— А «Кот в сапогах»?
Майор несколько опечалился и со вздохом развел руками.
— Классикам мы не указ, — с сожалением признал он.
— То есть вы нам предлагаете… — Договорить я так и не отважился. Да и что бы я стал договаривать?
— Я предлагаю вам понять… — Майор слегка повысил голос, — что простой советский человек по многим причинам отождествляет себя именно с собакой, а не с кошкой. Он знает свое место, он предан хозяину, готов самоотверженно за него умереть, готов всю жизнь просидеть на цепи…
«Не поддакивать! — стискивая зубы, мысленно твердил я себе. — Только не поддакивать! Лепит контру, а сам только и ждет, когда кивну…»
— Да вы расслабьтесь, — успокоил майор. — Вас никто не провоцирует.
Перекривив физию в диковатой улыбке, я сделал вид, что расслабился.
— Поговаривают, у вас нелады с издательством, рукопись вернули?.. — как бы между прочим осведомился он.
Ну вот… Кажется, предисловие кончилось и разговор пошел всерьез. С тупой обреченностью я ждал следующей фразы.
— Тогда еще один совет… — с безмятежной улыбкой продолжал майор. — Будете задумывать следующую повесть — найдите там местечко для какой-нибудь, знаете, симпатичной псины. Лохматой, беспородной… Причем чтобы не шавка была, а покрупней, посерьезней… Уверен, у вас получится… Всего доброго. Привет супруге. Творческих вам успехов.
Нет, не желал бы я увидеть свою физиономию в тот момент. Тут представить-то пытаешься — и то неловко…
— Ну?.. Что?.. — с замиранием спросила жена.
Я рассказал. Она не поверила. И ее можно понять, история была и впрямь невероятна. Какие собаки? Какие кошки? Тут вон того и гляди в диссиденты запишут, а ему, видишь ли, псину подавай! Беспородную, но симпатичную…
Поскольку версия о собственной невменяемости сильно меня обижала, мы попробовали зайти с другого конца и заподозрили в тихом помешательстве самого майора. В словаре иностранных слов 1888-го года издания нашелся даже приличный случаю термин. «Галеомахия, греч. Преследование кошек из ненависти к ним». Но даже подкрепленная термином догадка эта выглядела весьма сомнительно, а дальнейшее развитие событий опровергло ее начисто. Насколько нам известно, сероглазый майор еще лет семь благополучно «сидел на культуре» и был отправлен в отставку сразу после путча. А КГБ не та организация, чтобы семь лет держать в своих рядах тихо помешанного.
Гораздо логичнее было предположить, что тема разговора вообще не имела значения. Майор мог беседовать со мной о спичечных этикетках, о парусной оснастке испанских галионов — о чем угодно. Важен был сам факт вызова. Пригласили, поболтали — да и отпустили на первый раз с миром. Иди, мол, и больше не греши…
Да, но грешить-то — хотелось. Ой, как хотелось… Мы уже вошли во вкус писанины, а это, братцы вы мои, покруче наркомании. То есть имело смысл прикинуться глупенькими и, не поняв очевидного намека, принять совет майора буквально. Пес тебе нужен? Крупный? Лохматый?.. Сейчас сделаем.
И сделали. Честно сказать, повесть «Когда отступают ангелы» была нами написана исключительно ради положительного образа Мухтара. И вот тут-то и началось самое загадочное. Нижне-Волжское книжное издательство, столь лихо потопившее наш первый сборник, с удивительной расторопностью включило рукопись в план, хотя по составу (если, конечно, не считать нового произведения) она не слишком-то отличалась от предыдущей, с треском зарубленной.
Получалось, майор не шутил и не морочил мне голову. Мало того, спустя несколько лет мы чуть ли не с суеверным страхом обнаружили вдруг, что из всего нами написанного повесть «Когда отступают ангелы» — наиболее лояльное произведение. Слышались в нем твердая поступь рабочего класса, шелест алых знамен и бой курантов. А первым кирпичиком был именно образ лохматого симпатичного Мухтара.
Меня до сих пор тревожит эта загадка. Очень бы хотелось встретить майора и поговорить начистоту, но такая встреча, к сожалению, маловероятна. По слухам, он сейчас охраняет банк где-то в Иркутске, а нынешних виртуозов щита и меча лучше ни о чем не спрашивать. Секреты предшественников, насколько я понимаю, утрачены ими напрочь.
И вот еще что непонятно: если наша госбезопасность и впрямь работала на таком уровне, что и Фрейду не снился, то как же это они, гады, Родину-то проспали, а?
1998
1. Коренное отличие партии национал-лингвистов от всех остальных партий заключается в том, что она не намерена проводить в жизнь никаких конкретных политических или экономических программ. Построение какого-либо общества в условиях России — дело глубоко безнадежное, и наша история служит неопровержимым тому свидетельством. В свое время мы, как явствует из трудов Сергея Михайловича Соловьева, не смогли достроить феодализм; попытки построения капитализма кончились Октябрьской революцией; крах строительства коммунизма произошел на наших глазах. Историки утверждают также, что Древняя Русь каким-то образом миновала рабовладельческий период, из чего мы имеем право вывести заключенье, что и эта формация была нами просто-напросто недостроена. Чем окончится вновь начатое построение капитализма, догадаться несложно.
