Он сунул мне в руки сложенный в несколько слоёв кусок брезента, запустил «сверлялку» и ушёл.
— Не оставляйте меня, — взмолился я. — Куда же вы?
Но станок уже набрал обороты, и Тихон ничего не услышал. Ушёл. Тонкая серебристая змейка поползла по сверлу, отломилась, упала на пол, но уже следующая тянулась к патрону. Автомат деловито шевелил суппортом, каретка с патроном дырявила металл, а я стоял и смотрел, как заготовка превращается в сито. Я нагнулся, поднял щепотку стружки и растёр её. Похоже на алюминий. Хотелось кричать и топать ногами. Какой-то псих дал мне совершенно идиотское задание. Чем эта стружка может мне помочь? Зачем она мне? Почему я? Эй, кто-нибудь, вытащите меня из ада!
Я осмотрелся. Тусклое освещение делало плачевное состояние отсека зловещим. Воображение рисовало силы, которые безжалостно обошлись с кораблём, и становилось настолько невмоготу, что хотелось посоветоваться «Как быть?» со сверлильным автоматом. Уж он-то знает, что делать. Вон как работает. Изо всех сил. Без остановок. Да. Я завидовал сверлильному станку.
Мысли стали вязкими и приходили в такт ударам сердца. Посмотрел на руки: грубый брезент в левой, правая измазана серебристой пылью. Припомнилась строка из Библии: «Если не знаешь, что делать, выполняй последний из полученных приказов». Я засомневался: разве в Библии есть приказы? Память молчала. О Библии, кроме самого слова, я по-прежнему ничего не помнил.
«Капитан обмолвился об Уставе, — подумал я. — Может, эти слова из Устава»?
Опустившись на колени, начал собирать стружку. Но ведь чтобы стружка попала на брезент, стоять рядом со станком необязательно? Я расстелил материю под установкой так, чтобы опилки сами на неё падали. Присмотревшись, понял, что станок сверлит не как попало, а фрезерует в боковой грани бруска половину стакана. «Похоже, Тихоня думает на два шага вперёд. Очень жаль, что я ничего не помню из прошлой жизни. Наверное, такая память могла бы помочь понять его планы. А пока что — неисповедимы шаги его… интересно, эта фраза тоже из Устава?»
Тихон с удовлетворением кивнул:
— А сейчас мы увлажним запалы и пройдём через решётку.
— Увлажним? — переспросил Серж. — Мне казалось, влагой тушат, а не поджигают!
— Тушат, — согласился Тихон. — Но бывает и по-другому. Жизнь она такая… сложная.
Его правота была очевидной. Проделанная работа казалась немалой, цель близкой, а способ, которым Тихон решил справиться с препятствием, непростым.
Стеллаж профнастила теперь поражал чистотой. Ржавчину ножами соскабливали в чашки, старательно измельчали и жарили. Потом мешали с тёртым алюминием в подсказанных капитаном пропорциях и прессовали кружкой в форме, изготовленной на сверлильном станке.
Термитными шашками обложили два соседних прута решётки, растущих прямо из палубы, и посыпали сверху смесью йода и алюминия. Тихон уверял, что остаётся добавить несколько капель воды, чтобы безобидная труха вспыхнула и пережгла арматуру.
Зарядов хватило бы на всю решётку, но Тихон настоял на экономии:
— Не баре, отогнём прутья и проползём под ними. А термит ещё пригодится. Мы же не знаем, что там дальше, за люком?
Настя забеспокоилась:
— А что выделяется при горении? Мы не отравимся?
— А ведь верно! — воскликнул Серж. — Я точно помню, что костёр всегда с дымом.
Тихон в очередной раз горестно покачал головой.
— Термит не дымит. А вот запал — обязательно. Это будут пары йода, едкие и ядовитые. Вентиляция понесёт дым вдоль решётки, так что опасности никакой. Мы просто отойдём подальше. И ради Бога, берегите зрение! Не смотрите на пламя!
Мы снова понадеялись, что он знает, о чём говорит, и промолчали.
Со словами «к делу!» Тихон окунул пальцы в чашку с водой и прокапал каждый из зарядов. Мне очень хотелось заметить начало реакции, но «пожарник» был неумолим:
— Немедленно уходим!
Он буквально протащил нас шагов двадцать — двадцать пять. Разумеется, мы не шибко упирались, но ведь нас было четверо!
Когда я повернулся к решётке, из-под неё уже валил густой фиолетовый дым. На полу у оснований приговорённых прутьев искрило что-то ослепительно белое. «И ничего страшного», — подумал я. Но тут полыхнуло так, что глаза закрылись сами собой. Рядом охнула Настя, и замысловато выругался Серж.
Когда тёмные пятна в глазах рассеялись, я увидел грустное лицо Тихона:
— Неужели так интересно? — спросил он. — Почему не поверить и не отвернуться?
— Получилось? — крепко зажмурившись, спросил Серж. — Прутья испарились?
— Пойди сам посмотри, — съехидничал Тихон, но тут же смягчился: — Я припас воду и ветошь. Положите на веки мокрый платок и поморгайте. Сейчас пройдёт.
Но прошло минут десять, прежде чем мы пришли в себя и вернулись к решётке. У Тихона получилось: два прута сосульками смотрели в пол, а под ними лежали лепёшки расплавленного металла.
— Ну, теперь моя очередь! — сказал Сашка и протянул руки к уцелевшей арматуре.
Он хотел разогнуть прутья, но Тихон его ударил. Ударил и оттолкнул.
— Ты представляешь, какая сейчас температура у стального прута? — спросил он.
Сашка, недовольно ворча, встряхнулся и приблизился. Выражение его глаз мне не понравилось, а когда он подхватил огрызок трубы, неудачно оказавшийся под ногами, я просто испугался.
Но Тихон только вздохнул и плеснул на прутья из кружки. Казалось, вода с коротким шипением испарилась, даже не долетев до решётки.
— Принесите ещё воды, — распорядился он. — Несите все кружки!
Мы носили воду и поливали прутья. Когда они перестали шипеть и только парили, Тихон сказал: «Хорошо» — и указал Сашке на брошенный огрызок трубы:
— Попробуй им разогнуть огарок, — сказал он и направил палец на ячейку нижнего ряда между целым прутом и «сосулькой». — Здесь.
Сашка покорно просунул трубу в ячейку, упёр её в целый прут и надавил на рычаг. «Сосулька» немного приподнялась, а труба согнулась.
— Прекрасно! — оценил Тихон.
Он отобрал у Сашки трубу, насадил её на приподнятый конец «сосульки» и скомандовал:
— Ну-ка, вместе!
Мы ухватились за трубу и легко отогнули «сосульку» кверху.