Она хотела продолжить свой монолог, но я виновато улыбнулась, показала пальцем на кружку для питья и кивнула на котелок, мол пора. Кухарка меня поняла, подала требуемое и внимательно стала наблюдать за тем, как переливаю настой в более подходящую посуду. Ещё раз дружелюбно улыбнувшись кухарке, покинула помещение. Лучше дождаться, когда питье окончательно остынет, в комнате у больного. От князя все шарахаются как от чумного, вон даже кухарка ни разу не произнесла его имени и не поинтересовалась, как идет лечение. Возможно, понимает, что рассказать всё равно не смогу и поэтому не спрашивает? А, может быть, моего бывшего врага его же слуги и не любят? Нрав у князя тяжелый, по себе знаю. Из-за того, что никто даже не интересуется состоянием больного, лучше находиться при нем. Никто не побеспокоит и питье не испортит, только я отвернусь. Как-то не хочется оставлять целебное зелье без присмотра, яд в ране наводит на размышления.
У комнаты князя меня поджидал сюрприз, несколько знакомых мне воинов переговаривались шепотом — видать, обсуждали можно ли вломиться в помещение без спроса — при виде меня они дружно замолчали и уставились как на привидение. Один из них, заступил мне дорогу, не пуская в комнату. Но его товарищ кивнул на мою голубую, выцветшую тунику, с блеклым орнаментом по краю рукавов и подолу и мне дали пройти.
Неужели они думали, что собираюсь причинить вред их предводителю? Но у них есть право так считать, это стоит отметить. Мне есть, за что не любить человека, который сейчас лежит при смерти. Зашла в комнату первой, вслед за мной, немного пошушукавшись, ввалились и товарищи князя по оружию. О том, чтобы тихо подумать о своих проблемах, теперь не могло быть и речи. Меня выбили из колеи все чудеса, произошедшие ранее, а теперь ещё и раздражали взгляды мужчин-свидетелей событий из моего прошлого и прекрасно знали про то, о чём мне не очень хотелось бы, чтобы кто-то помнил. Они присутствовали при печальных событиях, которые перечеркнули когда-то мою спокойную и привычную жизнь. Девочке Алинэе пришлось быстро повзрослеть и научиться жить самостоятельно и всё благодаря их обожаемому вожаку. Но лучше не поминать старое, иначе снова вернется тоска по несбывшемуся и горечь, и ненависть. Ведающей не престало поддаваться столь неприглядным чувствам.
Подняла взгляд от кружки, которую пристально рассматривала, погрузившись в невеселые размышления и, посмотрев на шестерых воинов, обеспокоилась неожиданной мыслью. А если они не проведать князя пришли? Если они добить его хотели, а я теперь мешаюсь под ногами? Как далеко зашёл гнилостный процесс в рядах воинов князя Ливенийского? Вот правильное ощущение, которое никак не могла ухватить за хвост, когда возвращалась из леса. В деревне витает запах разложения, будто весь мир умирает вместе с князем, заживо гниёт. Нездоровый дух порождает подозрения, что что-то здесь нечисто, что возможно, каждый человек в деревне и в доме вольный или невольный предатель своего господина.
Мужчины вели себя тихо, выглядели удрученными, но враждебных намерений не выказывали. Пока можно было не бояться, что тихо прирежут больного, шанс на спасение коего, наконец-то появился. Воины парами рассредоточились по комнате так, чтобы иметь возможность пресечь любое нападение, буде такое случится. Пациента можно было начинать лечить, никто теперь не покусится на его жизнь. Либо враги, использовавшие яд, решили, что можно больше не волноваться о том, что князь выживет, либо мне крупно повезло, что никто, за то время что я отлучалась, не воспользовался беспомощностью больного и не прикончил его.
— Есть шанс? — тихо спросил меня тот, кто указывал товарищам на мою тунику.
Кивнула, давая воинам надежду.
— Мы можем чем-то помочь? — так же тихо поинтересовался тот, кто не хотел пускать меня в комнату.
Дошла до столика и поставила кружку. Потом взяла за плечи больного, пытаясь приподнять, давая таким образом понять, какого рода помощь мне нужна. Воин сразу понял, что от него требуется, тоже подошел к кровати и бережно приподнял князя:
— Вылечишь, присягнем на верность и тебе. Эта клятва не будет противоречить уже данной ранее.
Склонила голову, подтверждая, что услышала и оценила слова. Налила немного из кружки на ладонь, слизнула горьковатую жидкость с пальцев и сказала мысленно самой себе: “Теперь можно. Богиня Майя, помоги мне!”. Осторожно, дрожащей рукой зажала нос больному, самый быстрый способ добиться того, чтобы он открыл рот. Дальнейшие действия — отпустить нос и немного питья капнуть на язык — проделала одновременно. Немного грубо и есть опасность, что больной может задохнуться, но это в том случае, если налить весь отвар сразу. Несколько же капель не должны причинить вреда. Метод принес успех, князь даже не закашлялся, только еле заметно сглотнул. Дальше должно пойти легче, спазм, который не дал бы мне силой, а не хитростью, разомкнуть уста пациента, должен теперь пройти, а значит, и пить мужчина дальше сможет сам. Понемногу, по чуть-чуть, но сможет.
