натуральным литературным трудом. Итак:
Физиологические особенности мужчины и женщины, или чем изменник отличается от изменницы — София-Шарлотта настойчиво просит императрицу Елизавету Петровну прислать к ее двору фрейлину Надежду Штейн. — Шевалье д’Эон возвращается во Францию и расстается с женской одеждой. — Ветрянка. — Первое письмо маркиза Лопиталь, посвященное Terza Gamba. — Шевалье д’Эон на службе в армии Верхнего Рейна. — Его привязанность к семье Броглио. — Волнение и тревога о Надежде Штейн. — Письмо г. Пуассонье, врача Елизаветы. — Исчезновение Надежды. — Догадки и предположения на этот счет. — Отчаяние и подвиги шевалье д’Эона. — Он ранен. — Экстер, Ультропп, Мейнлосс и Остервик. — Неожиданное замужество Софии-Шарлотты Мекленбург-Стрелицкой. — Политические причины этого брачного союза. — Лорд Бьют и король Георг III. — Шевалье д’Эон уезжает инкогнито в Англию. — София-Шарлотта, королева, снова требует фрейлину Надежду Штейн. — Второе письмо маркиза Лопиталя по поводу Terza Gamba. — Смерть императрицы Елизаветы Петровны. — Письмо императрицы Екатерины II королеве Софии-Шарлотте. — Тайна, связанная с рождением Георга IV, короля Англии.
[…] — Безразличие Людовика XV. — Смерть мадам де Помпадур. — Граф Броглио возвращается. — Он забывает о шевалье д’Эоне. — Что приводит последнего в отчаяние. — Соблазны, связанные с королевой английской. — Просьба к герцогу Шуазелю о прекращении службы во Франции. — Молчание вместо ответа. — Возмущенный, он заявляет Людовику XV о своих правах через монаха и господина Терсье. — Возможные пагубные последствия гипотетического оправдания. — Кабинет, подобный бочонку с порохом. — Отель де Франс и городские матросы. — Испуганный Людовик XV посылает эмиссара в Лондон. — Шевалье д’Эон забывает всё при первых словах короля. — Записка, которую он ему пишет. — Великий тайный проект. — Граф де Герши снова пытается схватить своего соперника. — Этот последний просит совета у главных персонажей Англии. — Ответ Вильяма Пита (лорда Четэма). — Стратегические меры шевалье д’Эона. — Ночные дозоры. — Он позволяет осудить себя заочно как пасквилянта.
Внезапное откровение Трейссака де Вержи. — Начало его взаимоотношений с графом де Герши. — Навязанная роль. — Граф д’Арженталь и Мармонтель. — Желудок и совесть. — Кинжал и вексель. — «Я не убийца». — Узник долговой тюрьмы. — Радость, доставленная д’Эону признанием де Вержи. — Симпатическое письмо графу Броглио. — Вопросы и упреки. — Уловка Людовика XV, позволяющая не высказывать своего мнения. — Страх графа де Герши. — Способ, изобретенный английскими министрами, чтобы выдать ему шевалье д’Эона. — Дом окружен. — Полицейские агенты Софии-Шарлотты. — Анонимное письмо и лорд Мэнсфилд. — Обращение к герцогам Йоркскому и Кумберлендскому, деверям королевы. — Граф де Герши обвинен в попытке отравления и убийства. — Индикт, произнесенный судьями Олд-бейли против графа де Герши. — Его шталмейстер спасается бегством. — Французский посол взывает о помощи к английскому королю. — Постановление о Noli prosequi, исходящее от последнего. — Граф де Герши вынужден покинуть Англию и свое посольство. — Его отчаяние. — Скупец превращается в мота. — Подлые выпады против матери д’Эона. — Негодование и месть последнего. — Он публикует свое письмо графу де Герши. — Смерть графа. — Сын де Герши у могилы отца.
Людовик XV выказывает наконец свою манеру размышлять. — Благодарность в виде аутентичного автографа, адресованного им шевалье д’Эону. — Буриданов осел. — Блистательные предложения от английского правительства шевалье д’Эону. — Он отвергает их. — Его политические письма графу Броглио. — Разоблачения знаменитого Уилкса. — Американская война. — Уильям Питт в парламенте. — Пророк под одеялом в ночном колпаке. — Король Англии и бутылка рома. — Лорд Бьют и Стюарты. — Внутренний вид двора Сент-Джеймса. — Граф де Гиннес, обворованный своим секретарем. — История милорда и миледи Кревен. — Военная хитрость и героическая преданность графа де Гиннеса. — Лорд, его жена и его любовница. — Новый Деций. — Затворница и семь псалмов Давида. — Письмо графа Гиннеса. — Осужденный супруг.
