Посвящается моей жене Наталье,
Отражению моего сердца…
Тень птицы, бесшумно скользящая по земле. Прячущийся в зеркале двойник. Трепещущий на поверхности реки образ города и другой, почти невидимый, сотканный из капель неба… Каждую секунду, каждое мгновение мир смотрит на себя и порождает Отражения. Бесчисленное множество Отражений, перемешанных так густо, что Явь становится неотличимой от Таинства. Отражения железа и камня, желаний и надежд, веры и мечтаний, забытого прошлого и усталого будущего, тайных помыслов и жутких страхов… Отражения любви и ненависти. Они раздвигают горизонты реальности и вплетаются в ткань мира, делаясь его частью и порождая новые Отражения.
Ибо всё, что мыслимо, — осуществимо. Ибо всё, что мыслимо, — настоящее.
Летний дождь не приносит холода — он освежает. Его прохладные капли падают на раскалённые камни, на асфальт, только что потевший липкой смолой, на горячие крыши и людей, радующихся брызгам неба. Капли рассказывают, что скоро, через месяц, или два, или три — не важно… Время не важно, ведь оно проходит, и скоро наступит осень. Капли потяжелеют и помрачнеют, наполнившись грустью жёлтых листьев и холодным смехом длинной ночи…
Но сейчас они веселы и в радость даже вечером, делая сумрачную прохладу ещё более свежей, а город — чистым.
И именно в дождь свернул на Охотный Ряд необычный автомобиль: чёрный, как засвеченная плёнка, и такой же блестящий, а главное — такой же старый «Horch 951 Pullman», железный аристократ, рождённый в давние времена фотографических отражений. «Horch» ехал быстро, но аккуратно, привлекая не внимание дорожной полиции, а только взгляды — и полицейских, и автомобилистов, и даже прохожих, оборачивающихся на воплощённое в металле изящество. Зрители понимали, что в таком лимузине перемещаются очень важные персоны, удивлялись отсутствию сопровождения из тяжёлых, прямоугольных внедорожников, и не догадывались, что единственным пассажиром блестящего «Horch» был его шофёр.
Посланный в город с поручением.
С Новой площади он повернул на Маросейку, с неё — на Большой Спасоглинищевский и стал неспешно спускаться к Солянке. Но, почти добравшись до неё, притормозил, взял налево, в тёмный двор старого двухэтажного дома, и остановился у ведущей в подвал двери. У двери не толкались, хотя заведение «Подпольный Шомпол» пользовалось в Отражении популярностью, и столики приходилось заказывать, а лишних гостей держать в уличной очереди.
Но не сегодня.
Сегодня водитель поставил «Horch» напротив двери, но охранники смолчали. Не струсили — они мало чего боялись, — а промолчали, признавая право гостя вести себя подобным образом. Охрана у неприметной двери неприметного подвального заведения тоже отличалась неприметностью: два заурядного сложения брюнета в чёрных футболках, кроссовках и брюках свободного кроя. Скромные крепыши с узкими чёрными глазами, которых не сразу заметишь, а если заметишь, то внимания не обратишь. Но то — несведущие. Водитель же отлично знал, что заведение стерегут яомо, а судя по тому, как они поворачивали головы — леопарды в своём втором облике.
Очень опасные противники, хоть и неприметные.
Но даже они не рискнут оскорблять владельца лимузина нападением на его шофёра. Знают, к чему приведёт подобная наглость.
Охранники смолчали.
Водитель же заглушил двигатель, распахнул дверцу и вышел. Он был одет в классическую тёмно-оливковую форму шофёра: фуражка, френч, галифе, чёрные сапоги и чёрные кожаные перчатки. Костюм был пошит идеально, сидел как влитой, полностью соответствовал блеску длинного «Horch», и вместе они наполняли московский двор ароматом почти забытого стиля тех времён, когда автомобили ещё соревновались в изяществе с каретами. А сам водитель оказался человеком выше среднего роста, плотным, чуть округлым в плечах, но даже с виду — необычайно крепким. У него было простоватое лицо, украшенное аккуратными усами, чёрные глаза и большая ямочка на мягком, невыразительном подбородке.
Что же касается манеры поведения, то она отличалась такой уверенностью, словно длинный «Horch» принадлежал ему: хозяева шофёра были настолько могущественны, а служил он так долго, что не мог не впитать часть их силы.
— Нас предупредили, — резким, чуть каркающим голосом произнёс один из яомо.
У этой породы оборотней говорить получалось плохо.
— Он здесь? — осведомился водитель.
— Проводить?
— Не надо.
Сразу за дверью начиналась длинная прямая лестница с одной маленькой площадкой, спустившись по которой шофёр оказался в первом зале «Подпольного Шомпола». Это заведение занимало весь подвал дома, весь старый подвал старого дома, и хозяева специально оставили напоказ древнюю кирпичную кладку, подчёркивая солидный возраст помещений. Залы получились не очень большими, но этот факт придавал «Подпольному Шомполу» очарования.
