- Фамилии студента я не знаю. Письмо, как видите, без подписи. - Черняев показал на листок бумаги, лежащий у Луганова на столе. - В Кисловодск же она поехала потому, что он там был не то на практике, не то в какой-то экспедиции - не знаю. Теперь они уже, наверное, в Ленинграде.
Уловив незаметный Черняеву знак Миронова, Луганов поднялся:
- Извините, пожалуйста, Капитон Илларионович, что отняли у вас столько времени, - сказал Луганов, - такая уж наша работа.
- Н-да-а, работа, - неопределенно протянул Черняев и, попрощавшись с Лугановым и Мироновым, направился к выходу. Дойдя до двери, он вдруг повернулся и сделал шаг назад:
- Да, письмо…
- Что, письмо? - спросил Луганов. - Вы хотите его взять?
- Пожалуй, да. Что ни говорите, а память, хоть и горькая.
- Мы хотели бы его оставить на время, если вы не возражаете, - сказал Миронов. - Оно может нам понадобиться.
- Как будет угодно, - ответил Черняев и, сухо кивнув, вышел.
- Ну-с, что скажете? - спросил Миронов, когда дверь закрылась.
Луганов недоуменно вскинул брови.
- А что тут скажешь? Для меня лично ничего особенно нового в рассказе Черняева нет, если исключить всякие романтические подробности.
- А письмо? Письмо он вам в прошлый раз показывал?
- Насчет письма - правильно. Письмо он мне не показывал. Но я и его отношу к числу романтических подробностей.
- Занятная подробность, - задумчиво заметил Миронов.
- Чем, собственно говоря?
- Да многим. Ну, например, зачем он хранит это письмо, которое, казалось бы, должно жечь ему руки? Зачем носит с собой? Зачем показал нам? Почему, уходя, не хотел его оставить?
- Не знаю, - возразил Луганов, - чем вас заинтересовало это письмо. Давайте, кстати, хоть прочитаем его.
Взяв письмо со стола, Луганов вслух прочел:
«Ольга, любимая! Судя по твоим письмам, ты теперь совсем другая, или это только на бумаге? Если бы ты знала, как хочу я видеть тебя, как жду встречи. Расставаясь, я хотел многое тебе сказать, но… не решился. Я так и не рискнул просить тебя быть моей, моей навсегда. Но ведь только об этом я мечтаю, только этим живу. Жду тебя с нетерпением на старом месте, в конце мая. Я опять получил туда направление. Знаю, верю, мы встретимся, чтобы никогда больше не расставаться.
Твой В.»
Закончив чтение, Луганов взглянул на Миронова:
- Да, определеннее не скажешь. Нетрудно понять Черняева. Переживает он сильно. Мне рассказ его показался искренним.
- Согласен, - кивнул Миронов, - сомневаться в его искренности оснований нет. Но вот история с письмом мне определенно не нравится… Что же касается сути дела, то ни на один из вопросов - в частности, самый простой: откуда взялись вещи иностранного происхождения - ответа пока нет. И без Ольги Николаевны Величко мы ничего не выясним. Не говоря уже о записке и всем остальном. Вот давайте и помозгуем, как будем искать Величко. Что же касается ее почерка, то это остается за вами, как давеча условились.
- Я помню, - сказал Луганов. - А искать? Надо запросить Кисловодск. С этого начнем.
На том пока и порешили: Луганов принялся составлять запрос в Кисловодск. Одновременно решили разослать запросы по всем местам, где, судя по уже имевшимся данным, ранее бывала Величко: в Саратов, где жили Черняевы до переезда в Крайск; в Куйбышев, где она проживала с бывшим мужем, наконец, в Чернигов, невдалеке от которого она родилась и выросла. Чем черт не шутит, а вдруг да там, под Черниговом, и до сих пор живет кто из ее родственников? Вдруг Величко взяла и укатила на родину?
