- Нет-нет, - поспешно ответила Линда и заплакала. Обернулся Фонибан к Нерес и Сельвии.
- А кто из вас хочет стать невестой, а не медузой?
- Никто, - грустно покачали головами подруги.
- Что ж, будь по-вашему, - сказал Фонибан. - Поплывет Никлас дельфином, но это уже навсегда. А вас, девушки, сделаю я хозяйками великого царства, править которым будут Красота, Любовь и Верность.
И надул Фонибан свои чудовищные щеки, и три дня - три ночи летал над побережьем крылатый ветер огромной силы - трамонтана. И не было видно ни зги.
А на четвертый день вышли девушки из своей лачуги и не узнали родной берег: раскинулась перед ними чудесная страна в цветущих деревьях. Жители выбежали им навстречу, взяли их за руки и повели в свои дома. А страну в честь удивительного ветра назвали Трамонтаной. И стали девушки хозяйками этого царства.
Много дождей и снегов выпало с тех пор. Подруги давно превратились в четыре мраморные статуи на площади Ожидания недалеко от моря. Но до сих пор по вечерам, когда загораются первые звезды, приплывает к набережной Трамонтаны зеленый дельфин. Всю ночь он плавает вдоль берега, а под утро исчезает. И оставляет после себя непокой и странные мечты.
Есть у трамонтанцев поверье: если увидишь зеленого дельфина, исполнится задуманное. И каждый тайком мечтает об этом. Когда же перестаешь верить в то, что однажды сверкнет в волнах изумрудный хвост, глаза начинают тускнеть, смыкаться, а душа обрастает мхом…»
Тетушка замолчала. Близнецы заглянули в книжку и обомлели: по странице плыла рыбина с добродушной, во весь рот, улыбкой - точно такая, как на тетушкиной вазе.
- Дельфин?! И на вазе тоже он?
- Он, - кивнула тетушка.
- Но откуда? Откуда эта книга и ваза?
Тетушка сложила губы трубочкой и вместо ответа загадочно засвистела. Она высвистывала старательно, вдохновенно, закрыв глаза и подняв голову. А когда закончила, близнецы понимающе воскликнули:
- Из Трамонтаны!
- Пожалуйста, расскажи о ней подробней, - попросил Чарли. - Надеюсь, Шкипер не выдумал ее, и она есть на самом деле?
- Я совсем мало знаю, - тихо сказала тетушка. - Знаю только, что живут там люди, которые протянут вам руку, даже если вы синеглазы и не похожи ни на один образец, даже если в кармане у вас ни гроша.
- И все же, как ваза попала к тебе? - спросил Альт.
- Это было так давно, что я успела превратиться из девушки в старуху, - вздохнула она. - Мне передал ее на хранение один человек. Вот бы познакомить вас с ним! - она мечтательно улыбнулась и тут же сникла. - К сожалению, это невозможно. Потому что он далеко. То есть, совсем близко и все равно далеко, - непонятно сказала она.
- Кто он? - насторожились близнецы.
- Тот, кто слышит море чаще других.
В эту минуту братья верили в море больше, чем когда бежали на непонятный ночной гул. Море, которое давно успели полюбить. Еще бы! Море волшебно - потому что каждую минуту меняет цвет. В море купаются - не то что в Фазе, черной от фабричных отбросов. И вот, оказывается, на берегу моря есть страна, где даже синеглазым и звездочётам было бы хорошо, а в волнах плавает удивительный дельфин, чья тень отпечатана в этой книге и на тетушкиной вазе.
- Курс норд-ост! - Тетушка вскочила на скамейку, приставила к глазам воображаемый бинокль.
Близнецы восторженно взвизгнули. Повторяя за ней странные слова, отчаянно закрутили невидимый штурвал. Горящими глазами смотрели они вперед, сквозь виноградные листья, туда, где виднелся берег неведомой страны.
- Впрочем, - тетушка спрыгнула на землю, - прошлой ночью вы убедились, что море может услышать каждый. Если захочет. Стоит только поспать без подключки к сонографу. Самое же трудное - найти море, хотя оно вовсе не иголка в стоге сена… Тот, кто живет на улице Жареных Уток… - Она вдруг замолчала и смущенно тряхнула розовыми бантиками. - Что-то я разболталась.
Близнецы смотрели на нее ожидающе.
- Что ты хотела сказать?
- Нет-нет, ничего.
- Неправда, ты уже начала.
- Да нет же, ничего важного.
