Сначала был разыгран спектакль с залогом. Мои противники полагали, что внести столь крупную сумму за два дня окажется мне не под силу, и известие о том, что аденский наместник официально поручился за уплату залога, явилось для них ударом. Лагерь моих сторонников тотчас же возрос; начались оживленные споры, и дело едва не дошло до драки.
Однако мои противники не сдавались, и суд, не устояв перед щедрыми посулами Тернеля, высчитал срок истечения конфискации таким образом, чтобы я непременно опоздал.
Две недели спустя после появления Тернеля некий индиец прибыл с почтовым судном из Бомбея и заявил о том, что является истинным владельцем «Кайпана». Это заставило многих призадуматься: кто же в таком случае Тернель?
Этот человек по имени Сулиман поселился на борту «Кайпана», поскольку на острове нет гостиницы. Между ним и Тернелем произошел разговор с глазу на глаз, после чего по городу поползли самые невероятные сплетни, еще сильнее взбудоражившие общество.
Тернелю оставалось лишь смириться с происшедшим, и он принял индийца как старого друга и даже распустил слух, что его посетил всесильный махараджа, путешествующий инкогнито. (Читатель, разумеется, догадался, что это тот самый торговец Сулиман, которого я посетил в Бомбее.)
Неожиданное появление Сулимана свидетельствует о новом обмане Тернеля. «Кайпан» явно куплен на деньги лавочника. Индиец покинул Бомбей сразу же после моего визита, во время которого я сообщил ему, где находится его судно. Значит, Тернель ввел его в заблуждение так же, как и Эштона, не подозревавшего, куда подевался «Кайпан».
Луазо продолжает пересказывать мне городские сплетни, а я тем временем пытаюсь выстроить окончательную версию событий. Я прихожу к выводу, что Тернель получил от Троханиса средства на приобретение «Кайпана», а также кругленькую сумму для переправки в Египет моего товара. Завладев шаррасом, Тернель убедил Сулимана, что это его, Тернеля, собственность, и предложил индийцу стать его компаньоном и внести деньги для покупки «Кайпана». Таким образом, ловкий креол разом получил, не истратив ни гроша, пароход, мой товар и деньги банды Троханиса. Афера получилась грандиозной, но он не ожидал прибытия «Альтаира». Иногда достаточно песчинки, чтобы вывести из строя самый хитроумный механизм. Роль песчинки сыграли слова Эштона, неосторожно сказанные им Дельбурго во время захода в Аден. Если бы не они, мне еще долго пришлось бы распутывать эту историю, и шаррас был бы безвозвратно потерян.
Я высаживаюсь на берег с метром Луазо, который осеняет себя крестом, прежде чем ступить в лодку. На причале нас встречает таможенный инспектор, исполняющий обязанности начальника, ему поручено хранение моего конфискованного груза. Чиновник взирает на меня, как на мифического героя. Он говорит, что все с нетерпением ждут громкого процесса. Я небрежно замечаю, что скорее всего никакого процесса не будет и Тернель отступится от товара еще до завтрашнего утра.
В то время как я беседовал с Луазо на борту «Альтаира», слухи расползлись по городу с невероятной быстротой. Общественное мнение круто изменилось, и Тернель растерял последних сторонников.
Я прошу метра Луазо немедленно отвести меня к французскому консулу. Долг вежливости обязывает меня нанести первый визит представителю власти моей страны, который, кроме того, играет в этом деле решающую роль.
По дороге я ощущаю на себе любопытные взгляды. Прохожие оборачиваются нам вслед, и я слышу за своей спиной оживленные споры.
Метр Луазо вышагивает с гордо поднятой головой, наслаждаясь всеобщим вниманием. Поначалу его поносили и осыпали насмешками за то, что он стал поверенным неведомого авантюриста, решавшего свои дела посредством телеграмм. Теперь настал его звездный час, и, волнуясь, он то и дело механически расстегивает и застегивает свой протершийся на локтях старый пиджак из альпаки.
Мы спешим, ибо рабочий день уже на исходе. Сейчас половина шестого, а господин Ласниер, как мне сказали, покидает свой кабинет в пять часов и не любит, когда его тревожат в неурочное время. Суровый консул наводит страх на таких робких людей, как метр Луазо.
Однако Ласниер оказывается на месте: видимо, он предвидел мой визит и, как и все, жаждет со мной познакомиться. Дом кажется пустым; я подталкиваю метра Луазо, но он останавливается перед каждой дверью, норовя пропустить меня вперед, как будто я знаю дорогу. Мы поднимаемся на второй этаж и проходим через лабиринт служебных помещений. Луазо осторожно стучится в дверь консульского кабинета.
— Войдите, — отвечает властный голос.
Мы переступаем порог, и толстый мужчина лет пятидесяти устремляется ко мне с протянутой рукой. У него седые усы, двойной подбородок, большой орлиный нос и красивая голова с чеканным профилем. Он держится очень приветливо, но за его напускным добродушием чувствуется железная хватка делового человека.