Лев и овечка. — Прощание шевалье д’Эона с матерью. — Смерть и воскрешение. — Появление шевальеры д’Эон. — Эстампы. — Дева и драконы. — Шевальеры-самозванки. — На сцену выходит Бомарше. — Он гневается. — Его эпистола. — Ответ. — Загробное имя. — Художник Муссон. — Г-н Бон-Марше. — Сын Карона и сын Лаэрта. — Обращение мадемуазель д’Эон к современницам. — Пиль, говорит Гренада. — Пари аннулированы. — «Женщинам». — «Примите меня в лоно свое». — Дамы Сен-Сира. — Благородные девы и девы безумные. — Шевалье д’Эон в роли девственницы. — Ночи, проведенные среди пансионерок. — Четверть мужчины. — Болезнь. — Ходатайство об обретении мужской одежды. — Отказ. — Праздники и выходные. — Война. — Шевалье д’Эон просится на службу. — Он хочет отправиться в Лондон. — Смерть милорда Феррерса. — Смирение. — «Мадмуазель моей закалки»
Неожиданный визит. — Нечаянная радость, внезапный сюрприз. — У шевальеры спрашивают о шевалье. — «Это вы?!» — «Мое дитя?» — Обморок от счастья. — Восемнадцать лет спустя. — История исчезновения. — Перехваченное письмо. — Гнев императрицы. — Распятие. — Отъезд. — Тюремщик. — «Я стала матерью!» — Крепость на Яике. — Узница и ее дитя. — Петр III, самозванец. — Казак Пугачев. — Железная клетка. — Генерал Бибиков. — Бегство. — Граф Панин. — Прибытие в Париж. — Он и она. — Имя для ребенка, доброе имя для матери. — Драматическая ситуация. — «Для чего эта травестия?» — Ответ. — Отчаяние. — Лохмотья вместо одежд. — Отец и мать на коленях перед г-ном де Сартином. — «Подумайте!» — Шевальера д’Эон у изголовья сына. — Дитя без отца, любовница без мужа. — Смерть. — Путешествие шевальеры д’Эон в Тоннер. — Служанка.
Шевалье д’Эон и Надежда в Тоннере. — Старый брадобрей. — Принц Генри Прусский. — Две крайности. — Бомарше в качестве торговца лесами и деловыми бумагами. — Денежные затруднения и крик о помощи к г-ну де Вержену. — Шевалье д’Эон в замке Дижона. — Отъезд в Лондон. — Мечты о свадьбе с Надеждой. — Визит в женском платье к Софии-Шарлотте. — Встреча Софии-Шарлотты и Надежды. — Соперницы. — Молитва. — Клятва. — Шевальера д’Эон представлена при дворе Сент-Джеймса. — Лебединое озеро и речь в качестве увертюры. — Первый приступ безумия Георга III. — Его выздоровление. — Ненависть к предполагаемому наследнику престола. — Уговор дороже денег. — Полемика между королем и принцем. — Дружеские чувства последнего к шевальере д’Эон. — Осада. — Графиня Дюбарри и лондонские воры. — Исповедь и раскаяние. — Эмигрантка. — Шевальера д’Эон и республика. — Повестка дня. — Две старухи. — Смерть шевалье д’Эона. — Осмотр и вскрытие тела. — Второй приступ безумия. — Свидетельства и доказательства. — Отец Елисей. — Погребение. — Торс. — Сэр Сидней Смит. — Моралите.
— У меня такое чувство, — сказал Лузин, что мы в некотором роде прочитали роман в духе Дюма.
— Гайярде, автор пересказа — произведения? — в свое время с Дюма судился, всё выясняли, кто написал «Нельскую башню», кто у кого что украл и кто кому соавтор, — сказал Шарабан. — Схожи были, как литераторы, надо полагать, малость близнечны. И сам шевалье был литератор, писатель, сочинил свою жизнь, но очень близко к тексту.
— Что-то видел я по телеку о д’Эоне в Лондоне, — озабоченно потер лоб Лузин, — но то ли спьяну, то ли спросонок, не помню.
— Ты видел детектив французский по произведению тамошнего дизвитьемиста, — отвечал Шарабан. — Де Сартин, Людовик Пятнадцатый, мадам Помпадур, Николя ле Флок, д’Эон в Лондоне. О, я тебе домашнюю заготовку принес, чуть не забыл! — тут открыл он свой безразмерный бесформенный портфель, достал листочек-шпаргалку. — Интересно, что именно лондонской девушке Вирджинии Вульф пришло на ум написать «Орландо», роман о существе, прожившим одну инкарнацию в мужском облике, другую в женском, — и ревнивою рукою начертать портрет московитки, в которую влюбляется главный герой, будучи юношей.
И зачитал он: «Главные обвинения против нее были: 1) что она умерла и посему не может владеть какой бы то ни было собственностью; 2) что она женщина, что влечет за собой приблизительно таковые же последствия; 3) что она английский герцог, женившийся на некоей Розите Пепите, танцовщице, и имеет от нее троих сыновей, каковые по смерти отца предъявили свои права на наследование всего имущества усопшего. <…> И таким образом, в весьма щекотливом положении, неизвестно, живая или мертвая, мужчина или женщина, герцог или Бог знает кто, она отправилась на почтовых в свое сельское прибежище, где получила разрешение жить до конца разбирательства в качестве инкогнито, мужского или женского пола, уж как покажет исход дела».
