Я оставляю своих спутников в лодке, наказав им не сходить с места, и направляюсь к берегу. Я шлепаю по воде, увязая в тине и зыбучем песке, и наконец выбираюсь на твердую почву. В нос ударяет запах нечистот, я наступаю на осколки стекла и спотыкаюсь о консервную банку. Я попал на городскую свалку! Свет фонарей говорит о близости дороги. Я натягиваю на себя мокрую одежду и выхожу на безлюдную насыпь. Мой вид потерпевшего кораблекрушение мог бы распугать прохожих, но, к счастью, улицы сейчас совершенно пустынны. Ставро переехал в другой дом. Я был у него на новом месте всего лишь раз и не представляю, удастся ли мне его теперь отыскать.
Я сразу же сбиваюсь с дороги и растерянно озираюсь по сторонам. От домов отделяется какая-то тень. Я вижу египтянина в рабочей одежде и окликаю его. Он пугается и собирается убежать, но, услышав имя Ставро, передумывает и подходит ко мне без боязни. Прохожий ведет меня по темным улочкам и останавливается у низкой неприметной двери. Он стучит, и дверь тотчас же приоткрывается. Я узнаю невестку Ставро — женщину в черном платке, зажигавшую когда-то маленькие свечи перед иконой.
На ее голос из кухни выходит Ставро. Богатырь ничуть не изменился и разве что стал еще шире, но я не решаюсь сказать ему об этом, зная, что все толстяки мечтают похудеть. При встрече со мной они всякий раз замечают, что я стал еще стройнее, желая тем самым сделать мне комплимент, и не подозревают, что я завидую их полноте, в которой мне отказала природа.
Мой нелепый вид вызывает у великана приступ смеха, а его невестка глядит на меня с жалостью и принимается причитать по-гречески. Меня заставляют снять одежду, чтобы высушить ее у огня. Славная женщина подает мне фланелевую рубашку своего брата, и я завертываюсь в нее, как в римскую тогу. Сверху на меня напяливают куртку, которая болтается на мне, как на вешалке, доходя до самых щиколоток, а рукава волочатся по земле, словно крылья бодлеровского альбатроса. Я превращаюсь в огородное пугало, но мои друзья не придают этому значения. Вскоре блаженная теплота разливается по всему телу.
Прежде чем перейти к разговору, Ставро заставляет меня съесть тарелку супа по-гречески, что-то вроде гоголя-моголя с лимонным соком, а затем наливает стакан белого вина, отдающего смолой, вина, которое, к его радости, пришлось мне по вкусу, чего нельзя сказать о других иностранцах.
Вино окончательно возвращает меня к жизни. Среди этих открытых, дружелюбных людей я чувствую себя средневековым паломником, которого принимают и чествуют как посланца Бога.
Племянницы Ставро, тучные девы с кроткими грустными глазами коров, разглядывают меня с любопытством, но по первому знаку дяди все женщины удаляются.
Я рассказываю Ставро о том, что уже известно читателю. Он качает головой и говорит мне с укоризной:
— Зачем же вы связались с такими бандитами?
— Скажите лучше, почему Горгис меня подвел…
— Да, знаю, он был не прав, но представьте, до какой степени его напугал шум, поднявшийся вокруг этого дела.
— Я понимаю… до известной степени, но теперь все его страхи лишены основания. Если за мной следили, а в этом трудно усомниться, то шпики разведали, что шаррас, о котором так печется таможня, переправлен в Эфиопию. Следовательно, все взгляды обращены теперь по ту сторону Нила.
