Небольшая посудина, выкрашенная в серый цвет, наподобие сторожевого корабля, заставила нас пережить неприятные минуты. Поравнявшись с «Альтаиром», она проходит всего в нескольких кабельтовых от парусника, и я вижу на корме загорелых людей, восседающих в соломенных креслах за столом, заставленным бутылками. Некоторые из них подбегают к борту, рассматривают нас в бинокль и машут руками в знак приветствия. Прочитав название парохода, я узнаю судно, снабжающее окрестные маяки. Возможно, кто-то из команды знает меня по предыдущим путешествиям, во время которых я встречал французских инженеров. К счастью, пароход вернется из рейса не раньше чем через десять дней, и пока нечего опасаться слухов. И все же моя тревога не проходит. Я вздыхаю с облегчением, когда ночная мгла наконец окутывает море, скрывая нас от всех глаз.
Встреча должна состояться послезавтра, и, как я уже говорил, я решил предварительно избавиться от груза.
В пятидесяти-шестидесяти милях от места встречи на противоположном азиатском берегу раскинулась голая равнина. Вся местность хорошо просматривается, в случае опасности я успею сняться с якоря и выйти в море, до того как можно будет опознать мое судно. Со стороны моря тоже нечего бояться, так как судоходная линия проходит далеко отсюда. К тому же я вымазал мачты мазутом в целях маскировки, и они теперь сливаются с окружающей местностью. Благодаря небольшой осадке парусника можно будет приблизиться к берегу, измеряя глубину лотом, на пятнадцать-двадцать метров.
Единственный серьезный недостаток — это направление берега: когда ветер дует с севера, море яростно обрушивается на сушу. Впрочем, здесь есть свои плюсы: рыбацкие баркасы из Суэца, подолгу ведущие лов в море, не рискуют сюда заходить.
Резкий ветер, не ослабевающий несколько дней кряду, наконец утихает, позволяя осуществить задуманное. В три часа ночи мы подходим к месту, где берег отклоняется на восток. Венера, прячущаяся за вершинами Синая, уже озаряет небо, предвещая близкий рассвет; наконец она восходит над горизонтом, и ее слабый свет дает мне возможность определить наше местонахождение.
Благодаря отливу и отсутствию волн можно смело подходить к берегу, невзирая на то, что судно слегка задевает за дно кормовой частью киля. Но я предпочитаю дождаться рассвета, чтобы как следует рассмотреть равнину в бинокль и только после этого осуществить высадку.
Впрочем, подготовить ямы лучше заранее. Я не без труда нахожу подходящее место, и мы выкапываем на довольно большом расстоянии друг от друга две ямы одинаковой величины, каждая из которых может вместить тонну шарраса. Остаток товара можно будет спрятать неподалеку от места встречи.
На рассвете я озираю окрестности в бинокль и не замечаю ничего подозрительного. Стадо газелей спокойно спускается к морю, а значит, никто не притаился в кустах.
Час спустя мы завершаем работу. Часть матросов уничтожают следы, оставленные на песке, а другие разводят костер, чтобы создать видимость, что тут были рыбаки, на случай, если нагрянут пограничники.
В девять часов утра с радостным чувством мы покидаем берег и выходим в море. Свежий бриз весело раздувает паруса, и во второй половине дня мы подходим к азиатскому берегу напротив маяка Зафрана, где предстоит наша встреча.
Я узнаю место, где во время первого путешествия мы прятали ящики, привезенные из Греции. Укромный берег привлекает меня, как и прежде, и мы закапываем остаток шарраса в песок.
Я решил дождаться часа свидания поблизости от тайника. Если даже появятся пограничники, им и в голову не придет, что мы совершили нечто предосудительное. Разве нарушитель будет спокойно ждать на месте преступления, когда его схватят… Теперь, когда груз надежно спрятан, я чувствую себя куда увереннее.