В первом из них гостей встречал небольшой бар и несколько столиков, за угловым дремал подвыпивший мо-ван, видимо, сегодня была не его смена, а за другим две престарелые ведьмы лапали только что сотворённого инкуба. В следующем зале была организована открытая кухня, где повара-китайцы предлагали желающим поучаствовать в приготовлении блюд. В третьем и четвертом вновь оказались столики, в пятом курили, причём не только кальян и сигары, а дальше начинались кабинеты, в одном из которых шофёра поджидал высокий мужчина, худой и ушастый, одетый в расстегнутый пыльник старого покроя, который почему-то не снял в помещении, недорогой костюм и видавшие виды ботинки. Рядом с ним, на диванчике, стоял видавший виды портфель и лежала неопределённого цвета шляпа, превосходно сочетающаяся с пыльником.
— Принёс? — коротко спросил шофёр, не став тратить время на приветствия.
Давая понять, что он не считает ушастого ровней.
— Принёс, — кашлянув, ответил тот.
В поведении длинного владельца пыльника чувствовалась некоторая робость.
— Покажи.
— Да, конечно, да…
Ушастый засуетился, схватил портфель, принялся неловко открывать замки, щелкая ими, но не справляясь, сообразил, что ведет себя недостойно, смутился, покраснел, замер на секунду, передохнул и после этого спокойно открыл портфель.
Шофёр взирал на кутерьму с усмешкой.
— Вот, — ушастый протянул завернутую в бархат книгу.
Водитель аккуратно развернул её, оглядел переплет, выполненный из похожей на человеческую кожу, с особенным тщанием изучил замысловатую печать, раскрыл, просмотрел титул, пролистал плотные страницы, задержавшись примерно посередине, — листал так небрежно, что вызвал у длинного едва слышный стон, затем закрыл, завернул в бархат и вынес вердикт:
— Да, это Книга Древних…
И пошатнулся.
Выпрямился. Пошатнулся вновь, но устоял, ухватился рукой за стол, выронил драгоценную книгу, изумленно посмотрел на ушастого, а в следующий миг догадался:
— Это ты! — Ведь тонкую бархатную ткань так легко наполнить легчайшим дурманом, проникающим сквозь поры кожи. — Ты…
Дальнейшие слова обратились в хрип.
А когда дурман повалил шофёра на пол, ушастый выбрался из угла, в который забился от страха, подошёл, потрогал носком ботинка руку водителя, не дождавшись реакции, осмелел — наступил на пальцы, проверяя, не притворяется ли поверженный гость, и, убедившись, что тончайший, похожий на пыльцу, порошок сделал своё дело, с облегчением выдохнул и присел рядом с шофёром на корточки. Достал из портфеля короткую металлическую тубу, медленно отвинтил плоскую крышку и осторожно извлек металлический штырь толщиной с палец и длиной примерно пятнадцать сантиметров. Штырь покрывала бахрома тончайших чёрных волосков различной длины, извивающихся, словно змейки. С одной стороны штырь заканчивался пластиковой коробочкой беспроводной гарнитуры, с другой виднелся хищный стреловидный наконечник.
Длинный несколько секунд подержал штырь в руках, внимательно глядя на извивающиеся волоски, затем вздохнул, повернул голову шофёра, поднёс штырь к его левому уху, ещё раз вздохнул, беззвучно извиняясь перед жертвой, и надавил, загоняя штырь в голову жертвы. Дело шло медленно, но не вызывало ни крови, ни конвульсий — штырь не убивал, а просто проникал в новое место. Через три минуты он полностью скрылся в шофёре — снаружи осталась лишь коробочка беспроводной гарнитуры, ушастый поднялся, закрутил и спрятал в портфель тубу, добавил к ней поднятую с пола книгу, надел шляпу и вышел вон.
А ещё через пятнадцать минут водитель открыл глаза, какое-то время не двигался, глядя в сводчатый потолок, затем встал, поднял фуражку, отряхнул и вернул на голову, одернул френч, поправил гарнитуру в левом ухе, достал из кармана телефон, набрал номер, вновь прикоснулся к гарнитуре, удивившись, что она заработала, убрал телефон и, услышав ответ, доложил:
— Как я и предполагал — пустышка, моя госпожа. Книга Древних оказалась подделкой. Необычайно хорошей подделкой, которая сумела обмануть даже Виссариона, но все равно подделкой. Печать, очевидно, фальшивая. — Он выдержал паузу, слушая ответ, кивнул: — Да, моя госпожа, я немедленно возвращаюсь в особняк.
Шагнул к двери, но задержался. Оглядел кабинет, как человек, мучимый мыслью, что позабыл нечто важное, едва заметно пожал плечами и ушёл.
Господин Му, владелец «Подпольного Шомпола», крайне щепетильно относился к просьбам гостей организовать приватную встречу, и посему ни одна тварь Отражения не узнала, что именно произошло в тот день в одном из кабинетов известного московского заведения.