Консул сразу же пытается завладеть инициативой и пустить разговор по нужному руслу. Будучи грозой местных буржуа и собственных подчиненных, в беседе со мной он не спешит выпускать коготки.
Мои опасения сразу же оправдываются: этот человек — всецело на стороне Тернеля. Он дает мне понять, что все переговоры придется вести только с ним.
Я храню ледяное молчание, ожидая, когда консул исчерпает свои доводы. Затем в нескольких словах я расставляю все по своим местам, доказывая Ласниеру, что Тернель — мошенник, с которым опасно иметь дело.
Я думал, что Тернель привез на «Кайпане» шесть тысяч seer шарраса, но из речей консула мне становится ясно, что количество его возросло вдвое. Видимо, аферист приобрел новую партию на деньги Троханиса и Сулимана. Но тогда выходит, что Тернель воспользовался дважды одним и тем же разрешением и обманул вдобавок власти Бомбея? В таком случае это может иметь серьезные последствия не только для жулика, но и для тех, кто берет его под свое покровительство.
Ласниер не из тех людей, что обременяют себя укорами совести, он смотрит на вещи с практической стороны и умеет извлечь выгоду из любой ситуации.
— Меня не интересует, обманул ли Тернель бомбейские власти, — говорит он, — какое мне до этого дело, ведь мы — на Сейшельских островах. Ситуация такова: вы гонялись за своим товаром полгода и понесли серьезный ущерб по вине Тернеля. Он обязан выплатить вам компенсацию. Но что он может вам дать? Его «Кайпан» — старая ржавая калоша, а денег у него больше нет. Следовательно, остаются лишь шесть тысяч seer шарраса, купленного одновременно с вашим. Я не возражаю против того, чтобы вы их получили, но считаю, что будет справедливо, если товар останется собственностью Тернеля. Теоретически он может вам его уступить, но в таком случае вы возьмете на себя в частном порядке обязательство реализовать шаррас и отдать ему прибыль.
— Сударь, мне неприятно обсуждать подобные вещи. Я требую вернуть мой товар. Если я соглашусь признать партию Тернеля своей собственностью, то стану в некотором роде его сообщником, в то время как мой долг — любой ценой не допустить скандала, в котором оказался бы замешанным представитель Франции. Кроме того, этот товар и так полагается мне по закону как компенсация за огромный ущерб, причиненный вашим подопечным. Если мои требования кажутся вам чрезмерными и вы не понимаете моей озабоченности честью Родины, я буду вынужден искать защиты у правосудия. Вы говорите сейчас от имени Тернеля, заботясь лишь о собственных интересах, но если бы вы спросили у него совета, то думаю, что он предпочел бы отдать мне товар, нежели отправляться на галеры.
— Но я тоже несу расходы! — восклицает господин Ласниер. — Я жертвовал своим временем, своим трудом! Я не намерен оказаться в дураках!
— Короче, вы хотите получить небольшое вознаграждение? Я не возражаю, и мы можем обговорить этот вопрос, но знайте, что я не желаю вести переговоры с Тернелем. Если вам это не подходит, я возьму лишь то, что принадлежит мне по праву, и обращусь к властям с ходатайством о конфискации остального груза, вывезенного обманным путем под моим именем и без моего ведома.
Мы договорились о новой встрече на следующее утро при участии Тернеля.
Придя к Ласниеру вновь, я вижу Тернеля, сидящего в уголке напротив письменного стола консула. Завидев меня, он встает с вымученной улыбкой, тщетно пытаясь казаться невозмутимым. Я подчеркнуто не подаю ему руки и сразу же перехожу к делу. Прежде всего я высказываю Тернелю все, что о нем думаю, и, будь у него хоть немного гордости, он сгорел бы со стыда. Но он выслушивает все с глупой улыбкой, переваливаясь с боку на бок и качая головой, словно ручной медведь. Видимо, Ласниер хорошенько отругал его перед моим приходом: мошенник беспрекословно подписывает соглашение, которое я ему продиктовал. Этот документ гласит, что Тернель признает весь товар, привезенный «Кайпаном», моей законной собственностью и возвращает ее мне.
Я отправляюсь к метру Луазо, ожидающему меня с лихорадочным нетерпением, и ошеломляю его столь молниеносной развязкой.
Вскоре над аферистом уже потешается весь город, и Тернель укрывается на своей вилле вместе с женой, у которой, как говорят, сдали нервы.
Я посещаю королевского прокурора, довольно молодого человека с тщательно выбритым лицом, говорящего по-французски с легким акцентом. Фамилия — Дево — свидетельствует о его французском происхождении. Умный, образованный и воспитанный прокурор сразу же внушает мне симпатию. Он рассказывает мне, что с самого начала заподозрил в Тернеле мошенника. Несмотря на то что рабочий день давно окончился, он задержался, чтобы узнать обо всех перипетиях этой детективной истории. Как только Дево получил мою жалобу, направленную в Бомбей, он приложил все усилия, чтобы воспрепятствовать проискам Терне-ля, но его невозможно было остановить законным путем. Прокурор говорит, что губернатор тоже с интересом следит за развитием дела и горит желанием со мной познакомиться. Мы отправляемся к нему во второй половине дня. Дево сопровождает меня в качестве переводчика.
