У такого поворота к глобальному взгляду на окружающий мир есть два весьма знаменательных аспекта. Во-первых, как члены мирового сообщества, люди начинают признавать, что их личная социальная ответственность не ограничивается рубежами государства, гражданами которого они являются, но выходит за их пределы. Известия о бедствиях и проявлениях несправедливости, с которыми сталкиваются люди на другом полушарии, заставляют уже не просто переживать чужое несчастье — это законный повод для вмешательства и противодействия. Все больше людей укрепляются во мнении, что международное сообщество в критических ситуациях не должно пассивно наблюдать за происходящим, его обязанность — защищать как самих людей, находящихся под угрозой, так и их человеческие права. В случае стихийных бедствий такое вмешательство может осуществляться в виде гуманитарной помощи и технической поддержки. Потрясшие весь мир землетрясения в Армении и Турции, наводнения в Мозамбике, голод в Африке и ураганы в Центральной Америке стали в недавнем времени поистине вдохновляющими примерами готовности всех людей Земли оказать посильную помощь пострадавшим.
Наряду с этим, в последние годы требовались вмешательства иного рода в случае войны, этнических конфликтов или нарушения прав человека, хотя подобные действия во многих случаях носят менее однозначный характер, чем при стихийных бедствиях. Правда, во время войны в Персидском заливе в 1991 г. и жестоких конфликтов в бывшей Югославии (Босния и Косово) военное вмешательство было оправдано в глазах многих людей, для которых необходимость защиты прав человека и национального суверенитета не вызывала сомнения.
Во-вторых, глобальный взгляд на окружающий мир означает, что люди все чаще обращают его за пределы своих национальных государств в попытке идентифицировать себя в этом мире. Это — явление, которое не только было вызвано к жизни процессами глобализации, но и само способствует их дальнейшему развитию. Местные культурные особенности в различных районах переживают мощное возрождение в то время, когда коренным образом трансформируются традиционные основы государственности. В Европе, например, жители Шотландии и Басконии скорее будут называть себя шотландцами и басками или просто европейцами, чем англичанами и испанцами. Ориентация на национальное государство как основной источник самоидентификации стала менее актуальной во многих регионах, где политические сдвиги на местном и международном уровне привели к нежеланию людей отождествлять себя со страной проживания.
Более подробно о теориях национализма и наций см. в разделе «Националистические движения» (глава 14).
Транснациональные корпорации
Среди прочих факторов, способствующих углублению процессов глобализации, следует особо выделить роль транснациональных корпораций (ТНК). Таковыми считаются компании, которые продают товары или услуги на рынках более, чем одного государства. Это могут быть небольшие фирмы, владеющие одной-двумя фабриками за пределами страны, в которой они имеют головное производство, или гигантские международные предприятия, сферы влияния которых простираются до самых дальних уголков земного шара. К числу последних можно отнести ряд крупнейших ТНК, известных во всем мире: Coca-Cola, General Motors, Colgate-Palmolive, Kodak, Mitsubishi и др. Даже в тех случаях, когда подобные корпорации имеют четко выраженную национальную принадлежность, они все же оказываются ориентированы на мировые рынки и миллиардные прибыли.
ТНК составляют основу экономического аспекта глобализации: на их долю приходится две трети всей международной торговли; они создают условия для распространения новейших технологий по всему миру; и они являются главными участниками мировых финансовых рынков. Как заметил один из обозревателей, «они служат скрепляющим звеном современной мировой экономики» (Held et al. 1999, 262). Более четырехсот ТНК имели в 1996 г. оборот, превышающий 10 млрд долл. США, тогда как лишь 70 стран могли похвастать тем, что их ВВП хотя бы достигает этой планки. Другими словами, крупнейшие ТНК экономически превосходят большинство стран мира.
Транснациональные корпорации стали всеобщим явлением в послевоенные годы. Экспансию после Второй мировой войны возглавили американские компании, однако к середине 70-х европейские и японские фирмы тоже стали делать инвестиции зарубежом. В конце 80 – начале 90-х гг. ТНК резко расширили свою деятельность благодаря созданию трех мощных региональных рынков: Единый европейский рынок (в Европе), Азиатско-Тихоокеанский (возникший в результате подписания Осакской декларации о введении свободной и открытой торговли к 2010 г.) и Североамериканский (опирающийся на Североамериканское соглашение о свободной торговле). С того времени многие страны смягчили ограничения на заграничные капиталовложения. На начало XXI в. в мире было всего несколько стран, куда доступ ТНК был закрыт. В течении последних десяти лет транснациональные корпорации направляли основные усилия на расширение своих операций в развивающихся странах, республиках бывшего Советского Союза и странах Восточной Европы.
