— При условии, что будет поднята тревога. Но если не составляет труда проникнуть в дом через земляную стену, то еще легче заделать ход, не оставив никаких следов… И, поскольку ключ от склада находится у меня, я не представляю, каким образом пропажа может быть обнаружена. Меньше чем за три дня караван окажется вне досягаемости Тафари и без труда доберется до Судана, после этого переход через Египет будет лишь делом техники.
Неожиданное предложение Нассера могло бы прельстить любого романтика, но, к счастью, я достаточно знаю жизнь, чтобы впутываться в подобные авантюры. Нассер воспринимает мое молчание как согласие и тотчас же добавляет:
— Разумеется, вам придется немедленно исчезнуть, ибо в случае неудачи я не поручусь за вашу голову.
— А вы сами не боитесь?
— Вполне вероятно, что я потеряю работу, хотя найти какие-то улики против меня будет невозможно. Но я готов рискнуть, поскольку вы предложили мне половину товара в качестве компенсации. Однако мне будет трудно довести дело до конца, ибо только вы знакомы с египетским рынком сбыта…
Я чувствую, как начальник таможни заманивает меня в свои сети, словно паук, надеясь выпытать у меня все секреты.
— Нет, я не знаю тамошнего рынка, — возражаю я, — ибо у меня и в мыслях не было тайно вывозить товар из Эфиопии.
— Как, неужели вы даже не собирались проделать маршрут, который я вам предлагаю?
— Нет, повторяю вам, Эфиопия для меня — отнюдь не перевалочный пункт, и мой товар должен был покинуть страну законным путем.
Нассер разражается смехом. Подозрительное предложение начальника таможни поколебало мое былое доверие к нему. Однако я не должен показывать своих сомнений и лишать Нассера надежды. Самое правильное — сделать вид, что его план меня заинтересовал.
Я спрашиваю:
— Но где же вы найдете людей, которые решатся проникнуть на склад, ведь по эфиопскому закону преступнику могут отрубить за это руку или ногу, а то и вздернуть на высоком дереве посреди площади святого Георгия. Я не думаю, что восстановление разрушенной стены послужит смягчающим обстоятельством…
— О, за этим дело не станет. Правосудие Тафари скоро на расправу, но и полиция тоже не дремлет. Поверьте, она вмиг разыщет каких-нибудь бедолаг на роль обвиняемых и впридачу найдет нужное количество свидетелей их преступления. Впрочем, так поступает полиция всех стран… Итак, обдумайте мое предложение. Конечно, я не гений и уступаю вам компетентностью в данном вопросе, поэтому не бойтесь обидеть меня своими замечаниями. Но не затягивайте, ибо до сожжения товара остаются считанные дни…
Бесцеремонный намек на мою компетенцию в таком деле, как кража со взломом, кажется мне неслыханным оскорблением. Начальник таможни показал свое истинное лицо. Теперь я осознаю, какая пропасть отделяет меня от этого человека.
Я уже собираюсь уходить, как вдруг он останавливает меня вопросом:
— Какова, по вашему мнению, общая стоимость товара?
— Примерно пять-шесть тысяч фунтов стерлингов.
— Как! Но ведь ока гашиша стоит в Египте более двадцати фунтов!
— Возможно, но я знаю лишь то, во сколько мне обошелся шаррас.
— Хорошо, возьмем эту сумму за исходное число; я не собираюсь претендовать на большее, поскольку не могу ждать конечного результата.
Я догадываюсь, куда он клонит.
— Хорошо, — говорю я, пожимая ему руку, — пусть будет две тысячи пятьсот фунтов.
— Нет, лучше три тысячи…
— Ладно.
— И когда же вы думаете заплатить?
— Как только мешки окажутся в надежном месте.
— Мне кажется, что риск, которому я подвергаюсь, дает мне право рассчитывать на задаток в половину суммы?
Я киваю, смущенный настойчивостью Нассера, от которого мне теперь нужно отделаться любой ценой. Но пока я должен соглашаться на все, чтобы усыпить его бдительность. Какую же глупость я совершил, ввязавшись в это дело!
