— Ладно уж, ступай, мил-человек. И дружку своему, ВитькУ Кентерберийскому, передай: пусть перечтет как-нибудь на досуге главу первую «Деяний Апостолов» — ну, где про смерть Иуды. Как там «расселось чрево его, и все внутренности вывалились на землю». Знающие люди сказывают, что ежели прочесть это вслух трижды подряд, то диавольские наваждения — вроде тех, что у вас тогда приключилось — как рукой снимает!
— Эй, стоять! Этот самый, Друри… а, впрочем, ладно: сам найду. Всё, свободен, как сопля в полете!..
— Вот видишь, сестренка, с какими кадрами приходится работать бок о бок! С кем, не побоюсь этого слова, приходится иной раз присаживаться на соседнее очко в Вестминстерском сортире… Ну ладно, ладно, проехали… Видишь, я уже и не в аффекте! Как полагаешь — «Люди лорда-камергера» поаплодировали бы мне?
В точности ли так проходил тот диалог — поручиться не рискнем, но факт налицо: стукача своего витгифтовцы слили — на счет «раз». Ни копейки не заплатив, кстати. Ибо здраво рассудили: нафига покойнику деньги?
Друри заметался. А произошедший 28 июня влажно-вымечтанный им арест Чолмли (по другому, никак не связанному с Марло, делу, что совсем смешно) его не то что не порадовал, а привел в ужас: «Опасайтесь своих желаний — они могут исполниться»… За защитой он кинулся к Энтони Бэкону, и 1 августа написал тому паническое письмо.
Прежде некоторые исследователи предполагали, что Друри мог работать на Бэкона (или, по крайней мере, и на Бэкона тоже) — но нет: из письма совершенно ясно, что никаких дел с «МИ-5» у него прежде не было. Он заискивающе напоминает о золотых деньках, когда служил в доме отца сэра Энтони, хвастается, что его донесения насчет атеистического заговора Бакхерст с Пакерингом довели до королевы (однозначно идентифицировав себя с анонимным автором «Remembrances»), нудно жалуется, что никаких денег ему так ни за что и не заплатили, расписывает свою полезность по части выявления затаившихся атеистов и иных врагов народа. Он, к примеру, предлагает (это контрразведчику, Карл!..) свести того с «достойным доверия торговцем», который заимел по случаю старинную книгу, раскрывающую все зловещие тайны секты атеистов — и всё это за чепуховую сумму в 1000 фунтов… Что человек офонарел от страха (не утратив при этом природной наглости) видно хотя бы из того, что он просит шефа секретной службы Эссекса походатайствовать за него перед Бёрли…
Среди прочего Друри жалуется на то, что это он-де установил «Тамерлана» (подразумевая арест Чолмли), но посуленных лорд-мэром 100 крон так и не увидал… Как вы догадываетесь, эссексова Контора — это самое последнее место, куда стоило бы обращаться с такими умозаключениями; и то, что Друри через пару дней оказался сидящим в тюрьме (по требованию лорда-камергера), а не всплыл в ист-эндских доках с перерезанным горлом — это вот оно и есть, пресловутое «цыганское счастье»!
И — анекдотическая ситуация: ровно в то самое время, как кинутый работодателями-витгифтовцами Друри отчаянно предлагал себя Энтони Бэкону, штатный провокатор «МИ-5» Чолмли — точно так же слитый своими — пытался найти защиту у Архиепископа; ну, и оба, разумеется, в итоге оказались в тюрьме.
На самом деле история с «Тамерланом» была для Чолмли совершенно проходным эпизодом, а задачей его было — изображать собой массовку обширного около-атеистического заговора; с чем он вполне успешно справлялся (судя по «Remembrances»). Когда же в результате смерти Марло спланированная атака на Рэли через «Школу ночи» (а при удачном развитии событий — и на других членов «Морской партии») захлебнулась, «заговор» тот оказался не то, что ненужным — а крайне опасным для своих режиссеров и сценаристов. Чолмли не надо было иметь семь пядей во лбу, чтобы догадаться: он — крайний, и Контора открестится от него без малейших колебаний (если только он вообще доживет до момента того открещивания). Он нашел удачный, как казалось, способ соскочить: написал покаянное письмо Архиепископу, получил благожелательный ответ и явился с повинной к судье Янгу — где и был немедля арестован; о чем Судья тут же уведомил Пакеринга.