— Да, мы узнали об этом несколько дней назад через одного приятеля, он служит у губернатора. Горгис немного успокоился и обрадовался, услышав о вашем приезде, ибо в глубине души он очень огорчен разрывом с вами и горько сожалеет, что написал вам то письмо…
Ставро проясняет мне загадку странной встречи на мысе Зафрана. Реис решил сыграть со мной злую шутку. Он рассчитывал на то, что горя желанием поскорее избавиться от своего опасного груза, я отдам его неизвестным людям, встретившимся нам в бухте, несмотря на их поведение. После этого бандиты могли бы утверждать, что понятия ни о чем не имеют. Это, конечно, грубая уловка, но расчет был верным: если бы я не прибыл на встречу с пустыми руками, то, возможно, потерял бы голову от страха и угодил в ловушку. Таким образом Реис надеялся заполучить три тонны гашиша почти даром, ибо задаток, который я вырвал у него перед отъездом, не покрывал даже дорожных расходов.
Бронзовые часы с фигуркой Наполеона отбивают три часа, и, вспомнив об отливе, я подскакиваю как ужаленный. Мы договариваемся, что на следующее утро «Альтаир» войдет в Суэцкий порт. Я предусмотрительно захватил с собой из Джибути небольшую партию перламутра для отвода глаз. В то время как мое судно будет стоять у причала, Ставро пошлет лодку за товаром, спрятанным на мысе Сиум.
Я надеваю свои вещи, еще не успевшие до конца просохнуть, и бегу к берегу, волнуясь за судьбу парусника. Сойдя с дороги, я направляюсь к морю напрямик, надеясь попасть туда, где оставил пирогу. Огни города остаются у меня за спиной и не слепят глаза, как прежде. Я миную болото и свалку, но море ушло во время отлива, и мне никак не удается до него добраться. Я долго барахтаюсь в иле и песке, прежде чем до меня доносится голос Абди. Он вынужден был отвести лодку подальше от берега, чтобы не увязнуть в тине. Обратный путь кажется мне гораздо короче, и вскоре мы поднимаемся на борт «Альтаира».
Пока я отсутствовал, Юсуф поднял команду на борьбу с рифами, обступившими парусник со всех сторон, и матросы держат багры и шесты наготове. Лучше всего было бы дождаться следующего прилива, не сходя с места, но нам нужно покинуть это уединенное место до рассвета, чтобы не навлечь на себя ненужных подозрений. Я готов скорее пожертвовать судном, нежели поставить под угрозу осуществление своих замыслов.
Мы поднимаем якорь и отдаемся воле течения, которое медленно выносит парусник из скалистого лабиринта. Вооруженные баграми матросы следят за тем, чтобы судно не налетело на рифы. И все же оно несколько раз задевает килем подводную скалу. При этих толчках замирает сердце, и затем долго еще не можешь перевести дух. Я думаю, что от подобных потрясений у моряков раньше времени седеют волосы.
На рассвете «Альтаир» выходит из кольца рифов и полным ходом устремляется к рейду. Наш маленький парусник чинно входит в порт и становится у здания санитарной службы для прохождения традиционных формальностей.
Встреча с таможенниками и пограничниками завершается благополучно, и в тот же день с приливом мы попадаем в старый Суэцкий порт, расположенный в конце протока, через который море устремляется в глубь суши. Арабские парусники из Йембо и Джидды привозят сюда, как и в незапамятные времена, свой товар: финики, глиняную посуду, плетеные циновки, буйволов, йеменский кофе, ладан и пряности. На этом затерянном уголке, куда не заглядывают жаждущие экзотики туристы, лежит отпечаток лет, предшествовавших строительству канала.
Когда приближаешься к городу по каналу с северной стороны, старый Суэц со своими стройными минаретами и высокими домами из тикового дерева кажется ожившей сказкой. В отличие от Порт-Тауфика, современного города в английском стиле с нежно-зелеными аккуратными газонами, тенистыми аллеями и элегантными коттеджами, старый Суэц, благодаря удивительному постоянству арабской цивилизации, неподвластной переменам, сохранился в первозданном виде, знакомом нам по описаниям путешественников XVI–XVII веков.