Губернатор, ирландец по национальности, еще молод: ему лет сорок от силы, и он уже генерал. Это очень высокий, довольно худощавый человек со спортивной фигурой, одетый с небрежной элегантностью. Он принимает нас с сердечным радушием, свойственным вельможам.
В ходе беседы я слышу несколько не слишком лестных намеков в адрес Ласниера и стараюсь изо всех сил сгладить впечатление, произведенное на англичан моим соотечественником. Какое мнение может сложиться у иностранцев о правительстве, которое поручило представлять его интересы за границей подобному человеку?
На следующее утро, в воскресенье, я подвожу свое судно к причалу. К нам пожаловал губернатор со своим помощником, а затем в мою каюту спускается господин Дево. Я забавляю его рассказом о первой встрече со здешним полицейским. Он уже частично знает эту историю из протокола, в который было занесено даже мое шуточное предложение повторить заход в порт.
После обеда — еще один любопытный визит. На палубу «Альтаира» решительно поднимается двухметровый верзила с замашками кирасира и обращается ко мне со следующими словами:
— Господин д’Эмерез де Шармуа собственной персоной, из старых аристократов, дворянин до мозга костей. Мы с вами из одного круга, сударь, насколько мне известно.
Очевидно, его ввела в заблуждение моя фамилия с частицей «де».
Он рассказывает мне о своих островах, откуда он привозит гуано. Наконец я узнаю об истинной цели его визита: сразу же по прибытии Тернель, разыгрывавший из себя набоба, обещал купить у него какую-то концессию и обязался в письменной форме выплатить шестьдесят тысяч рупий двадцать восьмого февраля тысяча девятьсот двадцать третьего года, то есть через три дня. Узнав, что миллионы Тернеля в виде шарраса уплывают вместе со мной, дворянин счел своим долгом их конфисковать. Я заявляю ему, что Тернель действительно является владельцем шести тысяч seer шарраса, и я готов оставить их на Маэ. Однако в таком случае товар все равно не попадет к нему в руки, так как его заберут власти. Я предлагаю господину д’Эмерезу де Шармуа встретиться с самим Тернелем, чтобы придумать какое-нибудь другое решение.
Я тотчас докладываю Ласниеру о новых осложнениях. Тернель бормочет что-то в свое оправдание, но в конце концов признается, что действительно обещал сиятельному владельцу островов приобрести у него концессию за гуано. Это не отвечает интересам Ласниера, который рассчитывал поживиться за счет шарраса Тернеля. Я предлагаю передать дело в суд, где Тернель признается, что купил шаррас, прикрывшись моим именем, и обязуется вернуть мне товар. Тернель воздевает руки к небу и испускает горестный стон. Он производит впечатление жука, упавшего на спину и беспомощно перебирающего лапками…
Ласниер впадает в ярость: этот человек способен на любые крайности, чтобы отстоять свои кровные интересы. Он заявляет, что только такой ценой Тернель может спасти шаррас, и ему не пристало упираться после всех допущенных им бестактностей.
На следующий день Тернелю пришлось держать ответ перед судом и всем городом.
Передохнув два дня, я спешу закончить формальности, связанные с переводом груза на борт «Альтаира». Я ставлю судно у таможенных складов, напротив дамбы, заменяющей причал, чтобы забрать двести сорок тюков шарраса, лежавших там в течение двух месяцев. При этом присутствуют начальник таможни, метр Луазо и толпа зевак, собравшихся поглазеть на таинственный груз из сказок «Тысячи и одной ночи». Мы ждем Тернеля, который еще не сдал свой ключ от склада, чтобы открыть дверь с двойным замком вместе с таможенниками.
Вскоре он появляется в сопровождении Сулимана с видом человека, принявшего важное решение. Мошенник передумал: несмотря на подписанные соглашения, он не собирается возвращать мне шаррас. Он показывает телеграмму, извещающую о прибытии некого Топулоса, посланца банды Троханиса, который предписывал Тернелю не вести никаких переговоров до его приезда.
Поведение Тернеля бессмысленно, он совсем потерял голову. Наверное, индиец, узнавший, что шаррас принадлежит другому человеку, тоже замучил его попреками. Кроме того, неожиданное сообщение о прибытии представителя египетской банды повергло афериста в смятение. Как ему выпутаться из положения, чем оправдать растрату денег, предназначенных для покупки «Кайпана», если вдобавок он потеряет и груз с шаррасом, благодаря которому ему могут списать часть вины? Даже «Кайпан» ему больше не принадлежит, поскольку приехал подлинный владелец парохода.
Метр Луазо оглашает судебное решение, но Тернель возражает, что еще не истек срок обжалования приговора. Разгорается спор, метр Луазо отвечает, что решение принято по обоюдному согласию сторон и обжалованию не подлежит.