«Согласно этому письму [Янга Пакерингу], Чолмли уже уладил свои дела с церковными властями. Он представил некое „прошение“ архиепископу Витгифту. Копия его была в руках судьи Янга, но вместе с ней он получил письмо, побуждающее его продолжить преследование Чолмли и любых других членов его „секты“, которые могут попасть в его [судьи] руки. Имя автора письма выглядит (из-за неровного почерка Янга) как `Bankar'. Это практически наверняка доктор Ричард Банкрофт [Bancroft], каноник Вестминстера и будущий архиепископ Кентерберийский. В 1592 он стал духовником Витгифта и главным его соратником по части выкорчевывания ересей (…) Похоже, именно на него тогда возлагалось преследование религиозных ренегатов вроде Ричарда Чолмли (Nicholl, 2002, p. 342)».
Под пыткой Чолмли рассказал много интересного. В частности, его грандиозная «секта» состояла, как выяснилось, из 4 (прописью: четырех) человек — все как один тоже провокаторы. Кстати, дело Чолмли в архивах сохранилось лишь фрагментами, и сделал ли он там какие-то признания по части «Dutch church libel» — неизвестно (и навряд ли теперь выяснится). В тех подвалах он и сгинул — ну, тут уж точно «По мощам и елей»…
Друри повезло больше. Оказавшись в тюрьме, он сразу настрочил челобитную в конкурирующую Контору, Роберту Сесилу; выдержана она в незабвенном стиле: «Товарищ Сталин, произошла чудовищная ошибка!..» Сесил, как ни странно, воплю внял, и буквально через пару недель сидельца извлек (с очевидной целью разжиться от него какой-нито полезной информацией). Мало того, через некоторое время он этого прохиндея еще и отправил с миссией в Париж, возить какие-то секретные письма!
Тут, прямо скажем, вытаращиваешься в изумлении: все мы, конечно, помним отчеканенное отцом-основателем германской разведслужбы Вальтером Николаи «Нет отбросов — есть кадры», но всему же есть предел, братцы! Хотя, если вдуматься… Помните? — «Аллен Даллес подчеркнул красным карандашом термин „невозвратимый агент“. Ему очень понравилась эта китайская изысканность. Сун Цзы невозвратимым агентом называл таких, через которых противнику поставлялась дезинформация. Сун Цзы называл их невозвратимыми потому, что противник, по всей видимости, должен убить их, когда обнаружит, что информация, представлявшаяся ими, была ложной».
Вот, похоже, в качестве такого «невозвратимого агента» Друри и послали тогда в Париж, по местам его, так сказать, боевой славы времен посла Стаффорда… С Сесила, впрочем, вполне сталось бы и просто поставить «острый опыт»: «Интересно — а оно и вправду не тонет? Никогда-никогда?» И когда «невозвратимый прохиндей» благополучно возвратился-таки в Лондон — шеф «МИ-6», как мы подозреваем, мелко перекрестился и изрек что-нибудь вроде: «Слушайте, а он вообще — человек? Вы уверены?..»