«Электронная экономика» — это еще один фактор, обусловивший процесс экономической глобализации. Банки, корпорации, менеджеры инвестиционных фондов и частные инвесторы могут теперь перемещать свои средства по всему миру простым щелчком мыши. Однако эта возможность мгновенной переброски «электронных денег» сопряжена с известным риском. Перемещение огромных капиталов может дестабилизировать экономики, вызывая международные финансовые кризисы наподобие того, что случился в 1998 г. с азиатскими «тиграми», нанес ущерб российской экономике и распространился еще дальше. По мере того как мировая экономика становится все более интегрированной, финансовые катастрофы в одной части света оказываются способны пошатнуть экономику страны, совершенно к ним непричастной.
Политические, экономические, социальные и технологические факторы, о которых было рассказано выше, действуя одновременно, приводят к возникновению феномена, не имеющего в прошлом аналогов по размаху и интенсивности проявлений. Глобализация имеет многочисленные и далеко идущие последствия, о которых мы еще узнаем в этой главе. Но сначала давайте посмотрим, какие мнения по поводу этого явления сложились у людей за последние годы.
С недавнего времени глобализация стала предметом бурной полемики. Многие признают, что вокруг происходят существенные изменения, но вопрос о том, насколько правомерно объяснять их «глобализацией», пока остается открытым. И не удивительно: будучи по природе своей непредсказуемым и «турбулентным» процессом, глобализация рассматривается и трактуется наблюдателями существенно различным образом. Дэвид Хелд и его коллеги исследовали эти противоречия и разделили участников дискуссий на три категории, соответственно их взглядам, а именно: на скептиков, гиперглобалистов и сторонников «трансформационной теории» (Held et al. 1999). Характерные черты этих трех тенденций, проявляющиеся в спорах о глобализации, представлены в табл. 3.2.
Некоторые философы полагают, что сама идея глобализации оказалась слишком «переоцененной», и что ничего принципиально нового, о чем стоило бы столько говорить, в этом процессе нет. Такие «скептики» считают, что современные уровни экономической взаимозависимости не являются чем-то невиданным. Указывая на статистику международной торговли и инвестиций XIX в., они утверждают, что нынешняя глобализация отличается от той лишь интенсивностью взаимодействия между нациями.
Скептики допускают, что сейчас связь между странами носит более ярковыраженный характер, чем в прошлом, однако степень интегрированности экономики, на их взгляд, и по сей день не является достаточной, чтобы говорить о подлинной ее глобализации. Основное их возражение заключается в том, что подавляющий объем торговли приходится сегодня на три региона — европейский, азиатско-тихоокеанский и североамериканский. Страны ЕС, например, ведут торговлю преимущественно между собой. То же самое верно и в отношении остальных групп, а следовательно, лишает правомерности понятие единой глобальной экономики (Hirst 1997).
Таблица 3.2
Концепции глобализации: три направления
Источник: Adapted from Held D. et al. Global Transformations. Polity, 1999. P. 10.
Многие скептики особо обращают внимание на процессы «регионализации» внутри мировой экономики, такие как, например, возникновение крупных финансовых и торговых блоков. В понимании скептиков наличие подобных блоков может служить свидетельством того, что мировая экономика стала скорее уж менее, а не более интегрированной (Boyer and Drache 1996; Hirst and Thompson 1999). В сравнении со структурой торговли, доминирующей в XIX в., нынешняя экономика, как утверждают скептики, утратила географическую глобальность, вместо которой мы видим лишь отдельные участки ее повышенной активности.
Скептики не принимают точку зрения, высказываемую теми же гиперглобалистами (см. ниже), согласно которой процесс глобализации существенно подрывает положение национальных правительств, способствуя созданию такого мирового порядка, в котором они будут играть второстепенные роли. Напротив, говорят они, именно национальные правительства будут по-прежнему в центре событий, поскольку именно им придется регулировать и координировать экономическую деятельность. Очевидно, например, что как раз правительства выступают инициаторами многих торговых соглашений и политических решений об экономической либерализации.
