Редкие крупные хлопья снега начали, кружась, падать со свинцового неба, когда Рэчел Кричтон, отпустив такси, взбегала по каменным ступенькам к парадному входу. Она торопливо позвонила, и почти мгновенно дверь была открыта высокой худощавой женщиной, одетой в аккуратное темное платье. Радостная улыбка на миг смягчила напряженное выражение ее лица.
— О, мисс Рэчел, наконец-то вы приехали. Он без конца спрашивает о вас. Доктор Кингстон хочет перевезти его в клинику Мордаунт, а он не желает никуда ехать. Сказал, что прежде должен увидеть вас. Он довел себя до такого состояния, — а ему ведь это нельзя, мисс Рэчел!
— Знаю, — Рэчел успокаивающе пожала руку экономки. Даже прослужив двадцать лет, миссис Терстон все еще не привыкла к тому, что сэр Жиль Кричтон самоуверенно отбрасывает саму мысль о том, что его малейшее желание может быть не исполнено.
— Я выехала, как только мне сообщили. Как… как он? — Она сделала рукой беспомощный жест. — Этого я меньше всего ожидала. Казалось, что он совершенно оправился от последнего приступа…
Она помолчала и заметила, как миссис Терстон чуть покачала головой.
— На этот раз дело плохо, мисс Рэчел, еще хуже. Потому-то доктор Кингстон и хочет перевезти его в клинику. Он заявил ему, что не может быть уверен в том, что сэр Жиль будет соблюдать режим. — Она судорожно сглотнула. — Я была с ним, когда это случилось, и подумала, что мы его потеряем, это уж точно.
— Ой, Терсти! — Рэчел взглянула на нее с отчаянием. — Должно быть, для тебя это было ужасно. Мне следовало быть здесь — пьеса не идет уже больше недели.
— Это мало что изменило бы. — Миссис Терстон, казалось, сделала усилие, чтобы успокоиться, и стала помогать Рэчел снять пальто. — Сэр Жиль практически не был дома последние две недели. Он мотался между поместьем и Лондоном почти каждый день. На прошлой неделе он даже один раз переночевал там. А когда я попробовала напомнить ему о словах доктора, он мне чуть голову не оторвал. Естественно, я больше не стала вмешиваться, а теперь вот думаю: может, если бы я не сдалась так быстро, этого и удалось бы избежать.
— Не думаю, дорогая Терсти. Тебе не следует винить себя. — Рэчел тихонько вздохнула. — Мы обе знаем, каков бывает дедушка, когда ему что-нибудь втемяшится в голову. Но что он мог делать в Лондоне? Он ни на что не намекал?
— Ни на что, мисс Рэчел. — Пожилая женщина поколебалась и добавила: — Но он казался… другим. Более похожим на того, каким он был раньше. Я подумала: может, это имеет какое-то отношение к мистеру Марку?
— Я так не думаю, Терсти, — мягко сказала Рэчел. — Но мы все-таки можем надеяться. А теперь мне лучше подняться наверх.
Она взбежала по широкой лестнице, ведущей на второй этаж, к спальням, и повернула с лестничной площадки к большим двойным Дверям комнаты, расположенной в дальнем конце коридора. Пока она шла по коридору, эти двери распахнулись, и навстречу ей вышел стройный седовласый мужчина. Он казался усталым и обеспокоенным, но глаза его вспыхнули от удовольствия при виде Речел, и он, точно заговорщик, поднес палец к губам, оглядываясь на комнату, из которой только что вышел.
— Дядя Эндрю, — прошептала она, — как он?
— Не хуже, но и не лучше, — ответил он тихо. — Твой приезд может ему помочь. Он принял успокоительное. Надеюсь на тебя, Рэчел: ты не позволишь ему ни в коем случае возбуждаться. Теперь, когда ты здесь, я организую транспорт.
Он потрепал ее по щеке и направился к лестнице.
В спальне было очень тепло. В старомодном камине горел огонь, и его свет да еще огонек затененного ночника слабо освещали комнату.
Ее дед лежал на высоких подушках с закрытыми глазами. Он был очень бледен, и синеватый оттенок кожи вокруг рта напугал ее. Но она постаралась ничем не выдать свой испуг, когда шла по ковру к его кровати. Ее стройные ноги в туфлях на низком каблуке двигались совершенно бесшумно. Рядом с кроватью стояло кресло, и Рэчел опустилась в него, ожидая, когда дед сам откроет глаза и заметит ее.
Наконец глаза его открылись. Они оставались все еще ярко голубыми, хотя прежний их блеск был отчасти приглушен. Мгновение сэр Жиль смотрел на нее, не узнавая, потом взгляд его стал осмысленнее, сфокусировался, и он выговорил:
— Итак, ты наконец здесь.
Рэчел заставила себя не обратить внимание на эти его первые слова, забыть, что, раз уж он постоянно ездил в Лондон, как сказала миссис Терстон, то у него была возможность связаться с нею, если ему того хотелось. Однако он не воспользовался этой возможностью. Она заставляла себя забыть также и о том, что этот оттенок упрека всегда присутствовал в любом его обращении к ней. Всегда с самого рождения, когда вместо долгожданного наследника, родилась девочка. Его отношение к ней не изменилось даже после рождения Марка, то есть через два с половиной года.