В ожидании ночи я веду наблюдение за морем. Кроме больших пароходов, следующих своим курсом, там и сям белеют паруса рыбацких баркасов, вышедших на лов из Суэца с попутным бризом. Я замечаю, как два парусника отделяются от других и направляются на запад, в сторону маяка. Возможно, это суда Абдульфата, и тогда нечего волноваться. В противном случае мы рискуем оказаться завтра утром в присутствии ненужных свидетелей.
На закате я бросаю последний взгляд в бинокль и снова ничего не обнаруживаю. Устав от долгого бдения, я уже собираюсь оставить вахту, как вдруг Кадижета указывает мне на какие-то точки, движущиеся по суэцкой дороге вдоль моря. Вскоре точки превращаются в двух всадников на верблюдах, направляющихся на юг, в нашу сторону. Я узнаю местных пограничников. Через четверть часа они будут здесь.
Верблюды быстро приближаются. Я замечаю карабины, перекинутые через седла, и понимаю, что убегать уже поздно, ибо «Альтаир» находится на расстоянии выстрела. Я приказываю остановить приготовления к отплытию.
Поравнявшись с нами, пограничники останавливаются, и один из них направляет верблюда к берегу. Однако, рассмотрев парусник как следует, он отказывается от своего намерения. «Альтаир» выкрашен в серый цвет, как корабли адмиралтейства, и солдат, видимо, решил, что наше появление связано с геодезическими работами, которые как раз ведутся в окрестностях. Мой независимый вид и спокойствие занятого своим делом экипажа подтверждают это предположение, и пограничники следуют дальше своей дорогой…
Да, мы легко отделались! Я вспоминаю о похожем случае, происшедшем со мной несколько лет назад. Правда, тогда мое положение было куда хуже, ибо на борту находилось сто пятьдесят бидонов с гашишем, приготовленных к выгрузке. Тогда меня спасло чудо. Однако я чувствую, что на сей раз разволновался куда сильнее, несмотря на несравненно меньший риск. Это связано с тем, что я не доверяю людям, с которыми мне предстоит встретиться, и постоянно жду от них предательства.
Ночью все мои страхи проходят, и я размышляю о том, как избавиться от чрезмерной мнительности.
Встреча назначена на восемь часов утра, но то ли нетерпение, то ли интуиция заставляет меня отправиться на место свидания с первыми лучами солнца. Скорее всего в основе моего побуждения лежат доводы рассудка. Я говорю себе, что неожиданное появление даст мне шанс увидеть нечто интересное.
К полуночи северный ветер, как обычно, стихает, и бриз, повеявший с суши, гонит нас к африканским берегам. Вскоре мы видим красный свет маяка на мысе Зафрана, который служит ориентиром. Я различаю в бинокль очертания берега с множеством мелких бухточек, но разглядеть парусники в кромешном мраке у подножия скал невозможно.
Я приказываю спустить паруса, за исключением кливера, чтобы замедлить ход судна. Теперь его можно принять за рыбацкий баркас.
Наконец начинает светать, и вскоре моим глазам предстают два баркаса, стоящих на якоре у самого берега в ближайшей бухте. Они явно кого-то поджидают.
«Альтаир» словно застыл в неподвижной воде, отражающей озаренное светом небо. Природа готовится к встрече солнца, доброго Бога, который снова принесет на землю жизнь и радость. Жители южных районов испокон веков обожествляли день и ночь, солнце и звезды. Ночная тьма наполняла их души страхом, а свет зари прогонял тревогу, возвращал людям надежду. Радость, переполнявшая их сердца, выливалась в утреннюю молитву, ставшую традиционным обрядом во всех религиях.
Мистическая сила, исходящая от природы, пробуждает во мне небывалое чувство слияния с вселенной. Мои матросы тоже испытывают душевный подъем, и даже те, кто никогда не молился, совершают в это утро омовение. Они заученно повторяют слова молитвы, и обряд, на первый взгляд лишенный смысла, благотворно действует на каждого, оставляя его наедине с собой, и позволяет услышать далекий таинственный зов, заглушенный повседневной суетой.