Тут как-то сразу припоминается похожий персонаж — воспетый Евгением Витковским «профессиональный перебежчик» времен Русской Смуты Ганс Борк:
Друри прожил еще десять лет, и умер своей смертью в ходе очередной негоции — какое-то там мошенничество вкупе со лжесвидетельствами. Ну, кАк «своей» — от чумы. Он, надо полагать, частенько слыхал по своему адресу: «Чума тебя забери!» — а Господа иногда пробивает на приколы…
Как бы то ни было, неприятности, приключившиеся после смерти Марло с Друри и Чолмли, вполне укладываются в картину оперативных мероприятий по зачистке концов. А вот история Бейнса — самая, конечно, мрачная из трех, да еще и с отчетливо мистическим душком… На следующий год этого интеллигентного стукача, выпивавшего в таверне с каким-то неизвестным, обвинили в краже оловянного кубка; кубок тот при обыске действительно нашли, и, поскольку цена его аккурат соответствовала необходимым для вынесения смертного приговора 2 шилингам, вздернули на виселицу в Тайберне. Дело выглядит сфабрикованным: Бейнс был, конечно, человеком изрядно опустившимся — но не настолько всё же, чтобы тырить по кабакам оловянную посуду. Тут следует еще иметь в виду судебную практику Елизаветинской эпохи: там реально приводили в исполнение не более четверти таких вот приговоров за кражи — но вот с Бейнсом как раз поступили «по всей строгости закона»…
«Да, история странная и страшноватая, — скажете вы, — но при чем тут Марло?» А вот при чем. «Доктор Фауст», как и почти все пьесы Марло, при жизни автора напечатан не был (это — обычное дело для той эпохи, с Шекспиром примерно та же история). Текст пьесы существует в двух вариантах: «Текст А» — публикация ин-кварто 1604 года, и «Текст Б» — публикация 1616 года, почти на семь сотен строк длиннее. Они сделаны по двум разным рукописям, ни одна из которых не сохранилась; Марло, вроде бы, в свое время приложил руку к редактированию обеих, но «Текст Б» потом дополнял много еще кто, по памяти (например, Уильям Роули и Сэмюэль Борн — у них очень характерные рифмы). Так вот, в пьесе есть сцена кражи кубка; и в более позднем «Тексте Б» слугу, которого другой слуга подбивает на эту кражу, переименовали из «Рафа» в «Дика» (то есть Ричарда — как Бейнса).
Сами понимаете: таких совпадений не бывает. При этом следует иметь в виду, что о роли, которую сыграл Бейнс в гибели Марло, и в 1593 году-то было известно очень ограниченному кругу лиц (а театральном сообществе пожалуй что и никому) — а уж 1616 год это вообще другая эпоха, к тому времени и сама смерть «поэта и шпиона» переселилась в область легенд: «Зарезан в лондонском кабаке из-за девки, это ж общеизвестно»… Кто и для кого сочинил этот трехслойный ребус, был ли он как-то лично связан с теми, кто устроил в 1594-м ту смертельную подставу Бейнсу? Отличная завязка для исторического детектива, вроде «Фламандской доски» Переса-Реверте! — и как хорошо, однако, что к решаемой нами детективной задаче (расследованию Дептфордского убийства) эта загадка, похоже, отношения всё же не имеет…
А вот еще маленькая, но вкусная деталька. Как вы помните, донос Бейнса на Марло поступил королеве 2 июня в отредактированном виде. Кое-что из него исчезло (всяческая политика), но кое-что и добавилось: рядом с тем абзацем, где фигурирует «некий Чолмли», сделана краткая энергичная запись на полях (3-й абзац от конца). Провокатору гулять на свободе еще целый месяц, но Ее Величество уже извещена (зачем, кстати?..), что «he is layd for»; спектр значений тут весьма широк: от «на него расставлен капкан» до «ему конец», но на тогдашнем филерском жаргоне это конкретно — «обложен», «под колпаком»… Слушайте, это королевская канцелярия или дневник Билли Бонса? — «У Палм-Ки он получил, что ему причиталось»…
…Итак, мы завершили обследование подводной части айсберга, и возвращаемся на его возвышающуюся над волнами верхушку: в Дептфордский пансион вдовы Булл. Как и положено в приличном детективе, внимательному читателю уже известны все факты, «необходимые и достаточные» для складывания этой головоломки. Особо проницательные персоны могут заняться этим прямо сейчас, самостоятельно; мы, однако, настоятельно рекомендуем им ознакомиться прежде с плодами трудов предшественников, ибо они будут на сем поприще не то что не первыми — а и не десятыми…
Нет ничего невозможного, есть только маловероятное.
Как мы уже говорили, все гипотезы, касающиеся Дептфордского инцидента, можно разложить на три неравные кучки: самозащита в случайной драке (и коронерский отчет более или менее правдив), преднамеренное убийство Марло (ликвидация) и имитация убийства «поэта и шпиона» с целью организации его бегства из Англии (эвакуация). Постоянно сопоставляя, по ходу нашего расследования, доводы сторонников двух последних версий, мы как-то совсем обошли вниманием первую (с самого начала сочтя ее неубедительной). Однако — «порядок быть должОн».