Вернувшись в гостиницу, я сталкиваюсь на лестнице с Глейзом. Он хватает меня за руку и увлекает за собой в небольшую комнату, которая служит кладовой. Усевшись на груду грязного белья, марселец торжественно заявляет:
— Я видел Его Величество и убедил его в том, что не стоит чинить вам неприятностей и лучше договориться по-хорошему через посредника. Он выслушал меня очень внимательно, и я заметил, как по его бесстрастному лицу пробежала едва уловимая улыбка — несомненный признак скрытого удовлетворения.
— Либо знак того, что он просто потешался над вами.
— Ах, так? Ты считаешь меня рохлей? Нет, сударь, он не потешался надо мной, никто не потешается над Глейзом, даже сам император! Если хочешь знать, он пожаловался мне, что всему виной английская миссия, оказывающая на него давление, а иначе он давно бы оставил тебя в покое. Вот такие дела. Теперь тебе нужно взять всего лишь несколько тысяч талеров — это тебя не разорит, старый скупец! — и я готов поклясться, что с помощью бакшиша все можно будет уладить. Ну, что ж ты, улыбнись, вместо того, чтобы стоять с кислой миной! Делай, как я говорю, и ты увидишь, что рохля Глейз принесет тебе больше пользы, чем все французские дипломаты, вместе взятые…
— Но, дружище, подарок, каким бы роскошным он ни был, не разрешит проблемы. Тафари связан некоторыми обязательствами по рукам и ногам. Следует выяснить, что это за обязательства, и каким образом Тафари может от них избавиться.
— Да тут и думать нечего! Он не собирается возвращать тебе гашиш, но если товар вдруг исчезнет, то не будет устраивать погони… если, разумеется, ты заплатишь, сколько потребуется.
— Каким же образом он может исчезнуть?
— Понятия не имею, это твое дело. Думаю, тебе не занимать фантазии и средств…
— Ты хочешь, чтобы я угодил в осиное гнездо, не так ли? Мне уже это предлагали. Нет, Глейз, хотя я и не считаю тебя сообщником тех, кто задумал меня погубить, но ты невольно играешь им на руку.
— На руку кому?
— Нассеру…
Озадаченный Глейз вмиг теряет свой апломб и принимается бормотать нечто невразумительное. Видимо, марсельца осенила догадка, что «его друг Нассер» водит его за нос. Воспользовавшись растерянностью Глейза, я обрываю наш разговор.
Моя добрая советчица ночь, как всегда, вносит ясность в мои мысли. Все очень просто: Нассер сговорился с Тафари скомпрометировать меня в глазах посла, чтобы я лишился его поддержки. Но, если даже я откажусь от гнусного предложения ограбить склад, нависшая надо мной угроза не исчезнет. В самом деле, разве не могут они поручить дело своим сообщникам, которые совершат кражу, а затем в один голос заявят полиции, что это я заставил их пойти на преступление при помощи подкупа? Я уверен, что мои противники способны на подобную подлость. Нассер решил заручиться поддержкой Глейза, чтобы вовлечь меня в переговоры, а это впоследствии также обернется против меня. При мысли, что негодяи могут осуществить свой замысел в любой момент, меня бросает в дрожь. Единственный выход — как можно скорее покинуть Эфиопию, но это означает добровольно сложить оружие и потерпеть полный крах… Пожалуй, лучше всего рассказать о предложении Нассера французскому послу. В крайнем случае я могу сослаться также на Глейза. Думаю, что в присутствии Госсена грозный марселец быстро растеряет свой пыл и станет смирным, как овечка.
Посол назначает мне свидание в неприемный день. Выслушав мой рассказ о коварстве Нассера, он смотрит на меня с усмешкой, давая понять, что я не открыл ему ничего нового об этом человеке. Госсен советует мне никуда не уезжать и намекает на то, что может расстроить козни моих противников.
После разговора с послом я вздыхаю с облегчением и вновь обретаю способность здраво мыслить. Теперь мне незачем прибегать к уловкам, как советует папаша Труйе и другие честные люди, на которых наложила отпечаток здешняя среда. Никто не способен избежать влияния своего непосредственного окружения, и даже самые непокладистые люди постепенно приспосабливаются к царящим вокруг нравам, подобно тому, как фауна приобретает окраску местности. Тот же, кто на свою беду не может слиться с окружающей средой, рискует прослыть чудаком или того хуже стать изгоем общества.
Устав от компромиссов, я хочу действовать отныне только в рамках закона, исходя из указаний посла.