Первые дни после беседы с Черняевым были заполнены у Миронова и Луганова до отказа. Прежде всего Луганов побывал в доме, где жил Черняев. От работников домоуправления он узнал, что ранее семью Черняевых, а теперь Капитона Илларионовича, обслуживает приходящая домработница, Стефа Левкович. Постоянно Левкович работала уборщицей в одной из гостиниц Крайска. Под благовидным предлогом Миронов в тот же вечер отправился к ней домой.
Стефа Левкович оказалась женщиной общительной, любящей поговорить.
- Как живу? - отвечала она на вопросы Миронова. - Да ничего, не жалуюсь. Какое-никакое, а жалованье получаю в гостинице. Прирабатываю, убираю тут одну квартиру, Черняева. Человек он серьезный, солидный. Правда, на деньги жаден, это да. Прижимист. А так ничего. Самостоятельный.
Когда речь зашла об Ольге Николаевне Величко, бывшей жене Черняева, Стефа развела руками:
- Что о ней сказать? Ольга Николаевна казалась уж такой хорошей, а вышло - с ветерком в голове. Уж как Капитон Илларионович ее лелеял, а она возьми да и брось его. Со стороны посмотришь - такая милая, скромная, а на деле что получилось? Я-то ведь и раньше кое-что замечала. Вот, к примеру, перед самым отъездом Ольги Николаевны один молодой мужчина к ней заходил. Пришел, кофе напился и все сидит. Братом назвался. Двоюродным. Знаем мы этих братьев! Помнится, из Эстонии приехал. Я его день спустя еще в гостинице встретила. Он в аккурат из номера выходил. Видать, у нас останавливался.
- В вашей гостинице? - переспросил Миронов, внимательно слушавший болтовню Левкович.
- У нас, как же!
Вечером того же дня в конторе гостиницы появились Миронов и Луганов. Их интересовали регистрационные книги постояльцев.
Через два часа напряженной работы внимание Миронова привлек некто Артур Владимирович Рыжиков тридцати трех лет, инженер-радист, который, как значилось в книге, прибыл из Таллина. В апреле он несколько дней прожил в гостинице. Как было указано в книге, в Крайск приезжал в командировку.
В ту же ночь в Таллин был направлен запрос о Рыжикове. А на следующее утро Луганову удалось, наконец, раздобыть образец почерка Ольги Николаевны Величко. Сомнения не было - странная запись на клочке бумаги была сделана ее рукой.
Продолжал Миронов, памятуя указания генерала, заниматься и Черняевым, тщательно изучая его окружение и образ жизни.
Полковник Скворецкий выделил в распоряжение Миронова толкового, энергичного сотрудника - Сергея Савельева.
Савельев, день спустя появившийся у Миронова, произвел на Андрея самое лучшее впечатление. Шел Савельеву двадцать четвертый год, но выглядел он совсем юнцом и многие в управлении - особенно девушки, машинистки, секретари, стенографистки - звали его просто Сереженька.
В органах КГБ Сергей работал всего второй год, но уже успел зарекомендовать себя с самой лучшей стороны: ему доводилось участвовать в нескольких сложных операциях, и действовал он каждый раз успешно.
Миронов не спеша, обстоятельно растолковал Савельеву задачу: не исключено, говорил он, что в окружение Черняева проникли люди, стремящиеся сыграть на его слабостях, скомпрометировать и затем воспользоваться этим в преступных целях. Чтобы в этом разобраться, надо присмотреться к Черняеву, к его знакомым.
- Понятно, товарищ майор, - кивнул внимательно слушавший Савельев.
- Растолковывать вам в деталях, как вести работу, думаю, нет нужды. Опыт у вас есть. О результатах будете докладывать каждый вечер, специальным рапортом. Вот, пожалуй, и все.
Едва Савельев успел уйти, как в кабинет Миронова ворвался Луганов. Не вошел, а именно ворвался.