Если начинать отсчет с публикации Лесли Хотсона (1925) (говорить о более ранних версиях, вроде «Марловианской теории» Арчи Уэбстера (1923), тут бессмысленно, ибо все они представляли собой чистые спекуляции, не основанные ни какой реальной фактологии — а откуда ей было взяться?), то поначалу версия «случайной драки» и «правдивости отчета Данби» была просто-таки мейнстримом. Сторонников же версии ликвидации (вроде де Кальб, 1925 и Танненбаума, 1926), сразу указавших на явные несообразности в том отчете, просто игнорировали, не затрудняя себя сколь-нибудь серьезной аргументацией: «На самом деле нет никаких доказательств того, что история смерти Марло была придумана [Данби и свидетелями] (Филипп Хендерсон, 1937: p. 72)».
Однако по мере того, как в английских архивах обнаруживались всё новые документы, свидетельствующие о связях Марло и его собутыльников со спецслужбами (вроде переписки по Флиссингенскому инциденту или писем Друри — всё это было найдено в 70-е годы), объяснять происшествие в пансионе вдовы Булл «случайностью» становилось всё труднее. Версия «самозащиты в спонтанной драке» трещала по всем швам, и активных сторонников у нее осталось нынче — раз-два и обчелся… Да, собственно, их и есть как раз ровно двое: академические литературоведы Джеймс Дауни и Констанция Курияма:
«В последние годы было предложено множество теорий заговора для объяснения насильственной смерти Марло. Марло [в соответствии с ними] был убит или в результате борьбы за власть между сэром Уолтером Рэли и графом Эссексом, или в результате борьбы за власть между различными группировками внутри разведывательного сообщества. В качестве альтернативы — на Марло указали как на предполагаемого автора „Dutch church libel“, и он был затем убит по причине одновременного расследования его атеистической деятельности, если не просто потому, что он каким-то образом лично оскорблял Елизавету I. Все эти теории заговора объединяет нежелание принять крайнюю маловероятность того, что малоизвестный елизаветинский драматург Марло [sic! — авт.] привлек внимание могущественных людей, не говоря уж о самой королеве (Дауни, 2007: p. 245)».
«Некоторые из этих предположений более правдоподобны, чем другие, но все они без исключения являются весьма спекулятивными теориями или откровенными фантазиями, основанными на малозначительных, [специально] подобранных или [вовсе] не существующих уликах. В результате сценарии заговора-и-убийства (…) никогда не согласуются [между собой] относительно предполагаемого организатора убийства Марло. Конечно, возможно, что несколько людей (…), известных и неизвестных, желали смерти Марло. Но пока у нас нет прямых доказательств того, что кто-то не только хотел, чтобы он умер, но и действовал в соответствии с этим желанием, мы занимаемся гаданиями (Курияма, 2002: p.136)».
Нельзя сказать, чтоб их претензии были вовсе безосновательны. Мы, например, согласны с Дауни в том, что «малоизвестный драматург» навряд ли сам по себе сделался бы мишенью для «могущественных людей, не говоря уж о самой королеве» (что, однако, никак не противоречит тому, что его могло затянуть за рукав во вращающиеся шестерни «борьбы за власть между придворными партиями и группировками внутри разведывательного сообщества»), а с Куриямой — в констатации того факта, что разные «сценарии заговора-и-убийства» расходятся «относительно предполагаемого организатора» (что само по себе, при этом, не является вообще никаким аргументом при оценке каждого из таких сценариев). Возникает, однако, естественный вопрос: а что, собственно, они согласилась бы принять в качестве требуемого ими «прямого доказательства» — ну, кроме ордера на убийство Марло, на бланке «МИ-5» и с кровавыми отпечатками Фрайзера на полях?