Это направление занимает позицию, полностью противоположную той, которой придерживаются скептики: согласно ей, глобализация — это совершенно реальное явление, проявляющееся практически повсеместно. Она рассматривается как процесс, для которого не существует государственных границ. Глобализация дает рождение новому мировому порядку, вторгающемуся в нашу жизнь под мощным напором международной торговли и производства. Один из наиболее известных гиперглобалистов, японский писатель Кениши Омае, рассматривает глобализацию как путь к «миру без границ», миру, в котором рыночные силы имеют большую власть, чем национальные правительства (Kenichi Ohmae 1990, 1995).
Анализ глобализации, проводимый гиперглобалистами, в основе своей делает акцент на изменяющиеся роли нации. В частности, утверждается, что отдельные страны уже не в состоянии контролировать свою экономику по причине значительного роста объемов мировой торговли. Национальные правительства и входящие в них политики все больше утрачивают контроль над явлениями международных масштабов, такими как нестабильность финансовых рынков или загрязнение окружающей среды. Граждане, видя неспособность властей справиться в подобными проблемами, неизбежно теряют веру в эффективность существующей системы управления. Некоторые гиперглобалисты полагают, что правительства испытывают еще и дополнительное давление сверху, со стороны новых региональных и международных институтов власти — ЕС, ВТО и ряда других.
Взятые вместе, эти сдвиги в глазах гиперглобалистов являются свидетельством того, что «век глобализации», когда национальные правительства утратят свою значимость и влияние, уже не за горами (Albrow 1996).
Представители этого направления занимают более умеренную позицию. Они считают глобализацию главной движущей силой целого спектра перемен, которые происходят в современном обществе. Согласно их воззрениям, старый мировой порядок трансформируется, хотя многое из его наследия остается в силе. Правительства, например, по-прежнему сохраняют значительный объем власти, несмотря на рост глобальной взаимозависимости в мире. Эти преобразования затрагивают не только экономику, но и политику, культуру и частную жизнь каждого. Приверженцы трансформационной теории полагают, что нынешний уровень развития глобализации позволяет отчасти стереть различия между «внутренним» и «внешним», «международным» и «местным». Пытаясь приспособиться к этому новому порядку, сообщества, институты и отдельные граждане оказываются вынуждены ориентироваться по ситуации там, где время «перетряхнуло» отжившие структуры.
В отличие от гиперглобалистов, сторонники трансформационного подхода рассматривают глобализацию как динамический открытый процесс, подверженный изменениям и воздействиям извне. Он развивается в известной степени противоречиво, часто приводя в действие взаимно противоположные тенденции. Глобализация не является, как некоторые считают, односторонним процессом — это два разнонаправленных потока образов, информации и факторов влияния. Глобальная миграция, средства массовой информации и телекоммуникации способствуют распространению культурных воздействий. Все крупнейшие мегалополисы мира в основе своей мультинациональны, в них живут бок о бок и пересекаются многие этнические группы и культуры. Таким образом, глобализация оказывается «децентрализованным» и возвратным процессом, для которого характерно наличие связей и культурных течений, воздействующих на него в самых разных направлениях. Поскольку глобализация — это результат тесного переплетения и взаимодействия множества глобальных сетей, то источник ее зарождения и развития не может быть связан с определенной частью света.
Вместо того чтобы потерять свой суверенитет, как утверждают гиперглобалисты, государства, по мнению сторонников теории трансформации, начинают перестраиваться в соответствии с новыми формами экономической и социальной организации, которые по природе своей являются внетерриториальными (к ним относятся корпорации, общественные движения и международные институты власти). Они говорят о том, что государство уже не может считаться центром того мира, в котором мы живем: правительства вынуждены более энергично и открыто проводить в жизнь принципы управления в сложных условиях глобализации (Rosenau 1997).
Какая трактовка глобализации оказывается ближе к истине? Почти наверняка та, которую высказывают представители последнего из трех направлений. Скептики ошибаются, недооценивая глубину перемен, происходящих в мире — взять хотя бы мировые финансовые рынки, которые сегодня достигли куда более высокого уровня глобализации, чем за всю прошлую историю. Но не правы и гиперглобалисты, слишком отождествляя глобализацию с преобразованиями в мировой экономике и считая ее однонаправленным процессом. На самом же деле, механизмы глобализации гораздо сложнее.
Хотя глобализацию часто ассоциируют с переменами в «больших» системах, таких как мировые финансовые рынки, производство и торговля, телекоммуникации, ее воздействие ощущается не менее остро и в области повседневной жизни. Глобализация — это не просто «что-то там такое», происходящее далеко от нас и потому не оказывающее никакого влияния на уровне обыденного существования — она происходит именно «здесь, на нашей улице», воздействуя на частную жизнь каждого из нас множеством разных способов. И существование наше с неизбежностью меняется под ее воздействием, по мере того как она вторгается в окружающую нас действительность, в наши дома и наши сообщества — вторгается не только обезличенно, через средства массовой информации, Интернет и масскультуру, но и путем персональных контактов с представителями других стран и культур.