Тем временем парусник медленно приближается к берегу. Маяк исчез за уступом скалы, как предупреждал Абдульфат. Это уменьшает вероятность быть замеченным смотрителями, которые как раз устанавливают возле маяка навес от солнца.
Уже совсем рассвело, и я могу разглядеть суда как следует. На борту обоих баркасов тихо, не слышно ни звука: команды спят на палубах, закутавшись в одеяла. В этом спокойствии нет ничего странного, ведь меня ждут только через два часа; к тому же известно, что арабы засиживаются за разговорами далеко за полночь и любят поспать по утрам. Но даже если нас заметили, никто, кроме Абдульфата, не способен опознать мою шхуну. Вполне возможно, что контрабандисты затаились ради предосторожности. Мы водружаем флаг, чтобы развеять их сомнения, но они по-прежнему не подают признаков жизни. Меня охватывает тревога. Неужели я плохо понял разъяснения Абдульфата и перепутал место встречи?
Мы оглашаем воздух громкими криками, и с баркасов доносится протяжный гул голосов, отвечающих на наше приветствие. Египтяне один за другим вскакивают со своих лежанок и таращат на нас любопытные глаза. Я ожидаю увидеть Абдульфата, но он, вероятно, спрятался от ночной сырости внутри судна и почему-то не появляется.
«Альтаир» становится рядом с одним из баркасов. При ближайшем рассмотрении у меня не остается никаких сомнений: суда пусты и готовы принять на борт груз. Их чистота также говорит о том, что они явились не для лова рыбы.
Я обращаюсь к капитану, реису (т. е. вождю), отсюда — прозвище знакомого читателю главаря шайки. Араб удивленно переспрашивает и заставляет меня повторить имя Абдульфата несколько раз, как будто слышит его впервые. Это крайне подозрительно, ведь Абдульфата знают все египетские моряки. Известно, что египтяне не отличаются смелостью, и, возможно, Накуда мне просто не доверяет.
Мое терпение лопается, и я прямо спрашиваю его, зачем он зашел в бухту. После этого вопроса капитан перестает меня понимать, и мне приходится позвать Бара Караши, лучше знающего египетский диалект. Однако араб по-прежнему отказывается нас понимать. Наконец он говорит, что ждет попутного ветра…
Я не могу поверить, что оба баркаса оказались на месте случайно как раз в назначенный час. Я еще мог бы допустить, что Абдульфат и К° решили меня разыграть, отправив на другой конец Красного моря, если бы бухта была пуста. Но эти суда явно свидетельствуют о каком-то тайном умысле моих недругов. Правда, у меня еще остается надежда, что Абдульфат, избегающий путешествий под парусом, прибудет другим видом транспорта, например, на быстроходном катере или верблюде по суше. Возможно также, что капитаны баркасов не были поставлены в курс дела и получили приказ ждать на указанном месте дальнейших распоряжений. Но в это трудно поверить, поскольку в подобных делах обычно принимают участие одни и те же моряки, которые знают все и вся.
Уже восьмой час, а на горизонте по-прежнему не видно ни единого судна. Моя тревога нарастает, по мере того как я размышляю над всеми этими странностями. Я не нахожу никаких оправданий для опоздания Абдульфата. Внезапно меня охватывает неодолимое желание поскорее покинуть бухту, как будто меня подстерегает здесь неведомая опасность. На всякий случай я прошу накуду передать Абдульфату, если он появится, что я буду ждать его возле мыса Сиум на азиатском берегу.
Двигатель еще не успел остыть, и Мола быстро приводит машину в движение. «Альтаир» выходит в море и направляется к азиатскому берегу. Мыс Сиум находится в нескольких милях к северу от того места, где я спрятал последнюю партию груза. Я высаживаю на этот выступ Абди с запасом фиников, воды и фонарем, наказав ему следить за нашим тайником и морем. Если появится судно Абдульфата, Абди покажет ему дорогу на юг и подаст мне издали знак, что на борту все спокойно. Если же он никого не заметит, то зажжет ночью фонарь на краю мыса, чтобы мы смогли его заметить в темноте.
