— Я не понимаю, как Винокуров это делает, — призналась Алита. — Смотрит в Блюдце с яблоком и записывает то, что совершает Мико? Или пишет, а тот вынужден повторять?
— Не знаю, — пожал плечами Лефевр. — На всякий случай возьмем несколько защитных артефактов.
Алита посмотрела ему в глаза, и он снова не понял ее взгляда.
— У вас не тело, а просто какая-то карта боли, — негромко сказала она. — Столько шрамов…
Лефевр печально усмехнулся.
— Несколько раз меня били зачарованными ножами, — произнес он, стараясь не думать о том, с какой ласковой мягкостью губы и ладони Алиты минувшей ночью прикасались к его шрамам. — Дважды я попал под огненные шары. А ядовитые плевки уже и считать перестал.
— Мне очень жаль, Огюст-Эжен, — тихо сказала Алита. Лефевр усмехнулся.
— Знаете, у нашей семьи есть большое загородное поместье, — промолвил он. — Когда мы с сестрой были детьми, то уезжали туда с матерью на лето. И тамошний управитель хозяйства, господин Матту, рассказывал, что однажды убил дракона. В подтверждение слов он показывал страшные шрамы, — Лефевр усмехнулся и продолжал: — …пониже спины. Конечно, не нам. Нам хватало его рассказов, и мы очень боялись, но господин Матту уверял, что драконов больше нет, и нас никто не съест.
В глазах Алиты мелькнул веселый огонек интереса.
— Это действительно был дракон?
— Какое там. Одна из деревенских баб приголубила его вилами, чтоб не приставал.
Алита рассмеялась, и Лефевр почувствовал, как скопившееся в нем напряжение медленно утекает за ее смехом, словно утренний сон из памяти.
Главный отдел инквизиции был похож на муравейник. Здесь было полно народу в любое время суток: секретари бегали с рассыпающимися грудами бумаг, инквизиторы шли по своим делам, а возле досок с объявлениями толпились посетители, и кто-то заполнял заявления, а кто-то выискивал в вывешенных списках имена и фамилии арестованных. Самая большая очередь стояла к окошку с записью ведьм на регистрацию: Лефевр не помнил, чтобы тут когда-нибудь было меньше пяти человек. Арестованных злонамеренных ведьм и ведьмаков вводили с другой стороны здания, и обстановка там была гораздо серьезнее: стены покрывали защитные руны, через каждые десять шагов стояли бойцы опорного отряда инквизиции с оружием в руках, а эхо усиливало грохот шагов и крики раз в десять. Лефевр вспоминал, как ворвался в отдел с арестантской стороны и кинулся в допросную, молясь, чтобы к Алите не успели применить пыток. Он почти успел, и это почти до сих пор не давало ему покоя.
Все могло бы быть иначе.
— Честно говоря, похоже на обычную контору, — призналась Алита, поднимаясь за Лефевром на третий этаж, в следственный сектор. Лефевр пожал плечами.
— Может быть. Инквизиция, в сущности, обычная государственная структура. И люди тут разные. Есть и обычные следователи, и дураки, и карьеристы, и чином от ума избавленные, — они прошли в дверь со скромной серебряной табличкой «Следственный сектор. Главная группа» и оказались в небольшом зале с книжными шкафами, забитыми документами, и шестью столами, за которыми работали подчиненные Лефевра. Кивнув на их приветствия, Лефевр бросил на ходу:
— Менталиста ко мне, срочно, — и вошел в собственный кабинет: небольшую, очень скромную комнату с самой заурядной казенной меблировкой. Впрочем, Алита смотрела по сторонам с интересом и уважением — было видно, что работа Лефевра произвела на нее определенное впечатление. «Совсем другое дело, — подумал он, — когда приходишь сюда сотрудником, а не обвиняемым».
— У вас тут… — Алита замялась, подбирая нужные слова, и сказала: — Очень строго.
Лефевр кивнул. Его стол уже успели завалить корреспонденцией, конвертами с результатами судебных заседаний и отчетами по работе отдела, но он решил, что даже прикасаться к ним не станет. Поимка Мороженщика была важнее всей этой макулатуры.
Менталист Абриль, тощий инквизитор третьего ранга, талантливый, но полностью лишенный каких-либо карьерных устремлений, вошел в кабинет с планшетом и карандашом и произнес:
— Готов к работе. Что делаем?
— Познакомьтесь, Абриль, — сказал Лефевр. — Миледи Алита Росса, наш внештатный сотрудник. Недавно вышла на след Мороженщика. Составьте с ней его портрет.
Темные глаза Абриля азартно сверкнули: возможность первым увидеть серийного убийцу девушек, державшего в страхе всю столицу, заставила его взмахнуть планшетом, словно знаменем, и едва не сломать карандаш, одним росчерком подготовив портретную сетку.
— Абриль Гритто, к вашим услугам, — он отдал Алите поклон и спросил: — Готовы? Тогда представьте физиономию негодяя и скажите мне, когда можем начинать.