Глобализация фундаментальным образом изменяет саму природу нашего повседневного бытия. Как следствие глубоких трансформаций, меняющих облик тех сообществ, к которым мы принадлежим, теряют актуальность институты, бывшие когда-то их основой. А это, в свою очередь, вызывает необходимость в пересмотре наших взглядов на определенные аспекты частной жизни, к которым относятся вопросы семьи, пола, сексуальности, самоидентификации, личных взаимоотношений и отношения к работе. То, как мы воспринимаем самих себя и наши связи с другими, меняется в результате глобализации самым существенным образом.
В наше время каждый имеет гораздо больше возможностей строить собственную жизнь так, как ему хочется, чем это могли себе позволить предыдущие поколения. В прошлом традиции и обычаи оказывали сильнейшее влияние на жизнь людей. Такие факторы, как принадлежность к определенному социальному классу, полу, национальности и даже религиозной конфессии, могли закрыть перед человеком один путь и открыть другой. Молодому человеку, являвшемуся старшим сыном портного, практически наверняка было суждено освоить ремесло своего отца и посвятить ему всю свою жизнь. Традиция предписывала женщине заниматься домашним хозяйством, в значительной степени отождествляя ее жизнь с жизнью ее мужа или отца. В то время индивидуальность человека формировалась в контексте того сообщества, которому он принадлежал от рождения. Превалирующие ценности, бытовой уклад и этические воззрения, существовавшие в этом сообществе, служили достаточно жесткими направляющими, которые и определяли образ жизни его членов.
В условиях глобализации, однако, мы наблюдаем сдвиг в сторону нового индивидуализма, который подталкивает людей к самостоятельному созданию своего «я» и выражению собственной индивидуальности. Власть традиций и установившихся ценностей ослабевает, по мере того как местные сообщества начинают все больше взаимодействовать с новым мировым порядком. «Социальные кодексы», много лет служившие указанием в выборе человеком жизненного пути, стали гораздо мягче. Сегодня старший сын портного, строя свое будущее, имеет возможность выбирать из множества профессий; женщины больше не привязаны к домашнему очагу; и исчезли многие другие указатели, задававшие в прошлом направление человеческой жизни. Традиционные рамки, ограничивающие индивидуальные особенности, исчезают, и на их место приходят новые принципы формирования личности. Глобализация заставляет людей жить более открыто и гибко. Это означает, что мы постоянно реагируем на изменения в окружающем нас мире, меняясь сами; как индивидуумы, мы развиваемся вместе с более широкой средой окружения и одновременно внутри нее. Даже самые незначительные решения, принимаемые нами повседневно, — что одеть, где отдохнуть, как поддерживать здоровье — оказываются неотъемлемой частью постоянного процесса создания и трансформации наших индивидуальностей.
────────────────────────────┐
■ Сохраняя равновесие между работой и семьей
Сколько часов в неделю проводили на работе ваши родители в то время, когда вы росли? Насколько сильно влияла их занятость на то, как вы или ваши братья и сестры воспитывались в детстве? Какую часть времени в будущем вы планируете отводить семье и какую — своим профессиональным интересам? Одним из последствий глобализации для Великобритании стало увеличение количества часов, проводимых людьми каждую неделю на работе. В среднем, для наемных работников в Соединенном Королевстве этот показатель сейчас оказывается выше, чем в любой другой европейской стране. К тому же, по сравнению с 80-ми гг. прошлого века, у них еще и сократилась продолжительность отпусков. Но что еще более важно — это существенный рост доли женщин-матерей, работающих на полную ставку, по сравнению с послевоенными годами. Если рассматривать все эти факторы в совокупности, то вывод напрашивается сам собой: сегодня у родителей остается гораздо меньше времени, которое можно провести со своими детьми, чем 20–30 лет назад. В результате все больше детей отдаются на попечение специалистов в рамках программ по работе с детьми — и все сильнее чувствуется, по мнению многих, напряжение и стресс во внутрисемейных отношениях, по мере того как традиционные родительские обязанности перекладываются на плечи чужих людей.