В полдень мелкие лавочники гостеприимно распахивают свои двери, и молодые торговцы — худые и грязные арабы, не расстающиеся со своими трубками, терпеливо поджидают на пороге клиентов, чтобы предложить им всякую всячину. В воздухе стоит запах жареной рыбы и горелого масла. Повсюду струятся затхлые потоки, полные нечистот, которые угрюмый араб собирает в свою тележку с бубенчиками. Египетские мусорщики, одетые в темные джеллабии, уродливы, грязны и зачастую увечны; они напоминают средневековых прокаженных, предупреждающих о своем приближении звуком трещотки. Торговец лимонадом тащит на спине стеклянный сосуд с мутным напитком, позвякивая медными чашками, словно кастаньетами. Полчища мух поднимаются из-под ног заезжего гостя и набрасываются на него с ожесточением. Местные жители с удивлением смотрят, как иностранец отчаянно отбивается от насекомых, не замечая мух, облепивших уголки его собственных глаз…
Но, как ни стыдно в этом признаться, безалаберность и запустение, царящие в Старом Суэце, милее моему сердцу, чем безукоризненная чистота и строгий порядок Порт-Тауфика. Так, я предпочитаю джунгли с ядовитыми насекомыми и хищниками ухоженному скверу, где сторож запрещает ходить по траве…
Моим матросам, две недели не сходившим на берег, не терпится окунуться в атмосферу древнего, овеянного легендой города, и я не хочу лишать детей пустыни этого скромного удовольствия.
Я отправляюсь во французское консульство, где вновь встречаюсь со своим приятелем Спиро, а затем принимаюсь бродить по городу, глазея на рыночную публику и дурацкие манекены в витринах. Особенно меня привлекают лотки с овощами и фруктами, по которым я соскучился за долгие недели плавания. Юсуф уходит с базара нагруженный, как мул, но мне все равно кажется, что я не смогу этим насытиться.
Вернувшись на судно, я нахожу там своего поклонника адвоката Минотиса. Завидев меня, он, как обычно, изображает бурный восторг, а затем напускает на себя серьезный вид и говорит с укором:
— Зачем же вы сыграли с Абдульфатом злую шутку? Почему вы не явились на встречу?
— Это я должен у вас об этом спросить, милостивый государь. Я был на месте свидания в назначенный день и час, но люди, которых я там застал, даже не слышали об Абдульфате и ничего не поняли из моих расспросов.
Минотис не верит своим ушам и принимается строить самые нелепые предположения. Я не рассказываю ему о том, что поведал мне Ставро, но и не скрываю, что, по моему убеждению, меня пытались обмануть.
Адвокат горячо встает на защиту своих друзей:
— Они приедут сегодня вечером из Каира, — говорит он в заключение, — и все прояснится. Ждите меня здесь, я зайду за вами, как только они появятся. Им не стоит показываться на вашем судне, чтобы не навлекать на себя подозрений.
После ухода Минотиса я иду обедать в ресторан. Ставро хотел пригласить меня к себе сегодня вечером, но боится, что мой визит даст пищу для разговоров, ибо в городе известно, чем он занимается.
Я возвращаюсь на судно ждать Минотиса и засыпаю на палубе. Меня будит Юсуф и сообщает, что пришел «господин в очках» (так он величает адвоката).
Всегда оживленный болтливый Минотис не похож на себя. Он держится неестественно и скованно, хотя и пытается казаться беззаботным. Очевидно, объяснения Реиса разошлись с моими словами и привели его в замешательство. Возможно, у него зародились первые сомнения в честности своих «друзей».
Я не подаю вида, что заметил происшедшую в нем перемену, и сочувственно выслушиваю его жалобы на жару и насморк. Наконец, через четверть часа мы отправляемся окольным путем в европейскую часть города и заходим в греческую кофейню. Ее хозяин приветствует нас с многозначительным видом и ведет между столиками, за которыми посетители — греки играют в триктрак или просто сидят, перебирая янтарные четки.
Нахальные официанты-арабы снуют между столиками в грязных фартуках, презрительно глядя на «неверных» и раздавая им турецкий кофе в маленьких медных кофейниках, рассчитанных всего на одну чашку, но это дает клиентам возможность оставаться в кофейне часами.
