В тот миг, когда перед горящим бомбардировщиком распахнулись Врата Времени – врата параллельного мира, двое чудом уцелевших американцев не представляли, что их ждет…
А ждала их другая Земля – планета, где нет Американского континента, жестокий мир, не знающий христианства и не ведающий жалости; мир, где во славу странных богов на скованных льдами просторах обрушиваются друг на друга бронированные орды империй и королевств. Перкуния, Блодландия, Итскапинтик, Икхвани – с изощренной жестокостью их правители пытаются похитить друг у друга американских летчиков – лейтенанта Ту Хокса и сержанта О’Брайена, заставить их работать на себя и, воспользовавшись их знаниями, развернуть войну в воздухе.
Но выжили не только американцы. Пилот сбившего их немецкого истребителя попадает в этот параллельный мир вместе с ними – его холодный ум и жажда власти во многом изменят их судьбу…
…А далее – повести и рассказы, другие миры, неожиданные и парадоксальные. Там земляне с летающих городов будущего в столкновении с убийцами-Прокторами восстанавливают справедливость на Большом Магеллановом Облаке, а другие земляне едва не гибнут, побежденные загадочной тварью с безымянной планетки; там пробуждается вызванная из небытия нежить, а новоявленное божество устанавливает Золотой Век; там открывается бесконечный путь в преисподнюю, а тени воителей прошлого разбивают армаду одержимых жаждой истребления звездолетов-роботов…
Прошел ровно год, как война наконец закончилась, и мой издатель решил направить меня в норвежский городок Ставангер – записать нашумевшую историю Роджера Ту Хокса и заключить с ним контракт на условиях весьма и весьма выгодных для автора, особенно если вспомнить, что напечататься после войны было очень непросто. Честно говоря, я сам мечтал встретиться с Ту Хоксом и попросту напросился на это задание – ибо слухи о нем, противоречивые и невероятные, меньше всего походили на правду, хотя рассказчики клялись в абсолютной своей правдивости.
Любопытство как заноза сидело во мне, так что, не подвернись столь удачно предложение моего шефа, я бы, пожалуй, даже рискнул взять расчет и, не задумываясь о последствиях, помчался бы в Норвегию. Кстати, результат подобного безумия выглядел однозначно: сложности послевоенного времени практически не давали надежды на вакантное место очеркиста или репортера. Мир лежал в руинах, и умение каменщика или слесаря ценилось много выше искусства владеть пером.
Но люди, тем не менее, оставались людьми и продолжали читать и, как ни странно, покупать книги. Газеты подогревали интерес к таинственному Роджеру Ту Хоксу, почти каждый хоть что-то да слышал о нем, но лично знавших его либо невозможно было найти, либо они уже перекочевали в мир иной.
Единственным средством передвижения, на которое мне удалось раздобыть билет, оказалась древняя чадящая посудина, тащившаяся до Ставангера морем целую неделю. Оказались мы там поздним вечером, и мне стоило больших усилий выяснить на моем скверном норвежском, где находится гостиница, имеющая, по моим данным, в числе своих постояльцев Ту Хокса.
Ехать пришлось на другой конец города, и тройной тариф на такси отнюдь не улучшил настроения, но при виде отеля я несколько приободрился: он был ярко освещен и казался оазисом комфорта среди мрачных улочек, где тьму разрежали лишь мутные пятна фонарей, а по обочинам мелькали безликие дома с наглухо зашторенными окнами. А здесь, в просторном светлом холле, жизнь била ключом: люди смеялись, беззаботно болтали и несомненно были счастливы сознанием того, что тяготы минувшей войны остались позади окончательно и бесповоротно.
Портье сообщил мне, что Ту Хокс уже прошел в банкетный зал. Мэр Ставангера устраивал сегодня какой-то прием, и именно это послужило причиной удивившей меня радостной суеты в холле.
Узнать Ту Хокса среди гостей труда не составило: его лицо слишком часто мелькало на страницах газет, и гадать, кто стоит в углу, окруженный кольцом приглашенных, не приходилось. Не переставая извиняться, я протиснулся вперед и оказался рядом. Что сказать? Чуть выше среднего роста, приятное широкоскулое лицо с четко вырезанными крыльями орлиного носа. Темно-каштановые волосы. Смуглая кожа, но лишь немногим темнее, чем у любого хорошо загоревшего норвежца. Зато глаза! Они не вязались с его внешностью привлекательного европейца – пронзительные, льдисто-серые, словно небо полярной зимы. Держа бокал, он что-то говорил мягким, слегка приглушенным баритоном, изредка улыбаясь немного застенчивой мальчишеской улыбкой. Норвежский язык он, очевидно, знал еще хуже меня, грамматика хромала на обе ноги, а акцент был просто ужасен. Рядом с Ту Хоксом спокойно стаяла красивая, изящная блондинка; судя по фотографиям в прессе – его жена.