Собственно, к этому всё и сводится: «До тех пор, пока нам не предъявят такой вот ордер на бланке, мы будем считать все странности, окружающие смерть Марло, результатом случайных совпадений, а любые попытки реконструировать причинную связь между этими событиями станем числить по разряду конспирологии»; что, какбэ, сразу избавляет от необходимости вести содержательную дискуссию. Так что, да — пиши мы академическую монографию о гибели Марло, мы столкнулись бы с изрядными трудностями в преодолении такой оборонительной линии (ибо перед нами — классический «Чайник Рассела»).
Но мы, слава богу, просто сочиняем исторический детектив, так что имеем возможность ответить так: «Смерть Марло стала звеном в цепи весьма странных и маловероятных событий. Поверить в каждое из таких маловероятных событий можно (в жизни чего только не случается), но вот в случайное возникновение всей такой цепочки — никак нет: тут потребуется слишком уж грубое насилие над обыденной логикой и обывательским здравым смыслом». И сдается нам, что главный Ангел-хранитель мира сего от напасти Конспирологии (которую мы и сами недолюбливаем), доктор Оккам, примет тут нашу сторону, и отсечет своим пламенеющим мечом-бритвой как раз такое вот нагромождение «Случайных совпадений».
…Прежде чем поставить андреевский крест на всей этой группе гипотез и не возвращаться к ним более, отметим одну из них, оказавшуюся в этой компании скорее по недоразумению. Это замечательная в своей простоте и приземленности версия Пола Хаммера (1996): богемный человек Марло крупно задолжал криминальному авторитету Фрайзеру, его поставили на счетчик и забили стрелку в пансионе вдовы Булл; ребята подвыпили, а нервы у всех на взводе, «слово зА слово, хреном пО столу» — и вот вам кинжал в глазу, чего никто совершенно не хотел и не планировал (ибо покойники долгов не платят). Вот такого рода случайности — да, принимаем без возражений!
«Принимаем» в том смысле, что оспаривать гипотезу Хаммера надо на уровне предметной аргументации, а не «общих соображений». Чтоб у Марло были крупные долги — историкам неизвестно, но мало ли чего мы не знаем; почему тот не перезанял деньжат у своего патрона Уолсингема (общего с Фрайзером, кстати) — ну, всякие бывают личные обстоятельства; в общем, на уровне мотива — допустимо. Но эта неплохая, в общем-то, версия «бытовухи» разбивается вдребезги о факт присутствия там Поули — срочно отозванного перед тем с Континента и находящегося «на службе Ее Величества». Вот таких «случайных совпадений» — не бывает, уж извините.
Рабы не мы, тут есть и помоложе —
Мерзавцев набран полный штат.
В ряду претензий, предъявляемых к этой группе гипотез — «заговора-и-убийства» — начать можно именно с этой (и ей же, собственно, и закончить): ЗАЧЕМ ТАК СЛОЖНО? Ликвидировать Марло, при его-то образе жизни, было «не просто, а очень просто» — пырнув его ножом в лондонских переулках, отравив на шумной кабацкой пирушке, или типа того. Для чего вообще понадобился весь этот цирк с конями, с выводом на манеж троих первоклассных профессионалов, которым предписано всячески избегать дневного света?
Начнем, однако, по порядку, как положено в детективном расследовании: с мотива. Кто были те «несколько людей, известных и неизвестных, что желали смерти Марло»? Версий тут, как уже сказано — куча.
(1) Гипотеза Мэрион Троу (2001) невольно воскрешает в памяти уроки литературы в советской средней школе: «Кто убил Пушкина? — Светское общество во главе с реакционером Николаем!»
Целая группа членов Тайного совета — Бёрли, Роберт Сесил, лорд-адмирал и лорд-камергер (попросту говоря, фигуранты «Remembrances»), опасаясь, что Марло перед судом Звездной палаты разоблачит их как атеистов, приняла решение «заткнуть рот этого опасного человека» (копирайт Бейнса) и отдала приказ о его ликвидации. Эти «Большие люди», по ее представлениям, с одной стороны ужасно могущественны (они могут гнуть об коленку любые законы, подкупать присяжных целыми коллегиями, запугивать свидетелей и фальсифицировать любые архивные документы, и вообще убивают пачками всех, кто им не по нутру, — «Так обошлись со многими, Кристофер Марло лишь самый известный из них»), а с другой стороны — пугаются до мокрых подштанников анонимки с очевидно вздорными обвинениями (да даже, собственно, не обвинениями, а изложением вздорных слухов). Ну и гипотетическая картина заседания Масонской ложи в означенном составе на тему «Как бы нам пырнуть ножом „малоизвестного елизаветинского драматурга“ Марло?» (это при том, что в распоряжении Сесила имеется собственная секретная служба) — впечатляет, да… В общем, прикладываем ту самую «Большую Круглую Печать» с резолюцией «Неубедительно!»