— Спасибо, — сказал Лузин, беря свой кофр и идя к выходу. — Даже выпить неохота, ни одна жидкость не привлекает, включая чай. Скажи, ты помнишь старые рюмочные?
— О, как они меня подкармливали, незабвенные уголки! — отвечал Шарабан. — Я, видишь ли, работал в одной конторе со своим соседом по парадной, а он был любитель; идучи домой, обходили мы все рюмочные нашего маршрута, там к рюмашке водочной выдавался бутерброд, я отдавал рюмашку соседу, а он мне бутерброд свой, так пока, бывало, домой дойдем, он в полном умилении, и я червяка заморил.
Имя незнакомки, он выяснил, было Маруся Станиловска Дагмар Наташа Лиана из рода Романовых, и она сопровождала не то отца своего, не то дядю, посла московитов, прибывшего на коронацию. О московитах известно было немногое.
— Я все-таки не вполне въезжаю, — сказал Лузин, — почему в рукописи, которую мы читаем вечерами в нашем макулатурном либрусеке, возлюбленная шевалье — Сара Фермор, а в его собственных мемуарах (пусть сокращенных и отредактированных Гайярде, но собственных) именует он ее Надеждой Штейн — или Стейн? «Надежда, бедная девушка, сирота…»
— Ну, уж это-то проще простого, — отвечал Шарабан. — Во-первых, у меня есть сестра, есть несколько кузин, есть дочь (и не одна, еще две внебрачных), и я слушал их школьные речи влюбленных вприглядку неофиток; во-вторых, я и сам в школе влюблялся по уши, а я уже в школе сочинял романы; в-третьих, я сочиняю их и сейчас, — и опыт мой подсказывает мне: юное существо, с одной стороны, стремится поведать ближайшим друзьям, подругам, родственникам, всему свету о своей влюбленности, о ее дражайшем предмете: а с другой стороны — хочет, чтобы никто не догадывался, кто имеется в виду, да еще и с жадностью скупейшего скряги не желает выдавать драгоценнейших минут любовных, вроде взора, тепла руки, дареной хрени типа цветной булавочки, ластика, записочки и т. п., а владеть всеми этими мульками единолично. И из сих сложнейших клишированных устремлений проистекает три короба вранья, натуральное сочинительство, шитое белыми нитками.
Почему Надежда? Ну, Вера, Надежда, Любовь, София; где любовь — там и Надежда. Да и влюбился-то он поначалу в ее детский портрет, в отроковицу, а ты в святки-то глянь, есть там одна отроковица: Надежда Римская. Стейн (или, как у нас перевели, Штейн) — еще проще. За кого Сару выдали замуж? За Стенбока, то есть Стейнбока. Просто мемуары начал свои писать шевалье после ее замужества, успев возненавидеть, не видя, на расстоянии, этого ее мужа, горного козла, соперника, оскорбителя.
Почему сирота? Да потому что любимая дочь известных знатных родителей. Почему бедная? Да потому что из богатой семьи.
— То есть он всё выдумал?
— Всё, кроме любви.
— И шатер был?
— Конечно.
— Может, и то, что, когда он вернулся в мужской одежде, императрица положила на него глаз, на брата девицы де Бомон, почти близнеца, — правда?
— Может, и правда. Тогда у него действительно были основания тревожиться за возлюбленную, памятуя о судьбе Лопухиной: исчезла любимая, пропала, не в Сибирь ли сослали после пыток?
— А она исчезла, ты думаешь?
— Думаю, да, — отвечал Шарабан.
— Куда делась? — серьезно спросил Лузин.
— По идее должны были родители ее увезти, заточить в какую-нибудь дальнюю вотчину, чтобы не вздумала сбежать со шпионом-французиком без роду, без племени, да к тому же травести, позор для семьи. Историю с Пугачевым, крепостью на Яике, бегством он должен был у кого-то одолжить. У другой девушки, скорее всего, не своей. Прочитав мемуары Долгорукой, например.
— А приезд Надежды в Париж? То, что она, переодевшись служанкой, приняв его судьбу и свою участь, едет за ним в Тоннер?
— Мечта, — сказал Шарабан. — То есть иносказательное сообщение: и через восемнадцать лет, бежавшую в Париж от своего горного козла, буду счастлив обнять тебя, любовь моя!
— А ребенок? — спросил Лузин.
— Не знаю. Может, он допускал, что она ждет от него ребенка.
— Так могла и ждать, — сказал Лузин. — Могла написать ему об этом. Что объясняет «перехваченное письмо» из оглавления, прочитанного нами вместо самого романа.
— Ну, новое дело! — разочарованно произнес Шарабан. — Вместо следующей главы у нас тут список каких-то предметов под названием «Проданные вещи».
Как назло, снег валил, зиме не было конца, петербургская мерихлюндия вкупе с холодом и сыростью щупала запястья, забиралась за воротник, томила душу, они с трудом дождались вечера, ухода Кипарского, дематериализации Сплюшки, и вот теперь их заветное чтение вечернее готово было их кинуть, обмануть, разочаровать.