Она склонилась над кроватью и коснулась губами его щеки.
— Я здесь, дедушка. Могу я дать тебе попить или сделать что-нибудь еще?
— Нет, дитя. — Усилие, с которым он говорил, казалось, очень утомляет его. Он начал задыхаться. — Просто… послушай… — Он снова прикрыл глаза и лежал, не шевелясь, как бы собираясь с силами и мобилизуя внутренние резервы. Она стала уже беспокоиться, когда он наконец произнес: — Ты получала что-нибудь от Марка?
— Нет, дорогой, — нежно ответила она. — Ни словечка.
Он слегка кивнул.
— Это неважно. Я… знаю, где он.
— Знаешь? — Рэчел почувствовала в глубине души гнев. — И ни разу не сказал мне? Ни разу!..
— Я сейчас и говорю, дитя, — прервал он сердито внучку, и она сдержалась, вспомнив слова доктора о том, что ему никак нельзя возбуждаться. — Я узнал совершенно случайно. Я должен был встретиться в городе со старым Грейнджером. После этого мы обедали в клубе, и к нам подошел Ларри Форсит. Помнишь его?
— Кажется, — почти механически ответила Рэчел: ее ум был еще занят новостью, которую она только что узнала. — Кажется, он был на дипломатической службе?
Ее дед хмыкнул:
— Все еще там. Он пару лет прожил в Колумбии. Именно там он и встретил Марка менее трех недель назад.
— В Колумбии? — Рэчел покачала головой. — Уж очень это невероятно. Он уверен, что то был Марк?
— Разумеется, уверен! — Голос сэра Жиля стал раздраженным. — Он сразу же узнал его, да и Марк узнал м-ра Форсита. Он обедал с семьей Аврилесов. Сеньор Аврилес — один из самых известных юристов в Боготе, по словам Ларри.
— С Марком в университете учился некий Аврилес, но я не знала, что он колумбиец. И не считала, что Марк был в особенно близких отношениях с ним.
“Однако, — подумала она, — с чего бы мне об этом знать?” Марк никогда не рассказывал ей о своих друзьях, и Рэчел научилась сдерживать любопытство, зная, что любому поползновению на покровительство с ее стороны будет дан резкий отпор.
Она слегка нахмурилась:
— А м-р Форсит не знает, что там делал Марк?
— Ну, разумеется, нет. Он решил, что я обо всем этом осведомлен, и мне пришлось оставить его в этом заблуждении. Или ты считаешь, что я должен был сообщить ему о наших семейных делах?
Сэр Жиль бросил на нее сердитый взгляд из-под пушистых белых бровей, и Рэчел поспешила сказать:
— Нет-нет. Это было глупо с моей стороны. Марк передал что-нибудь через него?
— Очевидно, ему нечего было сказать, — коротко ответил ей дед. — Потому я и спросил тебя: не получала ли ты вестей от него. Мне пришло в голову, что теперь, зная, что нам известно его местонахождение, он может связаться с нами.
Некоторое время он молчал, задыхаясь. Рэчел тоже молчала, вспоминая прошлое. В их семье и раньше бывали ссоры, иногда довольно крупные, как, например, в тот раз, когда она объявила о своем намерении пойти в драматическое училище. Но все-таки тогда она чувствовала, что этот скандал не слишком-то серьезен. Дедушка был раздражен тем, что она решила стать актрисой, и достаточно свирепо выразил свое мнение об этой идее. Но она всегда подозревала, что он отчасти делает вид, что так сильно сердится. На самом деле его мало волновало, чем будет заниматься Рэчел и где она будет работать. Он был совершенно уверен, что любая ее работа просто заполнит время до ее замужества.
С Марком все было по-другому. Дед всегда планировал — и никогда не делал из этого секрета — жизнь Марка по-своему. Ни в одном из этих планов не были учтены откровенная страсть Марка к геологии и его желание учиться в университете. Много сердитых слов было сказано обеими сторонами. Но в конце концов Марк своего добился. “Как это и случалось обычно”, — мрачно подумала Рэчел. Возможно, дедушка решил, что это просто мальчишеский каприз, от которого Марк со временем сам откажется, если ему не будут сопротивляться. Только получилось все вовсе не так. Когда он окончил университет, то начал искать работу геолога и не собирался уступать не очень-то деликатному нажиму, направленному на то, чтобы заставить его стать членом семейной фирмы.
Вот когда разразился настоящий скандал. Рэчел в то время приехала в Эббот Филл на выходные и стала беспомощным свидетелем: ее дед и брат готовы были разорвать друг друга на части. Ни один из них не желал понять точку зрения другого или даже допустить, что таковая может существовать… Все выходные были наполнены скрытой враждебностью и напряжением. “Дед и внук походили на дуэлянтов, выбирающих оружие и занимающих позицию”, — думала Речел. Но первыми выстрелами они обменялись в воскресенье, во время обеда, как раз, когда она начинала уже надеяться, что открытого противостояния удастся избежать. Они быстро перешли от намеков к прямым нападкам. Оба все больше сердились и все более категорично отказывались выслушивать мнение противной стороны. Рэчел, сидевшая между ними, ничего не могла поделать. Она с трудом преодолевала желание закрыть руками уши, чтобы не слышать, какие жестокие и несправедливые слова они бросают друг другу.