Воспользовавшись первой же короткой паузой, я представился. Поскольку мой издатель письменно оговорил эту встречу заранее, Ту Хокс должен был вспомнить о ней и, соответственно, обо мне. Действительно, он обернулся и, вежливо осведомившись, благополучно ли я путешествовал, добавил с той же обаятельной улыбкой:
– А я уж было решил, что ваш шеф почему-то передумал и вы не приедете…
Помолчав, он пояснил:
– Через два дня я покидаю Норвегию. А значит, смогу уделить вам от силы день-полтора. С рассказом придется спешить, и будем надеяться, что вы сумеете запомнить всё. Кстати, как у вас с памятью?
– Без проблем, – поклялся я. – Даже учитывая мою и вашу неизбежную бессонницу в эту ночь. Когда начнем?
– Сейчас же. Я только попрощаюсь с мэром.
Минут через пять мы уже были в его номере. Пока я извлекал из чемоданчика документы, бумагу и набор ручек, Ту Хокс водрузил на электроплитку устрашающих размеров кофейник.
– Не уверен, – проговорил он негромко, – правильно ли я поступаю, но мне нужны деньги, а эта книга – самый простой и, честный способ получить их. Может случиться и так, что я не смогу вернуться за гонораром… Все будет зависеть от того, что ждет меня в конце Пути…
Я удивленно приподнял брови, но промолчал. Ту Хокс быстро пересек комнату, снял со шкафа небольшой глобус и бережно поставил его на стол. Маленький земной шар был устаревшего образца, с довоенными границами уже исчезнувших государств.
– Подойдите ближе, – позвал Ту Хокс, – я покажу вам, где начался мой Путь.
Медленно повернув шар глобуса, он придержал его пальцем и коснулся кончиком карандаша точки чуть западнее Черного моря.
– Плоешти… – прошептал он. – Вот здесь. Я начну отсюда; хотя мог бы рассказать многое о том, что было до того, но это долгая история и займет она слишком много времени – а его-то у нас как раз и нет. Но я могу оставить вам свои дневники, где описал наиболее важное из моей биографии до того самого дня, когда мы получили задание бомбить нефтепромыслы у Плоешти.
– Плоешти… Это Румыния, да? – блеснул я эрудицией.
– Точно. Крупнейшие нефтепромыслы и нефтеперерабатывающие заводы немцев. Лишить немцев всего этого горючего, лишить возможности воевать – это было основной целью нашего девятого авиаполка, поднявшегося в небо с аэродрома в Южной Италии. Американцам удалось осуществить массированный налет на Плоешти, когда война шла уже четыре года, зато в воздух поднялись сразу сто семьдесят пять четырехмоторных бомбардировщиков. Вполне достаточно, чтобы сжечь дотла все нефтехранилища и сровнять с землей заводы. Если бы не один пустячок, о котором командование не сочло нужным сообщить. Никто не позаботился сказать нам, что и сам город, и нефтепромыслы защищены двойным кольцом зенитных батарей всех калибров. Правда, скажи они нам это – ничего бы не изменилось. Мы и так знали, что идем не на прогулку. Я был командиром В-24, «Гайаваты», – Ту Хокс усмехнулся, – так мы прозвали нашу машину. Вторым пилотом у меня летал Джим Эндрюс. Славный он был парень, этот Джимми, хоть и вырос в Алабаме, и его ничуть не смущало, что половина крови во мне – индейская. В общем, мы с ним крепко сдружились.
Ту Хокс улыбнулся и добавил:
– Да, я совсем забыл сказать вам, моя мать из ирокезов, а вот отец – самый что ни на есть чистокровный шотландец.
Кивнув, я осторожно спросил:
– А в рукописи… ну, в записках, вы не забыли упомянуть об этом?
– Нет, конечно не забыл. Итак…
Ведущий звена бомбардировщиков упрямо держал курс к югу от Тырговиште. Вместо того чтобы повернуть на север, к Плоешти, он продолжал идти в сторону Бухареста. Ошибка штурмана всполошила пилотов, и, нарушая строжайший приказ, в эфир полетели радиозапросы ведомых. Однако командир звена, не отзываясь, упорно не менял курс. Держась за ведущей машиной, лейтенант Ту Хокс заметил маслянисто-черное облако, клубившееся у самого горизонта, – это горели нефтехранилища. Первая волна бомбардировщиков накрыла цель. Ту Хокс снова и снова спрашивал себя, как же мог полковник не заметить расползшиеся на полнеба и постепенно уходившие назад сгустки дыма. Совершенно неожиданно ведущая машина сделала резкий разворот, наконец-то нацелившись на горящие прииски. Пытаясь сохранить строй, Ту Хокс и другие пилоты спешно повторили маневр. Четыре мотора «Гайаваты» надсадно взревели, увлекая самолет на предельной скорости все ближе и ближе к цели. Звено бомбардировщиков стремительно понеслось вниз, выходя на необходимую для атаки трехсотфутовую высоту. Под крылом замелькали, сменяя друг друга, разноцветные лоскуты полей, паутина каналов, спичечные коробки домов, серые ленты дорог. Впереди на клубящейся стене дыма тускло отсвечивали китообразные туши заградительных аэростатов.