- Тетушка Кнэп! - глаза близнецов умоляли. - «Тот, кто живет на улице Жареных Уток…». Дальше!
- Назойливые мальчишки, - рассердилась она и вышла из беседки. Остановил ее громкий шепот Альта.
- Чарли, дай руку, - сказал он. - Дай руку и скажи: «Пусть у меня разорвется сердце, если я не отыщу море!».
Волнение брата передалось Чарли. Он крепко сжал руку Альта и обернулся к тетушке, словно приглашая ее в свидетели. Она смотрела на братьев радостно и чуточку испуганно.
- Пусть у меня разорвется сердце, если я не отыщу море! - торжественно повторил Чарли.
«Тот, кто живет на улице Жареных Уток…». Всю неделю близнецы выпытывали у служанки, что означают эти слова. Но тетушка будто воды в рот набрала.
Каждый вечер они заводили будильник на полночь, ровно в двенадцать вскакивали по звонку, долго прислушивались, но странный гул больше не повторялся.
Тогда решили хоть раз переночевать на улице Жареных Уток. О своей затее не сказали никому, следуя совету Отважного Шкипера: «Храни тайну даже от самого себя». Только Усану шепнули: «Не грусти, мы завтра вернемся». До краев наполнили его плошку молоком, оставили на кухне записку, чтобы тетушка и родители не волновались, и после обеда вышли из дому.
Наведываться на улицу Жареных Уток считалось неприличным. Слишком близко примыкали к ней кварталы звездочётов и синеглазых, то есть тех, кого считали людьми второсортными, как бомжей и нищих. Здесь не было ни одного куба с образцом, и вся улица дышала дерзким вызовом Сондарии с ее печальными пейзажами: реками, превращенными в сточные канавы, искусственной зеленью и тусклым солнцем, робко выглядывающим из-за небоскребов. Тут же естественным было все: и пища, и вода, и даже тополя были самыми настоящими - пух от них нежным снегом кружил в воздухе и мягко ложился на землю. А еще над улицей летали чайки, настоящие белые чайки, единственные в городе птицы. Они появлялись со стороны Пустыни и в той же стороне исчезали.
Неширокая, длиною метров в триста, улица Жареных Уток вряд ли привлекала бы к себе внимание, если бы не была единственным в городе уголком, где можно полакомиться настоящими колбасами, пирогами, орехами. Хотя многое из того, что здесь продавалось, было не по карману жителям именно этой улицы. Не в пакетах и блестящих тюбиках, не спрессованные и пастообразные, - нет, здесь продавались натуральные пахучие, естественной окраски котлеты и запеканки, фаршированная рыба и мясные рулеты. А мороженое! Оно и по вкусу отличалось от твердых брикетов с молочными заменителями. А каким было воздушным, ароматным, пышным!.
Запахи, что за удивительные запахи разносились повсюду! Прямо на тротуарах, в раскаленных жаровнях аппетитно скворчали цыплята, румянился в подсолнечном масле картофель. Здесь не было той удучающе сонной атмосферы, которой отличались другие улицы Сондарии. Загорелые женщины наперебой предлагали румяные хрустящие яблоки, полосатые арбузы, пунцовые помидоры и другие диковинки, рожденные не химическим синтезом фабрик, а землей и солнцем. И от их здоровой энергии все вокруг становилось веселым и радостным.
Пять лет назад на конкурсе Искусств большинство сондарийцев признало первенство за машинами, которые сочиняли музыку, писали картины, слагали поэмы. С тех пор только на улице Жареных Уток можно было встретить бородатого Поэта, кудрявого Художника и длинноногого Скрипача.
Поэт целыми днями бродил среди прохожих и собирал слова, аккуратно складывая их в карман своей поношенной куртки, расположенный слева, как раз напротив сердца.
Ему помогал Художник, острый глаз которого, схватывая многоцветье улицы, переносил его на холст. И у единственного на весь город старого башмачника с черными мозолями на ладонях появлялся двойник, такой же толстогубый, как он. А некрасивая девушка, взглянув на свое изображение, расцветала в счастливой улыбке, ибо кисть мастера, нисколько не приукрашивая, открывала ей нечто такое в себе, о чем она никогда не догадывалась.
Звонкоголосый шум улицы выливался в чудесную мелодию Скрипача, как только он притрагивался смычком к своей маленькой скрипке. Тревожные звуки мечты и надежды слетали с ее хрупкого грифа, одухотворяя сердца и души.