В одной из своих последних книг, «The Time Bind» (1997), американский социолог Арли Хокшилд (Arlie Hochschild) предположила, что эти изменения могут быть напрямую связаны с глобализацией. Некоторые работодатели в ответ на все возрастающее давление глобальной конкуренции стараются заставить своих работников проводить больше времени в офисе или на предприятии и тем самым повысить уровень производительности. Но почему сотрудники предприятий сознательно идут на это и соглашаются работать значительно больше положенных сорока часов в неделю, если никто не обещает им прибавки к жалованию; когда они знают, что такая ситуация приведет к нарушению семейной жизни; и если учесть, что в наш век компьютеризации эффективность отдачи каждого сотрудника и так уже увеличилась многократно? Разве не должен технологический прогресс способствовать росту свободного времени работника, которое он мог посвятить своей семье, вместо того чтобы это время отнимать? Хокшилд в ответ на эти вопросы указывает, что многие работодатели используют для достижения своей цели определенную силу сложившихся в организации неписанных правил «рабочего места». Новые сотрудники вынужденно становятся носителями корпоративной культуры, в которой внеурочная работа рассматривается как признак профессионализма и преданности делу.
Хотя глобализация не обошла ни одну страну, все же ее влияние на продолжительность рабочего дня было неравномерным в разных точках мира. В Великобритании и США тенденция увеличивать время, проводимое на рабочем месте, продолжает набирать силу. И, напротив, во Франции и Германии рабочие — иногда при помощи профсоюзов, иногда напрямую через кабинки голосования — отказываются потакать корпоративным требованиям подобного рода и даже пытаются добиться у работодателей сокращения рабочей недели и увеличения числа выходных и праздничных дней.
────────────────────────────┘
Работа является главной частью жизни многих людей — как всей в целом, так и повседневной. Хотя мы можем считать работу «неприятной обязанностью» или «неизбежным злом», тем не менее невозможно отрицать, что она служит ключевой составляющей нашей жизни. Мы проводим огромное количество времени «работая» или «на работе» и отдаем себе отчет в том, что многие стороны нашей жизни — начиная кругом друзей и заканчивая проведением отпуска — оказываются так или иначе связанными с нашей работой.
Глобализация послужила причиной значительных преобразований в области профессиональной деятельности, о чем будет подробно рассказано в главе 13 («Труд и экономическая жизнь»). Новые тенденции в международной торговле и переход к информационной экономике оказали серьезное воздействие на устоявшиеся формы занятости. Многие традиционные отрасли промышленности становятся морально устаревшими в результате появления новых технологий, или же теряют свою долю рынка в конкурентной борьбе с зарубежными производителями, чьи затраты оказываются существенно ниже, чем у индустриальных держав. Международная торговля и внедрение новых технологий в значительной степени повлияли на представителей целого ряда традиционных профессий и привели к тому, что многие промышленные рабочие оказались сокращенными, не имея при этом специальных навыков, необходимых для трудоустройства в условиях экономики информационного типа. Промышленные центральные графства Великобритании и угольные районы Уэльса, например, сейчас стоят перед лицом новых социальных проблем (затяжная безработица, растущий уровень преступности и т. д.), вызванных экономической глобализацией.
Если в свое время рабочая жизнь человека была, как правило, связана с одним работодателем на протяжении нескольких десятилетий — так называемая «работа на всю жизнь», — то теперь гораздо большее число индивидуумов стремится делать свою карьеру, намечая цели и стараясь достичь их, что может иной раз требовать неоднократной смены работы, овладения новыми навыками и знаниями и применения их в иной профессиональной среде. Стандартные принципы полной занятости уступают место более гибким договоренностям: теперь можно работать дома, используя для связи достижения информационных технологий; работать на разделенной ставке; выполнять одноразовые консалтинговые проекты; устанавливать гибкий график и т.д. (Beck 1992).
Женщины тоже стали сегодня рабочей силой, что повлекло за собой изменения в частной жизни обоих полов. Широкие профессиональные и образовательные возможности, открывшиеся перед женщинами, привели многих из них к решению повременить с замужеством и детьми до начала карьеры. К тому же женщины теперь чаще и быстрее возвращаются после родов к работе, вместо того чтобы нянчится с ребенком, как в старые времена. Эти перемены требуют внесения серьезных коррективов в семейную жизнь и нового подхода к вопросу о разделении труда; заставляют пересмотреть взгляд на роль мужчины в воспитании ребенка и приводят к возникновению более «семейно ориентированной» политики найма на работу, учитывающей потребности семей, в которых «работают оба».
