— По мотивам одной из его книг сейчас на кино-ранчо Серкл-И к югу от города снимают фильм.
— Когда он будет дома?
Алида взглянула на часы.
— В любой момент. Так в чем дело?
Гидеон попытался немного разрядить обстановку и улыбнулся. Чувство вины начало довлеть над ним. Работа следователя точно не была его призванием.
— Мы пытаемся узнать больше о Риде Чолкере, человеке, замешанном в террористической деятельности.
— О, так вот, в чем дело. Ничего себе! А какое отношение это имеет к нам?
Он почувствовал, как ее гнев начинает превращаться в любопытство. Она скрестила руки на груди, открыла ящик стола и взяла пачку сигарет. Девушка закурила, и, прикрыв глаза от удовольствия, выдохнула дым.
Гидеон подумал о том, чтобы тоже закурить, но потом решил, что это будет неправильным шагом. Она действительно была прекрасна, и у него уже возникли проблемы с поддержанием спокойствия. Он заставил себя снова вернуться к делу.
— Мы думаем, что ваш отец знал Рида Чолкера.
— Я сомневаюсь в этом. Я слежу за расписанием своего отца, и никогда прежде не слышала этого имени, пока не прочитала его в газетах.
— У Чолкера была полная коллекция книг вашего отца. И все они были им подписаны.
— И что?
— Дело в том, как именно они были подписаны. Например, «Риду, с теплыми пожеланиями. Саймон». Формулировка показывает, что они могли близко знать друг друга.
После этих слов Алида откинулась на спинку дивана и резко рассмеялась, выдыхая дым.
— О, Господи, вы, парни идете по ложному следу! Он большинство книг подписывает подобным образом. Десятки тысяч.
— И подписывается только именем?
— Это экономит время. По этой же причине в таких надписях он пишет только имя человека, для которого подписывает книгу, опуская его фамилию. Только представьте, что перед вами очередь в пятьсот человек, каждый из которых держит в руках по несколько книг, вам будет просто некогда подписываться своим полным именем. Этот парень Чолкер, он работал в Лос-Аламосе, не так ли? Так было написано в газетах.
— Да, верно.
— Наверняка, заполучить автограф моего отца было для него огромной радостью.
Гидеон почувствовал нарастающее ощущение неудачи. Фордис был прав: это тупик, и он выставил себя полным дураком.
— Вы можете это доказать? — спросил он, настолько уверенно, насколько мог.
— Идите и спросите в книжном магазине. Он устраивает там местную встречу для раздачи автографов ежегодно, они подтвердят это. Он подписывает все свои книги «Саймон» или «Саймон Б.» и пишет либо «С любовью», либо «С наилучшими пожеланиями». Каждому Тому, Дику и Гарри, стоящему в очереди. Это не имеет ничего общего с дружбой.
— Понимаю.
— Неужели вы действительно проводите расследование подобным бестолковым образом? — спросила она. Из ее голоса исчезла вся враждебность, оставив вместо себя веселье и презрение. — И так вы противостоите террористам с ядерным оружием? Это чертовски меня пугает.
— Мы должны проверить все версии, — сказал Гидеон и достал фото Чолкера. — Не могли бы вы просто взглянуть на него, вдруг вы узнаете этого человека.
Прищурившись, она посмотрела на фото, затем присмотрелась более внимательно. Внезапно выражение ее лица изменилось.
— Кто бы мог подумать, но я его узнала. В том городе он приходил на все встречи моего отца с читателями. Он относился к тому виду фанатов, который ко всем цепляется и который пытается вовлечь в разговор сотню человек, стоящих в очереди позади него. Мой отец осадил его, потому что фактически это его работа, и, к слову сказать, он никогда не был груб ни с одним читателем, — она протянула ему фотографию обратно. — Но я могу с полной уверенностью утверждать, что мой отец не был другом этого человека.
— Можете мне что-нибудь еще о нем рассказать?
Она покачала головой.
— Нет.
— О чем они говорили?
— Я действительно не помню. Наверно, об обычной ерунде. Почему бы вам не спросить об этом моего отца?
Как будто по сигналу хлопнула дверь, и в комнату вошел мужчина. Для популярного автора Саймон Блейн оказался обезоруживающе маленьким. Да и весь его облик в целом никак не вязался с известностью: на голове писателя громоздилась большая копна седых кудрей, улыбающееся лицо делало его похожим на пикси, и к тому же было гладким и без ярко выраженного подбородка, как у мальчишки, его нос напоминал пуговку. Завершали странный вид румяные щеки и дружелюбный, бегающий взгляд. Когда он увидел свою дочь, на его лице вспыхнула искренняя улыбка. Он подошел и обнял ее, как только она поднялась. Она оказалась на несколько дюймов выше его, а затем писатель повернулся к Гидеону, когда в свою очередь он тоже встал и протянул ему руку.
— Саймон Блейн, — представился хозяин дома, словно Гидеон и так не догадался, кем он является. На нем был надет плохо сидящий костюм, размер которого был слишком велик для его худого тела, и полы пиджака буквально хлопали, когда автор с энтузиазмом тряс руку Гидеона. — Кто твой новый друг, ЭмДи?
Его странноватый голос был неотразимым в своей глубине. При этом за счет следов ливерпульского акцента Саймон Блейн говорил, как известный баритон Ринго Старр, и звучало это немного… глуповато.
— Меня зовут Гидеон, — представившись, он перевел взгляд с отца на дочь и обратно. — ЭмДи? Она доктор медицины?
— Нет, нет, это мое прозвище для нее — Чудо-Дочь.
И Блейн с нескрываемой любовью взглянул на Алиду.
— Кстати, этот человек мне не друг, — поспешно отозвалась девушка, затушив сигарету. — Он консультант ФБР и расследует то нью-йоркское дело, связанное с ядерным терроризмом.
Глаза Блейна расширились от удивления. Они были глубокого коричнево-каштанового цвета, испещренные вкраплениями золота — весьма необычный оттенок.
— Вот это да. Как интересно! — он взял удостоверение Гидеона, изучил его и вернул. — Чем я могу помочь?
— У меня к вам есть несколько вопросов, если вы не возражаете.
— Конечно же, нет. Пожалуйста, присаживайтесь.