Не так, всё не так! Ту Хокс прикусил губу, сдерживая готовые вырваться проклятия: звено вышло на цель с другой стороны, и теперь весь штабной инструктаж о расположении объектов не стоил и цента. При заходе с юга все снимки воздушной разведки годились разве что для клозета. Но он промолчал, не желая показывать сидевшему рядом Эндрюсу свою растерянность.
Не выйдя еще и к первой линии аэростатов, бомбардировщики оказались под плотным огнем немецких зенитных батарей. Каждый стог сена на лугу, каждый куст, каждый невзрачный сарай – все обернулось прекрасно замаскированными позициями зениток. Из-за безобидных кустиков, из неприметных окопчиков и траншей навстречу несущимся на бреющем полете самолетам остервенело залаяли автоматные очереди. Стоявшие на заброшенной железнодорожной ветке старые вагоны внезапно ощетинились длинными дымными пиками – это вступили в игру длинноствольные 88-миллиметровые зенитки, плюющиеся зажигательной шрапнелью.
Близкие разрывы сотрясали «Гайавату», осколки скрежетали и щелкали по обшивке, впивались в фюзеляж и плоскости. Машина содрогалась. Стиснув зубы, оба бортовых стрелка пытались не выпустить из прицела позиции зениток. Мир вокруг казался гигантской светящейся паутиной, сотканной из нитей трассирующих пуль дымными пауками разрывов.
Несколько машин уже горело, другие, спешно отбомбившись, рвались прочь из зоны обстрела, натужно набирая высоту на двух-трех неповрежденных моторах. Безумная какофония взрывов, воя моторов и грохота бортовых пушек терзала нервы невыносимой болью.
Лейтенант Ту Хокс, сжимая штурвал, пока еще удерживал машину в разваливающемся строю. Удивительное везение: ни одного прямого попадания, все четыре мотора целы, подача горючего в норме, бензобак не пробит… Вот тогда и раздался в наушниках панический вопль одного из стрелков:
– Командир, хвостовая часть фюзеляжа – вдребезги!
Ту Хокс сжал зубы и непроизвольно оглянулся – самолет, летевший справа, разваливался, словно рассеченный страшным ударом исполинского меча; машина слева вдруг провалилась вниз, задирая дымящийся нос. Прямое попадание… Уже у самой земли она исчезла в облаке черно-багрового пламени.
Перед завесой аэростатов строй окончательно рассыпался. Закладывая крутые виражи, пилоты уцелевших машин пытались не столкнуться с сетью стальных тросов. Сквозь поредевшую пелену дыма внизу обозначились бесконечные ряды нефтяных цистерн и очистных башен. Вспыхнули двигатели летящего в паре с «Гайаватой» бомбардировщика, он обрушился на какой-то барак и взорвался. Еще один американец, волоча за собой дымные шлейфы, безнадежно уходил к земле. Другой бомбардировщик, объятый пламенем, уже избавившись от бомб, пытался набрать высоту: экипаж, очевидно, рассчитывал спастись ка парашютах.
Серия бомб головного Б-24 впереди четко накрыла цель, нефтяные цистерны беззвучно лопнули, взметнувшись к небу шквалом пламени; ослепительным фейерверком брызнули обломки вышек. Ударная волна жестко ударила по «Гайавате», подбросила вверх и тут же потащила вниз. Намертво вцепившись в штурвалы, Ту Хокс и Эндрюс яростно боролись, пытаясь выровнять машину, и почти не заметили, как самолет полковника, будто сломанная игрушка, беспомощно закувыркался, разваливаясь в воздухе.
Но «Гайавата» еще держался. На просторном – от горизонта до горизонта – поле прямо по курсу тянулись ряды буровых вышек, переплетения трубопроводов и составы железнодорожных цистерн.
– Цель! Бомбы сбросить! – рявкнул Ту Хокс в микрофон и инстинктивно напрягся, ожидая рывка освобожденной от груза машины. Но не дождался. Ответом ему был плачущий крик второго стрелка О’Брайена:
– Всё, командир! Гиссар убит! Лежит тут, на полу, у бомбового люка…
Ту Хокс выругался. Выгодная цель с каждой секундой убегала назад. Оглядевшись, он поймал взглядом железнодорожную развилку чуть дальше по курсу и направил туда «Гайавату». Эндрюс поспешно надавил кнопку бомбосбрасывателя, и освободившаяся от груза машина устремилась вверх. Вернулся Эндрюс, размазывая ладонью грязь по потному лицу.