Некоторые греки едят «мезе» — разнообразные закуски, как-то: оливы, жареный картофель, анчоусы и т. д., позволяющие им утолить голод в ожидании позднего ужина или не ужинать вовсе в целях экономии.
Прижимистые клиенты не приносят хозяину особого дохода, но тем не менее кофейня процветает благодаря заключающимся здесь сделкам. Это своего рода черный рынок, где творятся различные махинации.
Пройдя через служебное помещение, мы входим в просторный банкетный зал со сдвинутыми столами и перевернутыми стульями, откуда ведет дверь в отдельный кабинет. За столом, уставленным мезе, восседают Абдуль-фат-Мореход и его младший брат. Мы присоединяемся к их трапезе. Брат Абдульфата, превосходящий его умом и хитростью, ехидно осведомляется, что помешало мне явиться на встречу. Подобное лицемерие приводит меня в негодование, и я с трудом сдерживаюсь, чтобы не ответить ему резкостью. Абдульфат же упрямо повторяет, что ждал меня в бухте целую ночь вместе с двумя баркасами! Я показываю ему на карте, которую на всякий случай прихватил с собой, пункт встречи с неизвестными судами. Абдульфат подтверждает, что это то самое место, но продолжает настаивать, что меня не видел.
Если бы Ставро не посвятил меня в замысел бандитов, подобная наглость наверняка бы вывела меня из себя, но грек посоветовал не открывать противнику своих карт и притвориться, что я ни о чем не догадываюсь.
Минотис следит за нашим спором с комичным выражением лица. С одной стороны, он не может подвергать сомнению слова своих «друзей» и в то же время чувствует, что я говорю правду… От растерянности он то и дело снимает и надевает очки и в конце концов роняет их на пол.
Наконец Абдульфат-младший предлагает отложить разгадку тайны и заняться доставкой спрятанного товара. Меня так и подмывает швырнуть ему в лицо задаток, полученный от Реиса, чтобы расквитаться с мошенниками, но я снова вспоминаю о советах Ставро. Сегодня ночью судно Ставро отправится на мыс Сиум, и все будет кончено, прежде чем мы завершим наши переговоры. Но Абдульфат как будто что-то подозревает и требует, чтобы мы сегодня же привезли товар. Я уговариваю его подождать до завтра. Он спрашивает меня о точном количестве бидонов с шаррасом, рассчитывая получить три тонны. Но даже если бы у меня не было второго тайника, я не отдал бы ему весь товар. Я решил уступить ему только половину груза, стоимость которой лишь в два раза превышает сумму задатка. Если мне не заплатят, моя совесть будет чиста. Я предпочитаю потерять деньги, лишь бы вырваться из лап этих жуликов.
Я заявляю, что был вынужден спрятать товар в разных местах и поэтому доставить все за один раз невозможно. Мои слова вызывают у Абдульфата явное недовольство, но ему приходится смириться. Я прошу для вида дополнительный задаток и, когда мне отказывают, выражаю Абдульфату свое доверие. Он тоже заверяет меня в дружбе, и мы расстаемся окончательно примиренными. Минотис же приходит в восторг от того, что ему удалось остаться в добрых отношениях со всеми.
Вернувшись на судно, где все ждут меня с нетерпением, я раздумываю, кто мог бы показать Абдульфату тайник. Только Юсуф, наделенный благоразумием и твердостью, способен точно следовать моим указаниям и не поддаваться постороннему влиянию. Но я настолько привязался к этому исключительному человеку, относящемуся ко мне с беззаветной преданностью, что не хотел бы подвергать его риску. Тем не менее мне придется прибегнуть к его помощи, чтобы не провалить дело. Я подробно объясняю Юсуфу его задачу: прежде всего он должен проводить бандитов на равнину, где находятся два тайника, но указать лишь один из них, а затем сопровождать их на мыс Сиум, где они ничего не найдут, поскольку люди Ставро побывали там накануне. Увидев развороченный тайник, он должен разыграть удивление и негодование. Перед этим я, разумеется, узнаю, вернулось ли судно Ставро, чтобы избежать столкновения соперников.