Лефевр смотрел, как их головы соединились сверкающим энергетическим канатиком, и думал, что поимка Мороженщика позволит ему перейти из следственного сектора в правовой департамент — а это уже совсем другой уровень власти. О чем еще думать, если от любви приходится отказаться — разумеется, о карьерном росте. Алита глубоко вздохнула и прикрыла глаза: совсем, как ночью, когда Лефевр впервые поцеловал ее. Это был прыжок во мрак без всякой надежды на возвращение — он решился сделать его, когда понял, что всю жизнь сдерживал себя и отказывался от того, что хотел, но ему еще никогда не доводилось обладать и утратить.
Карандаш вдохновенно летал над бумагой, и Лефевр видел, как проступает лицо Мороженщика — волевое, мужественное, излучающее уверенность и спокойствие. Красавец, но не смазливый. Должно быть, все его жертвы бежали за ним сами, выпрыгивая из юбок и не подозревая, чем закончится свидание с молодым мужчиной с внешностью античного бога. А заканчивалось оно изнасилованием с разрывами внутренних органов и холодным телом у кромки моря с пришпиленной к груди рекламкой мороженого. Должно быть, аляповатая бумажка должна была показать безвкусицу и продажность мира и женщин в нем…
«Найду Мороженщика — дотянусь и до Винокурова», — уверенно подумал Лефевр. Он знал, что находится на верном пути и был готов лично принять участие в допросе: учитывая все подвиги этого красавца, о тонкостях соблюдения протокола никто не задумывался. Энергетический канатик лопнул, и Алита открыла глаза. Абриль добавил еще несколько штрихов, снял лист с планшета и протянул Лефевру.
— Вот он. Собственной персоной.
Лефевр поймал себя на том, что у него азартно раздуваются ноздри, как у гончей, рвущейся с поводка за добычей. Взяв лист, он вышел в зал — сотрудники оторвались от работы и уставились на него. Лефевр поднял портрет Мороженщика и произнес:
— Коллеги, наш убийца с листовкой во всей красе. Срочно доставляем портрет в типографии и газеты и поднимаем опорный отряд в полном составе, — Лефевр почувствовал, что его, как и его коллег, охватывает яростное возбуждение. Он видел блеск в их глазах и понимал, что Мороженщик не уйдет. — Всем иметь при себе защитные и охранные артефакты. Есть информация, что он может использовать боевую и злонамеренную магию. Это все. Вперед.
Алита, стоявшая за его спиной, негромко вздохнула, и Лефевр разобрал этот вздох за возбужденными голосами и шумом. Обернувшись к девушке, он поинтересовался:
— Как самочувствие после сеанса?
Алита неопределенно пожала плечами.
— Вроде бы ничего нового, — подчиненные покинули отдел, дверь в зал громко хлопнула, закрываясь, и Лефевр вдруг ощутил странное внутреннее неудобство.
— Езжайте домой, Алита, — сказал он, должно быть, слишком поспешно, чтобы не дать ей возможности заговорить первой. — У нас тут сегодня будет жарко.
Девушка понимающе кивнула и, обойдя Лефевра, направилась к выходу. В дверях она обернулась и с какой-то ледяной твердостью сказала:
— Достаньте его, Огюст-Эжен.
Лефевр смотрел на нее, и его вдруг укололо жуткое знобящее понимание того, что он видит Алиту в последний раз. Девушка улыбнулась, грустно и понимающе, и вышла.
Несколько минут Лефевр стоял молча — каждое движение сейчас требовало невероятных сил. Но потом оцепенение отпустило его, и он, тряхнув головой и прогоняя остатки вязкого тумана, охватившего душу, пошел в кабинет — собирать артефакты и готовиться к захвату.
Когда Лефевр подошел к шкафу с личными артефактами — надежными, мощными, несколько раз спасавшими ему жизнь — здание инквизиции мелко задрожало, словно его охватил озноб. Лефевр автоматически выбросил руку вперед и оперся на шкаф, чтобы не упасть: понимание взрыва пришло потом, когда звонко и нервно задрожали, рассыпаясь, оконные стекла, а мир на мгновение высветлило ослепительно белым светом и накрыло хриплым ревом.
Лефевр бросился к окну, прекрасно понимая, что он увидит на площади внизу, и до последнего надеясь, что этого все-таки не произошло. Но посмотрев из окна, он увидел собственный экипаж, развороченный направленным броском артефакта, мертвого кучера с размозженной головой и издыхающую лошадь. От обломков поднимался зыбкий зеленоватый пар: артефакт открыл коридор в пространстве, в который затянуло Алиту.
Каким-то образом Мико-Мороженщик узнал о том, что Алита видела его лицо. Лефевр не сомневался, что это был именно он.
В ладонь, опиравшуюся на подоконник, вонзился осколок стекла, но Лефевр этого не заметил.
— Маньяк похитил главного осведомителя по своему делу буквально из-под носа у инквизиции. Это, простите, плевок в лицо! Всем нам!