2. Поэтому задачу свою партия национал-лингвистов видит в создании условий, при которых в России можно будет хоть что-нибудь ДОСТРОИТЬ ДО КОНЦА, осуществив таким образом давнюю мечту Федора Михайловича Достоевского.
3. Для этого необходимо выяснить, что же мешало нашим предкам (а впоследствии и нам самим) учесть ошибки прошлого и вместо бесконечных разрушительных перестроек завершить строительство хоть какой-нибудь общественной, пусть плохонькой, но формации. Ссылки на трудное географическое положение и непомерные размеры государства неубедительны. Так, попытки построения феодализма одинаково безуспешно предпринимались и в Днепровских степях, и в лесах Ростово-Суздальского княжества. Что же касается необъятных просторов родной страны, то было время, когда Московская Русь съеживалась на века до размеров нынешней области. Поэтому не стоит кивать на географию. Истинную причину партия национал-лингвистов видит только в одном — в нашем русском менталитете.
4. Мысль Владимира Ивановича Даля о том, что национальность человека определяется языком, на котором этот человек думает, партия национал-лингвистов полагает краеугольным камнем своей платформы. Для удобства расчетов партия ставит знак равенства между русским языком и русским менталитетом.
5. Проиллюстрируем это положение следующим примером. Изучая английский, мы сталкиваемся с модальными глаголами. В русском же мы имеем дело с модальными словами («должен», «рад», «готов», «обязан»). Вполне естественно, что русскому человеку свойственно долги не возвращать, поскольку слово «должен» глаголом не является и, стало быть, действия не подразумевает.
6. Великая нация пишет на стенах. Чтобы убедиться в этом, достаточно заглянуть хотя бы в американскую подземку. Стены Восточной Европы неопровержимо свидетельствуют, что русские — это именно великая нация. По мнению национал-лингвистов, все города, исписанные преимущественно русскими словами, должны (см. предыдущий раздел) принадлежать России.
7. Русский язык есть единственно достоверный источник сведений о нашем прошлом. Национал-лингвисту не нужно прорываться к закрытым архивам и ворошить груды статистических данных (которые, кстати, весьма легко подделать). К примеру, чтобы выяснить, на чьей стороне выступала основная масса казачества в гражданской войне 1918–20 годов, достаточно вспомнить, что «белоказак» пишется слитно, а «красный казак» — раздельно. Попробуйте произнести «красноказак», и вы почувствуете сами, насколько это противно артикуляции.
8. Русский язык есть единственно достоверный источник сведений о нашем настоящем. Если национал-лингвист замечает, что первое склонение существительных вновь обрело в устной речи звательный падеж, он (национал-лингвист) обязан сделать из этого выводы о повышенном внимании к существительным женского рода («Мам!», «Теть!», «Маш!») или же хотя бы косящим под женский род («Дядь!», «Борь!», «Саш!»).
9. Русский язык есть единственно достоверный источник сведений о нашем будущем. Подслушав в уличном разговоре слова «Пошли к Витьку!» и ответ «А вот до хрена там!» (в значении — «Не пойду!»), национал-лингвист не должен возмущаться неправильностью или нелогичностью формулировки. Не исключено, что это логика завтрашнего дня.
10. Бороться с языком (или, скажем, за чистоту языка) бесполезно. Приблизительно в 1965 году была объявлена беспощадная война выражению «Кто крайний?» Были подключены пресса, радио, телевидение, школа. Тщетно. «Кто крайний?» играючи вытеснило из очередей правильную форму «Кто последний?» вопреки возмущениям педагогов и насмешкам сатириков. Создается впечатление, что язык сам выбирает пути развития и становиться на его дороге просто неразумно.
11. Мысля на современном русском языке, нам никогда ничего не достроить, поскольку русские глаголы совершенного вида в настоящем времени употреблены быть не могут. В настоящем времени можно лишь ДЕЛАТЬ что-то (несовершенный вид). СДЕЛАТЬ (совершенный) можно лишь в прошедшем и в будущем временах. Однако будущее никогда не наступит в силу того, что оно будущее, а о прошедшем речь пойдет ниже.
Возьмем для сравнения тот же английский. Четыре формы настоящего времени глагола. И среди них НАСТОЯЩЕЕ СОВЕРШЕННОЕ. Будь мы англоязычны, мы бы давно уже что-нибудь построили.
12. Мысля на современном русском языке, нам никогда не учесть ошибок прошлого, потому что русские глаголы прошедшего времени — это даже и не глаголы вовсе. Это бывшие краткие страдательные причастия. Они обозначали не действие, а качество. Они не спрягаются, но подобно именам изменяются по родам («я отпал», «я отпала», «я отпало»). Хорошо хоть не склоняются — и на том спасибо! Иными словами, прошлое для нас не процесс, а скорее картина, которую весьма легко сменить. Только что оно было беспросветно-мрачным, и вдруг — глядь, а оно уже лучезарно-светлое! Или наоборот.