(2) Дэвид Риггс (2004) повышает ставки: у него Марло приказала зарезать уже самолично Елизавета — за его «вызывающее атеистическое поведение»…
Ну, самый первый возникающий тут вопрос — зачем ей вообще понадобилось вмешиваться в процесс, и так исправно двигавшийся уже по накатанной колее? Через пару-тройку дней «атеист и богохульник Марло» всё равно предстал бы перед судом Звездной палаты, ну и — «получил, что ему причиталось» бы, у того Палм-Ки… А тайное убийство, да еще и так по дурацки обставленное — для чего весь этот геморрой??
Елизавета — не полумифический персонаж древней истории, ее жизнь расписана по дням, если не по часам, и о ее modus operandi мы сейчас имеем вполне исчерпывающее представление. Идеализировать ее совершенно незачем, характерец у нее был тот еще — в папу (если не в маму, что еще того похлеще): вспыльчива, гневлива, достаточно жестока и злопамятна. Но ее несомненная и искренняя религиозность отлилась в чувство каждодневной ответственности перед Господом за Страну, которую тот повесил ей жерновом на шею (то ли спьяну, то ли с похмелья…); и потому давать волю таким вот своим «душевным порывам» (цену которым она отлично знала) Государь не вправе, тчк. А уж контролировать свое поведение («сосчитать про себя до десяти», прежде чем чего-нибудь ляпнуть, а тем паче — учудить) она была привычна с детства; только тем и выжила тогда, вообще-то…
Это частенько упускают из виду, но с правами на престол у Елизаветы Великой дело обстояло не сильно лучше, чем у нашей Екатерины Великой, так что на протяжении всего царствования править страной ей приходилось опираясь на шаткие коалиции самого странного состава. Витгифта с его религиозными фанатиками она терпеть не могла (саркастически величала его «моим черным мужем») — как и не могла отказаться от тактического союза с ним. От того, что некто своим демонстративным атеизмом вводит окружающих в разного рода соблазны и подрывает тем в стране гражданский мир, с такими трудами сшиваемый ею на живую нитку, она, вероятно, могла бы прийти в ярость и даже пожелать, чтоб того не стало — но действовала бы она при этом совершенно иначе.
Ибо никогда, ни в каких обстоятельствах Елизавета не прибегала к тайным убийствам. Она могла быть сколь угодно жестока и коварна (обезглавленная Мария Стюарт не даст соврать…) — но вот в бочке с мальвазией никого по ее приказу не топили, и к зловредным эмигрантам никого с ледорубом не подсылали: это медицинский (в смысле, исторический) факт. И с чего бы это ей вдруг вздумалось сделать такое уникальное исключение именно для Марло, чем уж он мог так ее допечь — совершенно необъяснимо… И вот ей же богу — даже «зеркальная», конспирологическая, версия, будто сама королева как раз и приказала организовать эвакуацию «поэта и шпиона» из Англии (напр., Анна Рейт, 1994), смотрится как-то поадекватнее!
Сами же мы (раз уж зашла о том речь) реконструируем для себя позицию Елизаветы примерно так. Ну, во-первых, она была вполне в курсе «дела Марло» (что бы там ни предполагал, на уровне «общих соображений», Дауни). Как минимум три обстоятельства — личный королевский гонец Маундерс с повесткой для гостя Уолсингема в Скадборо, командировка на место убийства королевского коронера Данби с нарушением «12-мильной зоны» и беспрецедентная скорость помилования Фрайзера — ясно говорят о том, что дело то было «на контроле» у Ее Величества по полной программе, причем как минимум с 18-го мая (то есть до всяких еще доносов Друри и Бейнса).