Во время высадки Абди поднялся северный ветер, и «Альтаир» мчится теперь со скоростью двенадцать узлов. Это неплохо для столь маленького судна, но я мысленно подгоняю парусник, чтобы поскорее скрыться за горизонтом.
Пройдя еще двадцать миль, мы подходим как можно ближе к берегу и ложимся в дрейф со спущенными парусами. Мы будем ждать Абдульфата до вечера и, если он не появится, заберем Абди и направимся в Суэцкую бухту. Следующей ночью я должен встретиться со Ставро. Не стоит говорить, что я уже нисколько не надеюсь увидеть Абдульфата, и распоряжения я отдал Абди лишь для очистки совести.
Весь вечер я не спускаю глаз с моря, но не вижу ничего, кроме дыма проходящих вдали сухогрузов да верхушек их труб. Большинство же судов вообще не удается разглядеть из-за слишком большого расстояния.
Когда солнце начинает клониться к горизонту, я испытываю неизъяснимое облегчение при мысли, что у меня нет больше никаких обязательств перед Абдульфатом и его приятелями. Не дожидаясь ночи, мы берем курс на Суэц.
По мере приближения к мысу меня вновь охватывает тревога за Абди, которого мы оставили в одиночестве. Наконец я с радостью замечаю дрожащий свет фонаря, и вскоре пирога доставляет целого и невредимого часового на борт. Весь день он спокойно удил рыбу, не забывая при этом наблюдать за морем, но не увидел ничего примечательного.
Ни одна ночь не казалась мне такой короткой. Сколько нужно успеть до рассвета! К счастью, дует северо-восточный ветер, и мы можем добраться до западной части Суэцкой бухты, где я рассчитываю оставить «Альтаир». Море в этом месте усеяно рифами, и суда не отваживаются туда заходить. Однако во время прилива рифы покрываются двухметровым слоем воды, и мой парусник может миновать их без особого риска благодаря своей малой осадке.
Ветер быстро крепчает, и мы запускаем двигатель. Пасмурное небо делает ночную тьму непроглядной, и определить наше точное местонахождение невозможно. Небольшие волны уже начинают захлестывать палубу.
По левому борту возвышается отвесная известняковая стена Атакайских гор, и непроницаемый мрак окутывает их подножие. Утром горы предстанут в розовой дымке и покажутся волшебным миражем, а вся бухта засветится, как жемчужина. Но сейчас кругом темным-темно, и чувствуешь себя, как в глухом колодце.
С противоположного берега нас ослепляют огни Порт-Тауфика и дамбы, соединяющей его со старым Суэцем, не позволяя определить расстояние до конца бухты. Мы идем по лоту, и наконец я решаюсь отдать якорь.
Я сажусь в пирогу, сняв с себя почти всю одежду, чтобы уберечь ее от брызг, и вооружаюсь черпаком. По краям лодки размещаются наши лучшие гребцы Абди и Мола. Мы уходим в ночь, и ветер тотчас же набрасывается на нас со всей силой. Коварная волна налетает сбоку, и лодка вмиг наполняется водой. Мола чудом успевает подхватить узелок с моими вещами. Абди прыгает за борт и резко толкает лодку вперед, а затем притягивает ее к себе, и таким образом часть воды вытекает.
Мы переносим вещи на корму, чтобы освободить нос лодки, и я без устали вычерпываю воду, в то время как матросы налегают на весла. В течение получаса мы боремся со стихией, но берега по-прежнему не видно. Я стучу зубами от холода, а ноги наливаются свинцом из-за неудобного положения. Постепенно волны утихают, и Абди, время от времени измеряющий глубину веслом, нащупывает дно; вскоре пирога упирается в песок.