Прогноз оправдался, медленно, но верно, кружка пустела. Князь Оттар бессознательно чувствовал, что нужно сделать, чтобы выжить и через большой промежуток времени смогла спокойно вздохнуть, теперь шанс на выздоровление стал много больше. Оттерла пот со лба, напряжение сказалось, ощущала себя опустошённой и обессиленной.
Достала дощечку из сумки, которая всегда со мной и написала:
“Никого не впускать. Отравят”
— Хорошо, — кивнул воин и опустил князя на кровать. — Никто не войдет без спроса.
Устало улыбнувшись, присела на табурет, с беспокойством наблюдая за больным. Всё равно было страшно, вдруг не удастся, вдруг я в чём-либо ошиблась. Так и сидела, сложив руки на коленях, закусив нижнюю губу и тревожно вглядываясь в лицо бывшего врага.
Когда чело князя покрылось испариной, взялась за тряпку и раздосадовано положила её обратно на столик. Пришлось снова писать:
“Нужна вода. Тёплая”
Один из стоявших у окна мужчин пересёк комнату, взял тазик с грязной водой и вышел за дверь. Долго ждать не пришлось, обернулся он быстро. Можно было приступать к нудной работе. И снова смачивала ткань, и снова стирала пот с бледного лба, впалых щёк, исхудалой шеи.
Сколько прошло времени, не могу сказать, ночь слилась в череду монотонных движений. Радовало только одно, что князь потел. Казалось бы, всего лишь кружка настоя люпама, а было ощущение, будто он выпил целую бочку воды. Или от усталости мне мерещилось то, чего не было? Под утро я забеспокоилась, люпам действует быстро, но князь до сих пор не пришел в себя. Хоть и держалась еле-еле на ногах, а решила проверить, вдруг Колдун обманул и наколдовал что-нибудь не то. Вдруг в мешочке был не люпам, а трава похожая на него? Настолько похожая, что даже я, Ведающая, не смогла заподозрить подмену.
Отложила тряпку в сторону, встала с табурета и протянула руки над грудью больного. Знакомое кружево все ещё выглядело неважно, и это было странно. Дрожащей рукой взялась за табличку и вывела: “Нужно снова приподнять”.
Меня поняли, и появилась возможность внимательней рассмотреть пятна на подушке. Подозрения окрепли и превратились в уверенность, кивнула, мол, клади обратно бессознательного и вернулась к использованию дара. Без моего вмешательства дело могло и не выгореть. Связывала поврежденные нити, сплетала узор, который неохотно мне подчинялся. Понимала, если не подкрепить это ещё одной порцией отвара, то мои усилия пропадут втуне. Держалась на одном азарте, на одном желании переиграть того неведомого, который в моё отсутствие, благодаря моему недосмотру — не догадалась оставить кого-нибудь приглядеть за больным, будто девчонка сломя голову понеслась Колдуна вызывать — напоил князя ядом.
Следовало приготовить больше целебного питья. Пусть заваренный люпам и теряет быстро свои свойства, не стоило беречь запас из страха, что теперь не скоро противоядие добуду. Надо было варить побольше, на всякий случай, а не строго ту дозу, которой, казалось, хватит. Разобравшись с восстановлением узора, не сильно понимая, что делаю, отправилась вновь на кухню. Кухарка всё так же возилась с овощами, будто и не знала, что в это время люди обычно ещё спят.
Приготовление очередной порции лекарства проходило для меня словно во сне, все этапы потом я так и не смогла упомнить. В этот раз охлаждать питье стала по-другому, видать от переутомления, голова стала выдавать блестящие идеи.
По словам кухарки, грамотная она. Можно было воспользоваться табличкой, с которой передача просьб о необходимом упрощалась.
“Есть ледник?” — начертала дрожащей рукой.
— Есть, как не быть, — кивнула кухарка.
“Нужен лёд”
— Сейчас принесу, — женщина двигалась много энергичней того, что было раньше.
Когда она вернулась и поставила бадью, полную льда, на стол, стало понятно, что стоило озвучивать более точное количество, кухарка немного перестаралась. Но, то не страшно. Поместила котелок прямо на лёд, ожидая, когда жидкость достаточно охладиться. Мёд так ещё и стоял на столе, так что далеко ходить не пришлось.
Теперь процесс охлаждения шёл быстрей, поэтому была надежда, что успею до того, как узор, сплетённый заново, совсем распадется. Сварила питья много больше, чем в первый раз. Когда настой остыл, прихватила котелок с собой. В комнату меня пропустили беспрепятственно и, не дожидаясь моей просьбы, князя тут же переместили так, чтобы ему удобней было пить.
