Если бы мы ассимилировались в Малайе, как выходцы из Чаочжоу, разве терзал бы нас теперь голод?
Эта мысль заставила Трэна покачать головой. Невозможно. Его клан должен был бы принять ислам и отправить всех предков в ад. Разве такое возможно? Может быть, такова карма его народа, которому суждена погибель. Стоять, горделиво расправив плечи, и несколько недолгих лет управлять городами Пинанг и Малакка и всем западным побережьем Малайского полуострова, а потом умереть.
Одежда создает человека. Или убивает его. Наконец Трэн это понял. Белый, сшитый на заказ костюм от Братьев Хван — это лишь мишень. Даже антикварный золотой механизм у тебя на запястье ничто… разве только приманка. Трэн спросил себя, не лежат ли превосходные зубы его сыновей в пепле «Трех выгодных возможностей», а их замечательные часы привлекают внимание акул и крабов в трюмах разрушенных, когда-то быстроходных кораблей?
Ему следовало знать, предвидеть заранее, что кровавые секты и национализм начнут стремительно набирать силу. Как и тот человек в отлично сшитой одежде, за которым он следовал пару месяцев назад, должен был понимать, что костюм еще не защита. Человек в хорошей одежде и к тому же желтобилетник — всего лишь кровавая наживка для комодского варана. Что ж, болван хотя бы не испачкал кровью костюм, когда белые кители с ним закончили. Он не умел выживать. Он забыл, что перестал быть знаменитостью.
Но Трэн учился. Однажды он постиг тайны течений и карту моря, рынок и биоинженерную чуму, максимизацию доходов и учение Школы драконовых ворот, теперь же перенимал навыки чеширов, умевших мгновенно исчезать из виду и скрываться от врагов при первых признаках опасности. Он учился у ворон и коршунов, которые процветают, питаясь отбросами. Вот кому следовало подражать! Он должен избавиться от привычек тигра. Тигры сейчас остались только в зоопарках. На них идет постоянная охота. Но маленькие зверюшки имеют шанс добраться до плоти и сбежать с последним костюмом от Братьев Хван, пересекшим границу Малайи. Теперь знаменитый клан Хван мертв, а все их творения сгорели, остались лишь воспоминания и антикварные вещи, да еще старик, живущий отбросами, который понимает важность приличного внешнего вида.
Мимо проехал порожний велорикша, оглянулся на Трэна и вопросительно вскинул бровь, привлеченный костюмом от Братьев Хван, болтающимся на худосочном теле Трэна. Он неуверенно поднял руку, и велорикша притормозил.
Стоит ли рискнуть и потратить последние резервы?
Бывали времена, когда он посылал корабли своего флота через океан в Ченнаи с вонючим грузом дурианов, потому что догадался: индийцы не успели высадить семена, способные сопротивляться новым видам пузырчатой ржи. Времена, когда он покупал черный чай и сандаловое дерево у речников в надежде, что сумеет удачно продать их на юге. Теперь же он не мог решить, идти пешком или ехать. Каким жалким человеком он стал! Иногда ему начинало казаться, что он лишь голодный дух, застрявший между мирами и неспособный хоть как-то выбраться из этой ловушки.
Велорикша медленно катил вперед по инерции, мерцая синим свитером в лучах тропического солнца, и ждал, когда Трэн примет решение. Трэн махнул рукой, показывая, чтобы велорикша ехал дальше. Тот привстал на педалях и умчался вперед.
Паника овладела Трэном, он снова поднял руку и устремился вслед за рикшей.
— Подожди…
Но вместо крика с его губ сорвался лишь жалкий шепот.
Рикша уже влился в общий поток и затерялся среди других велосипедистов и огромных мегадонтов. Трэн опустил руку, радуясь, что рикша не услышал его и решение потратить последние баты не принято.
Вокруг все спешили по своим делам. Сотни детишек в матросской форме входили в школьные ворота. Монахи в оранжево-желтых одеяниях прогуливались под широкими черными зонтиками. Мужчина в конической бамбуковой шапке наблюдал за Трэном и что-то шептал своему приятелю. Оба внимательно на него смотрели, и по спине Трэна пробежал холодок страха.
Их полно вокруг, точно как в Малакке. Мысленно он называл их чужеземцами, фарангами. Однако чужеземцем являлся он сам. Он был здесь чужеродным телом, и они это знали. Женщины, которые развешивали саронги на своих балконах, и лениво рассевшиеся босоногие мужчины, пьющие сладкий кофе. Продавцы рыбы и карри. Они видели его насквозь, и Трэн изо всех сил сдерживал свой ужас.
«Бангкок не Малакка, — сказал он себе. — Бангкок не Пинанг. У нас нет жен, золотых часов с бриллиантами и флота, который можно украсть. Спросите змееголовов, бросивших меня на границе, в джунглях, полных пиявок. Они получили все мое состояние. У меня теперь ничего нет. Я не тигр. Я в безопасности».
На несколько секунд ему даже удалось в это поверить. Но тут мальчишка с ржавым мачете отсек верхушку кокоса и с улыбкой предложил его Трэну, и тот собрал всю свою выдержку, чтобы с воплем не броситься наутек.
Бангкок не Малакка. Они не станут сжигать твои склады или резать клерков на куски, чтобы использовать в качестве наживки для акул. Он стер пот с лица. Быть может, ему не следовало сразу надевать костюм — он слишком привлекает ненужное внимание. Слишком многие на него смотрят. Лучше потускнеть, как это делает чешир, и шагать по городу в лохмотьях, чем разгуливать красуясь, точно павлин.
