— Тиб, — произнесла Мери, пробуя имя на вкус.
Кот на минутку перестал умываться, бросил на нее взгляд, а потом снова занялся вылизыванием уха.
— Их тут двое, — сказал Зеведей. — Черный и серый. Но одного размера, и глаза одинаковые, похожи, как две горошины. Я их называю Тиб и Гип.
— Серого я не видала.
— Наверно, он отправился в деревню, — предположил Зеведей. — Так кошки и поступают, выбирают себе хороший дом и селятся там, и оттуда их уже не выгонишь. Я видел обоих на прошлой неделе, сидят рядком на стене пасторского дома в темноте, как пара ушастых кумушек.
— Ушастых кого?
— Я так церковных сов называю. Сов-сипух. Сдается мне, что они близнецы. Тиб и Гип я их зову.
Мери поглядела на Тиба. Он кончил умываться и сидел совершенно неподвижно, наблюдая за ней. Его глаза казались еще зеленее.
— Надеюсь, он останется здесь, — сказала она. — Ты ведь останешься со мной, Тиб? Они же не пасторские, так ведь, Зеведей? Может, мне пойти и попросить…
— Кошки не бывают чьи-то, — заметил Зеведей. — Они ходят туда, куда хотят. Гип предпочитает теплую пасторскую кухню, а этот черненький — он часто теперь охотится здесь в саду. Может, он и останется, если у него нашлась компания.
— А как же Конфуций? Мисс Маршбенкс утверждает, что он не любит кошек.
Зеведей издал пронзительный смешок, будто из его легких вырвался свист, похожий на ветер в далеком лесу.
— Все, что собака может, это посмотреть на кошку. А кот Тиб, мне сдается, может смотреть на короля.
— Ну, если он останется, мы с ним можем завтра пойти и поискать Гипа, — решила Мери. — Тоже будет занятие — хорошо бы так и сделать. Мне кажется, он отлично умеет находить разные вещи. А название цветка вы мне скажете?
Зеведей копался палкой в ведре. Он снова хмыкнул.
— Первый раз пошла в лес и сразу же нашла. Помню, папаша рассказывал мне, как люди отправлялись за ним в самую глубь леса вокруг Красной Усадьбы; в давние годы это было, когда аптекари, доктора и им подобные еще не узнали все про каждый кустик, тогда деревенский люд сам готовил себе лекарства. — Он кивнул на стебель с цветами. — Ага, вот он, редкость-то какая, хоть и искали его повсюду. Есть только одно место, говаривали, где он растет, и цветет он только раз в семь лет.
Мери в изумлении уставилась на него.
— Только раз в семь лет?
— Ага. Вот он редкий какой.
— А на что… на что люди использовали его? — спросила Мери.
Старый Зеведей покачал головой и снова занялся ведром.
— Сила и власть — но какие, сказать не могу. Шел слух, что в нем есть магия.
— Магия?
— Это все сказки, деревенские сказки, — сказал Зеведей. — А цветок, он-то есть в книгах, похожий такой, с длиннющим именем, в твою руку, и все по-иностранному. Но из-за того, что он цветет раз в семь лет, да еще тогда, когда все другие цветы уже поумирали, невежественный люд называл его волшебным. Говорили, что в стародавние дни ведьмы искали его в отрогах Черных Гор, в тех местах, где раньше жили люди, а теперь нет ничего, кроме прудов, полных воды.
Эти слова звучали странно в такой чистой и обыкновенной кладовой, полной ярких пачек стирального порошка и стопок алюминиевых кастрюлек на полках, освещенной бледными лучами солнца, падающими на чисто вымытый пол.
Мери уставилась на цветы, гроздью висящие на крепком стебле, от легкого дуновения воздуха лиловые головки качались, а золотые язычки шевелились в серебряных горлышках.
— Волшебный цветок… — она нежно коснулась пестика указательным пальцем. — Ну вот, Зеведей, золото сходит… Так как же он называется?
— Я же тебе сказал, — отвечал старик, — книжного названия я не знаю, да и люди уже не ищут этот цветок, как раньше, но когда я был еще парнишкой, у него было множество имен — драконий язычок, ведьмины колокольчики, тибов корень…
— Тибов корень! — закричала Мери. — Вот он, кот! Тиб! Он нашел его для меня!
Зеведей снова хмыкнул.
— Похоже, что он ведьмин кот, — согласился он. — У него и вид такой. Потому-то я и назвал его Тибом. Может, его имя просто Черныш, Уголек или Гуталин.
— Он похож на Тиба, — твердо заявила Мери. — Я уверена, что он — волшебный кот. Он же нашел для меня волшебный цветок — тибов корень.
— Есть еще одно имя для него, — сказал Зеведей. — Я называю его летящий-в-ночи.
— Почему?
Но вместо того, чтобы ответить на ее вопрос, старик начал мешать варево с такой силой, что она спросила:
— А что в ведре, Зеведей?
— Отруби для кур, — отрезал он. — Противные пискуны. Противные, хилые, подлые пискуны эти куры. Ненавижу кур.
И, подхватив ведро, вышел из кладовой.
Мери посмотрела ему вслед, потом повернулась к Тибу. Но кладовая была пуста, и когда она выбежала черным ходом во двор, тот тоже оказался пуст.
Маленький черный кот исчез.
Поздно вечером, когда Мери уже лежала в постели, и давно спала, произошла странная вещь.
Она внезапно проснулась, теплая со сна, лениво перевернулась на другой бок, и оказавшись лицом к окну, услышала что-то.
Далеко, над деревьями. Свист, как завывание ветра.
«Вот смешно, — подумала она. — Только это не просто ветер. Видно, гроза надвигается. Жалко, когда я завтра пойду с Тибом…»