Полная кружка опустела быстро, всё-таки сказывалось действие моего дара и предыдущей порции питья из люпама. Голубые глаза князя открылись, мужчина пронзительно глянул на меня и открыл рот, собираясь что-то сказать. С его губ сорвалось сипение, внятные слова ещё не скоро будут доступны отвыкшей от речи гортани.
“Получилось!” — возликовала и потеряла сознание.
Три года назад
Прогулка осталась незамеченной, и Уитт мог надеяться, что дочь господина позволит себе ещё не один раз эту маленькую слабость — прокатиться на лошади в сопровождении верного слуги. Он внимательно следил за тем, как лёгкая и подвижная Алинэя вбежала через дверь для слуг в дом, потом тяжко вздохнул, вернулся в конюшню и принялся тщательно и с удовольствием чистить лошадь. Он сызмальства привык к работе, поэтому не из-за неё он грустил. Просто мысли его сегодня были печальны. Только сейчас он полностью осознал, как тяжело ему будет теперь видеться с госпожой. Но без этих встреч он просто не видел смысла в жизни. Как давно это чувство зародилось в нём, он не мог бы сказать, но знал, без Алинэи ему не жить. Видеть бы хоть изредка, ненароком касаться руки и радоваться её ласковой улыбке. На большее он и не смел теперь рассчитывать.
Раньше… Раньше, когда они виделись в домике целительницы, он позволял себе в мечтах назвать свою подругу женой. Верил в то, что это возможно. Ведь в доме Ведающей стирались границы между сословиями, и можно было поверить во всё, что угодно. Когда он устраивался помощником конюха в господский замок, он ещё надеялся, что всё может быть как прежде. Но всё оказалось сложнее, чем Уитт думал. И идея, которая ещё недавно казалась безумной, всё больше нравилась ему. Сын мельника изредка думал, что было бы неплохо уйти в те места, где царствуют другие обычаи, где нет господ и слуг. Он заслушивался рассказами Оитлоры о дальних странах и о чуждых нравах и иногда представлял себе, как уйдет из дома и увидит всё своими глазами. А потом понимал, что от Алинэи уйти не сможет. Его вполне устраивали встречи с девушкой в домике целительницы, и ему как-то удавалось обуздывать дух бродяжничества и любопытства, который толкал его забыть о долге перед родителями и пуститься в дальний путь.
Сейчас же парень всё больше склонялся к мысли о том, что пора уходить. Но согласится ли госпожа составить ему компанию? Захочет ли разделить с ним тяготы пути и опасность быть пойманной? Ведь рискнуть придется очень многим. Если сына мельника никто не хватится, то госпожу будут искать и после того, как найдут беглянку, жизни ей не будет. С наивностью и горячностью молодости Уитт свято верил, что сможет уберечь и спрятать от любых опасностей свою госпожу. Осталось дело за малым, заручиться её согласием на побег. Вот только как решиться спросить её об этом? Возможно, просто подойти и задать вопрос? Стоит ли с этим тянуть?
Алинэя тихой, незаметной мышкой проскользнула по коридору, радуясь, что никто её не поймал на месте преступления, и тут же остановилась, когда взглядом наткнулась на высокого блондина, который поджидал её у дверей комнаты. Попятилась, желая исчезнуть, стать невидимой и больше никогда не встречаться с неприятным гостем, который внезапным и быстрым броском пересёк разделяющее их расстояние и схватил девушку за руку:
— Не смей от меня убегать! Я хочу поговорить, — и покрепче перехватил запястье Алинэи, которая попыталась вырваться. — Твой отец отказал мне под предлогом того, что ты уже обещана другому. Молчи. Не отвечай. Мне не нужен твой ответ. Я всё решил. Я увезу тебя в свою страну и сделаю тебя своей женой. Твой отец не посмеет стать у меня поперёк пути, он слишком многим мне обязан. Ты будешь моей, чего бы мне это ни стоило! Я не спал всю ночь, — князь Оттар перешел на страстный шепот, притягивая девушку к себе поближе. — Я схожу с ума по тебе, кольок. Колдунья! Ты околдовала меня. Я не могу есть, пить, я думаю только о тебе и ты будешь моей. Будешь! Слышишь? Будешь моей. Жди, я организую наш побег.
Девушка изо всех сил сопротивлялась мужчине, который крепко сжал её в объятиях, собираясь… Она даже не хотела знать, что он собирался сделать. Будучи немой, она не могла закричать и позвать кого-либо на помощь. Оставалось надеяться только на себя. Сопротивление было тщетным, князь был намного сильнее своей жертвы…
— Госпожа! — появление Уитта было как нельзя кстати. — Госпожа, вы потеряли вашу шаль во дворе. Я осмелился принести вам её.
Князь неохотно отпустил Алинэю и отступил на шаг. Ожёг полным ненависти взглядом молодого слугу и холодно процедил:
— Отдавай шаль и убирайся отсюда.
— Госпожа, с вами всё в порядке? — заботливо спросил юноша, игнорируя слова господина. — Позвольте, я вам помогу дойти до комнаты. Вам плохо? Вы сильно побледнели.