Постепенно на смену бульварам с пальмами пришли пустоши новых кварталов, где жили иностранцы. Трэн поспешил к реке, все дальше углубляясь в фабричную империю белых фарангов.
Гвейло, йанг, гуизи, фаранг. Так много разных слов для потеющих обезьян с прозрачной кожей. Два поколения назад, когда нефть закончилась и фабрики гвейло закрылись, все решили, что они уйдут навсегда. Но они вернулись. Чудовища прошлого явились с новыми игрушками и новыми технологиями. Кошмары, которыми пугала Трэна мать, наводнили азиатское побережье. Воистину демоны; они никогда не умирают.
И он должен их боготворить: компании, подобные «Агрогене» и «ПурКалориям» с монополией на рис «Ю-Текс» и пшеницу «тоталнутриент»; кровные братья биоинженеров, создавших чеширов в память старой книги и выпустивших в мир невозбранно плодиться и размножаться; спонсоры полиции интеллектуальной собственности, которые поднимались на борт его кораблей, чтобы отыскать нарушение НЗ, и охотились, точно волки, на незаконные калории и измененное зерно, словно созданных ими болезней недостаточно, чтобы поддерживать высокие доходы…
Впереди Трэн увидел толпу и нахмурился, побежал было, но заставил себя перейти на шаг, решив поберечь калории. Перед фабрикой чужеземных дьяволов Братьев Теннисон выстроилась очередь. Она тянулась почти на ли, огибала угол, миновала кованые железные ворота с логотипом «Исследовательской корпорации Сукумвит», выпускавшей велосипеды и детали к ним, мимо сплетенных драконов «ПурКалории Восточная Азия» и «Мисимото и К°», японской гидрогазодинамической компании, некогда предоставившей Трэну чертежи его кораблей.
Говорят, в «Мисимото» полно заводных иностранных рабочих. Незаконные тела, прошедшие генную обработку, которые двигаются и говорят как-то дергано и отнимают рис у настоящих, живых людей. Существа с восемью руками, как у индийских божеств, с глазами величиной с блюдце, способные различать предметы лишь на расстоянии нескольких футов, но фиксирующие все вокруг с невероятной точностью. Впрочем, никто в точности не знал, что происходит внутри, и если белые кители министерства окружающей среды что-то и знают, то хитрые японцы хорошо им платят, чтобы они не замечали преступлений против биологии и религии. Пожалуй, это единственное утверждение, не вызывающее разногласий у доброго буддиста, у доброго мусульманина и даже у фарангов христиан: у пружинщика нет души.
Когда много лет назад Трэн покупал корабли у «Мисимото», ему было все равно. Теперь же он спрашивал себя: быть может, за этими высокими воротами работают чудовищные пружинщики, а желтобилетникам остается лишь стоять с протянутой рукой?
Трэн пошел вдоль очереди. Полицейские с дубинками и пружинными пистолетами следили за порядком и шутили о фарангах, которые хотят работать на фарангов. Безжалостная жара обрушивалась на людей, стоявших в очереди перед воротами.
— Ха! В этом костюме ты похож на красивую птичку.
Трэн остановился, увидев Ли Шен, Ху Лаоши и Лао Ксиа, которые вместе стояли в очереди. Трое таких же жалких стариков, как он сам. Ху приглашающе взмахнул только что свернутой сигаретой, предлагая ему присоединиться. Трэн едва не затрясся, увидев табак, но заставил себя отказаться. Ху трижды повторил свое предложение, и только после этого Трэн позволил себе принять его, благодарный за искренность Ху. Интересно, где он нашел такое богатство? Впрочем, у Ху оставалось немного больше сил, чем у всех остальных. С тележкой можно неплохо заработать, если действовать так же проворно, как Ху.
Трэн стер пот со лба.
— Много же нынче претендентов.
Все рассмеялись, видя его уныние.
Ху зажег сигарету для Трэна.
— Думал, лишь тебе одному известен секрет?
Трэн пожал плечами, глубоко затянулся и передал сигарету Лао Ксиа.
— Слух. Картофельный бог сказал, что сын его старшего брата получил повышение. Я подумал, что здесь могло освободиться место, оставленное его племянником.
Ху усмехнулся:
— Да, у меня тот же источник. Он будет богатым. Да. Под его началом пятнадцать клерков. Я рассчитывал, что смогу стать одним из пятнадцати.
— И слух оказался верным, — добавил Лао Ксиа. — Кстати, повысили не только племянника Картофельного бога.
Он инстинктивно поскреб в затылке — так собаки сражаются с блохами. Бахрома фагана пометила сгибы его локтей и выглядывала из-за потных ушей там, где заканчивались волосы. Иногда он шутил на эту тему: немного денег, и все можно поправить. Хорошая шутка. Но сегодня он чесался, и кожа за ушами растрескалась и покраснела. Он заметил, что привлекает внимание, и резко опустил руку. Затем Лао Ксиа передал сигарету Ли Шену.
— Сколько всего вакансий? — спросил Трэн.
— Три. Им нужны три клерка.
Трэн состроил гримасу:
— Мое счастливое число.
Ли Шен посмотрел на очередь через толстые стекла очков.
— Нас слишком много, даже если бы твоим счастливым числом были три пятерки.