13. Русский менталитет возник во всей своей полноте вместе с современным русским языком, что совершенно естественно (см. раздел 4). Наши предки, мысля на древнерусском, представляли (в отличие от нас!) свое прошлое именно процессом, причем весьма сложным, поскольку древнерусский язык (в отличие от современного) имел четыре формы прошедшего времени глагола (сейчас — ни одного). Не вдаваясь в подробности, приведем пример. Такой простенький древнерусский оборот, как «писали бяхомъ», на современный русский приходится переводить следующей громоздкой конструкцией: «мы, мужчины, в количестве не менее трех человек, перед тем, как натворить еще что-то в прошлом, — писали».
14. Установить точную дату возникновения современного русского языка (а стало быть, и русского менталитета) дело весьма сложное. Ограничимся осторожным утверждением, что это произошло где-то между грозным царем и крутым протопопом. Именно тогда наш язык (а стало быть, и мышление) упрощается до предела. Мы теряем добрую половину склонений и все формы прошедшего времени, довольствуясь жалкими огрызками перфекта, которые, как было сказано выше (см. раздел 12), и глаголами-то не являлись. Любопытно, что именно с этого момента русская история обретает странную цикличность: каждая первая четверть века знаменуется гражданской войной и вторжением интервентов. Объяснить эту странность партия пока не берется. Заметим лишь, что единственное исключение (прошлый век) ничего не опровергает, поскольку в данном случае вторжение (1812) и попытка гражданской войны (1825) просто не совпали по фазе.
15. Кстати, о гражданских и прочих войнах. Замечено, что в русском языке пропасть между витиевато сложной литературной речью и предельно упрощенной речью нелитературной особенно глубока. Думается, что именно в этом кроется одна из причин зверства отечественной цензуры, которая, заметим, всегда в итоге терпела поражение. Скажем, до войн с Наполеоном слово «черт» считалось безусловно неприличным и на письме обозначалось точками. А малое время спустя (у того же Николая Васильевича Гоголя, к примеру) оно уже красуется в первозданном виде без каких бы то ни было точек. Подобных примеров можно привести множество, и изобилие их наводит на мысль, что ненормативная лексика (как и вся устная речь вообще) прокладывает себе дорогу с помощью войн и гражданских смут. Отсюда недалеко до вывода, что всякая революция есть результат напряженности между двумя стилистическими пластами. Иными словами, борясь за чистоту языка, ты приближаешь революцию.
16. Итак, мысля на современном русском, нам не учесть ошибок прошлого и ничего не построить в настоящем. Где же выход? Вновь вернуться к древнерусскому языку с его четырьмя формами прошедшего времени глагола? Во-первых, это нереально, а во-вторых, чревато гражданской смутой (см. предыдущий раздел). Кроме того, мы не евреи. Только они могли воскресить древнееврейский и сделать его разговорным, а затем и государственным языком. И потом это ничего не даст. Разрыв между настоящим и будущим временами существовал еще в древнерусском, что, собственно, и помешало князьям Рюрикова рода завершить строительство феодализма в Киевской Руси. И наконец это была бы попытка плыть против течения, поскольку известно, что язык имеет тенденцию не к усложнению, а к упрощению (см. раздел 14).
17. И все же выход есть. Поскольку именно глагол мешает успешному построению в России чего бы то ни было, его просто-напросто следует упразднить. Поэтому, если партия национал-лингвистов волею случая придет к власти, первым ее декретом будет «ДЕКРЕТ ОБ ОТМЕНЕ ГЛАГОЛОВ».
18. Да, но как же без глаголов-то? Какая же это жизнь без глаголов? Ответ: самая что ни на есть нормальная. С какого потолка, интересно, взято утверждение, что глаголы в нашей повседневности необходимы? Да они в русской речи вообще не нужны. К чему они? Зачем? Какая от них польза? Да никакой. Без них даже удобнее. И вот вам лучшее тому доказательство: вам ведь и невдомек, что в данном разделе нет ни единого глагола!
19. Да, но как же изящная словесность? «Глаголом жги сердца людей…» Тоже не аргумент. Афанасий Фет, например, вполне мог жечь сердца, не прибегая к глаголам:
А если кто не может работать на уровне Фета, то это уже его проблемы.
20. Учение национал-лингвистов всесильно, потому что не противоречит устремлениям русского языка. Он и сам начинает помаленьку освобождаться от глаголов. Так, глагол «быть»(!) уже не употребляется нами в настоящем(!) времени. При письме мы стыдливо ставим на его место тире («я — писатель», «кошка — хищник»), но в устной речи тире не поставишь. Понятия волшебным образом переливаются одно в другое, не требуя глагола-связки. Именно поэтому русский человек гениален.