Культурные аспекты глобализации привлекают всеобщее внимание. Образы, идеи, товары и стили распространяются сегодня по всему миру гораздо быстрее, чем в прошлые десятилетия. Торговля, развитие информационных технологий, международные средства массовой информации и миграция в глобальных масштабах — все это способствует свободному перемещению культуры через границы национальных государств. Многие считают, что мы сейчас живем в условиях доминирования единой информационной системы — огромной мировой сети, в которой большие объемы информации могут использоваться всеми практически одновременно (см. главу 15 «Средства массовой информации и коммуникация»). Проиллюстрируем это простым примером.
Вы смотрели фильм «Титаник»? Почти наверняка да. По некоторым оценкам, этот фильм в кинотеатрах или на видеокассетах видели сотни миллионов людей во всем мире. Снятая в 1997 г. и рассказывающая о молодых людях, полюбивших друг друга на борту обреченного океанского лайнера, эта картина стала одной из самых популярных за всю историю кино. «Титаник» побил все рекорды билетных продаж, собрав более 1,8 млрд долл. США от проката в 55 разных странах. Когда в некоторых из них «Титаник» появился впервые на широком экране, сотни людей выстраивались в очередь за билетами, и аншлаг следовал за аншлагом. Фильм оказался популярен среди всех возрастных групп, но особенно — у девушек подросткового возраста, которые ходили на этот фильм по нескольку раз. Карьера и будущее звезд «Титаника», Леонарда Ди Каприо и Кейт Уинслет, радикально изменились после съемок в этой картине — из едва известных актеров они превратились в мировых знаменитостей. «Титаник» оказался одним из немногих продуктов культуры, которым удалось преодолеть государственные границы и стать подлинно транснациональным явлением.
Чем можно объяснить такую невероятную популярность «Титаника»? И что может его успех сказать о природе глобализации? С одной стороны, этот фильм стал хитом по вполне прозаической причине: в нем соединились простая сюжетная линия (роман, разворачивающийся на фоне трагедии) и хорошо известное историческое событие — гибель «Титаника» в 1912 г., унесшая жизни более 1 600 пассажиров. Не говоря о том, что у этой картины был огромный бюджет, значительная часть которого была потрачена на скрупулезное воспроизведение деталей и самые современные спецэффекты.
Но другая причина кроется в том, что «Титаник» отражал определенный набор взглядов и ценностей, разделяемых широкой аудиторией во всем мире. Одна из центральных тем фильма — возможность романтической любви вопреки классовым различиям и семейным традициям. Хотя в большинстве западных стран такие идеи являются общепринятыми, в других частях света они еще только начинают обретать право на существование. Успех «Титаника» говорит о том, что даже в тех странах, где традиционные ценности почитаются по-прежнему, сегодня заметно изменяется отношение к вопросам личной жизни и брака. Но в то же время, наряду с другими западными фильмами, «Титаник» сам способствует этим переменам. Сделанные на Западе фильмы и телевизионные программы, превалирующие в мировом информационном пространстве, неизбежно пропагандируют такие политические, социальные и экономические идеи, которые присущи западному мировоззрению. Некоторые высказывают опасения, что глобализация приведет к такой «глобальной культуре», в которой наиболее богатые и влиятельные носители культурных ценностей — голливудские кинопроизводители в данном случае — будут подавлять местные обычаи и традиции. Согласно такой трактовке, глобализация превращается в одну из форм «культурного империализма», при котором ценности, стили и системы взглядов западного мира будут насаждаться настолько агрессивно, что просто задушат национальные культуры.
Другие же, наоборот, связывают глобализацию с ростом дифференциации культурных традиций и форм. По их мнению, вовсе не однородностью характеризуется современное мировое сообщество, а огромным числом различных культур, существующих бок о бок друг с другом. Местные традиции в сочетании с целым сонмом других культурных форм предлагают человеку на выбор столько возможных стилей жизни, что порой даже ставят его в тупик. Не однообразную глобальную культуру, но разделение культурных форм видим мы сегодня (Baudrillard 1988). Устоявшиеся особенности и жизненные уклады местных сообществ и культур уступают место новым формам «гибридной самоидентификации», включающим элементы из разных, подчас противоположных культурных источников (S. Hall 1992). Так, черный горожанин из Южной Африки может по-прежнему находиться под сильным влиянием своих племенных традиций и в то же время придерживаться космополитических стилей и вкусов — в одежде, отдыхе, увлечениях и т.д., — выработанных в ходе процесса глобализации.