— Спасибо. И теперь я хотел бы знать, почему эта страница так важна.
— И вы узнаете, — Глинн обернулась. — Доктор Станиславский?
— Готово, доктор Глинн, — отозвался монструозный лаборант, беря лоток со страницей и поднося его к ряду других лотков поменьше, заполненных жидкостями, сродни ваннам для проявления фотографий, каждая из которых была оснащена своим собственный термометром. Он поднял страницу манускрипта и, положив ее в первую ванну, погрузил в жидкость.
— Что вы с ней делаете? — встревожился Гидеон.
— Увидите, — ответил Глинн.
Некоторое время спустя доктор Станиславский извлек страницу из раствора и поместил ее во вторую ванну, снова выжидая срок.
Ванна стала мутной.
— Эй, что происходит? — возмутился Гидеон, уставившись на мутную воду. Ему показалось, что чернила на странице стали расплываться.
Лаборант поднял лист. Цвета изящной иллюстрации Хи-Ро теперь как будто потеряли четкость, так же как и плотный белый «подмалевок».
— Какого черта? — крикнул Гидеон, шагнув вперед.
Гарза удержал его, схватив за руку.
Страница погрузилась в третий лоток — в ванну с ламинарным потоком. Гидеону оставалось только наблюдать сквозь мерцающую поверхность движущейся жидкости, как изображение Хи-Ро стирается, растворяется… и, наконец, полностью исчезает. Ловким движением руки лаборант с помощью пинцета с резиновыми кончиками извлек страницу из ванны и поднял ее, позволяя жидкости свободно стекать с нее.
Страница была совершенно чистой.
— Вы сукин сын! — вскричал Гидеон, в то время как Гарза усилил хватку. — Я не могу поверить, что вы так запросто уничтожили — вы, черт возьми, уничтожили — это бесценное произведение искусства!
Он сбросил руку Гарзы и сделал еще один шаг к Глинну, но тот, оставаясь невозмутимым, приподнял руку.
— Подождите. Пожалуйста, не торопитесь с выводами. Взгляните сначала на окончательный результат.
Тяжело дыша, Гидеон силился обуздать свой гнев. Случившееся никак не укладывалось в его голове. Он невольно стал соучастником ужасного акта разрушения. Это было невероятно, подло. Он пойдет к властям, расскажет им все о Глинне и о краже. Разве ему есть, что терять? Так или иначе, уже через десять месяцев он будет мертв.
Тем временем лаборант, все еще державший в руках пинцет, уложил чистый лист древнего манускрипта между промокашек, чтобы те впитали лишнюю влагу, а затем перенес его на стеклянный предметный столик, являвшийся частью большого аппарата.
— Это, — спокойно пояснил Глинн, кивнув в сторону машины, — РФА. Рентгенофлуоресцентный анализатор.
Пока специалист занимался настройкой машины, Глинн продолжал:
— Вы знакомы с термином «палимпсест»?
— Нет, — буркнул Гидеон.
— В средние века веллум для манускриптов был очень дорогостоящим материалом. Для него использовались только самые лучшие шкуры — овец, телят или коз. Лучшие из них получались из зародышей животных. У опытных мастеров эти шкуры проходили многочисленные этапы подготовки — разделка, пропитка, известкование, просушка и растяжка. Поскольку это было очень дорого, монахи часто повторно использовали веллум старых книг. Они удаляли старый текст, вымачивали и отмывали веллум и снова использовали его.
— Ближе к делу.
— Палимпсест — это призрачная тень того более раннего, оригинального текста. Некоторые из самых важных и известных греческих и латинских текстов сегодня известны только как палимпсесты, которые впоследствии были удалены и использованы для других целей: текста или изображений. Вот, что мы ищем здесь.
— Вы хотите сказать, что под картиной Хи-Ро есть более старый текст?
— Там что-то есть, но это не текст.
— Ради всего святого, неужели вам нужно было уничтожить ее, чтобы увидеть?
— К сожалению, да. На странице Хи-Ро был очень плотный «подмалевок» из слоя средневековой белой краски, изготовленной с использованием свинца. Нам пришлось снять его, чтобы увидеть, что находится под ним.
— Что может быть важнее того, что было? — сердито спросил Гидеон. — Вы же сами сказали, что Келлская книга — это самая лучшая иллюстрированная рукопись в мире!
— У нас есть основания полагать, что то, что под ней скрыто, важнее.
Глинн обратился к лаборанту.
— Готово?
Станиславский кивнул.
— Запускайте.
Лаборант поднял предметное стекло анализатора, подкрутил несколько тумблеров и ввел команду на цифровой панели. На встроенном экране аппарата возник слабый, размытый рисунок. Медленно и мастерски осторожно Станиславский стал касаться различных циферблатов и рычагов управления, производя тонкую настройку изображения. Сначала все был виден лишь случайный набор точек, линий и завитков, но постепенно изображение начало обретать четкость.
— Что, черт возьми, это такое? — спросил Гидеон, пристально всматриваясь.
— Карта.
— Карта? Карта сокровищ?
— Карта, ведущая к чему-то гораздо лучшему, чем сокровища. Чему-то абсолютно неизведанному и удивительному. К тому, что изменит мир, — серый горящий глаз Глинна уставился на Гидеона. — И ваше следующее задание — заполучить это.
Гидеон и Гарза следовали за инвалидной коляской Эли Глинна, пока та катилась по длинным тихим верхним коридорам ЭИР, направляясь в зону, где Гидеон никогда раньше не бывал. Они прошли через дверь, ведущую в две небольшие комнаты, погруженные в полумрак. Гидеон, все еще не до конца совладавший с удивлением и остаточным гневом, огляделся. Первая комната оказалась библиотекой — своего рода жемчужиной: ее шкафы из красного дерева, были заставлены шикарными томами в кожаных переплетах, подмигивающих золотом. Персидский ковер покрывал пол, у дальней стены притаился небольшой мраморный камин, в котором горел огонь. В помещении стоял богатый запах кожи, пергамента и холста, а в его центре гостеприимно разместились столик и стулья. Комната рядом с ней являлась полной ее противоположностью: стерильная лаборатория с белыми стенами, все поверхности которой были сделаны из нержавеющей стали и пластика и были залиты ярким флуоресцентным освещением.
Глинн жестом указал на стул.
— Пожалуйста, присаживайтесь.
Гидеон молча принял приглашение, а Гарза уселся напротив него. Через пару секунд лаборант-техник пришел с увеличенным цифровым изображением странной карты, ранее скрытой под картиной Хи-Ро. Дождавшись кивка Глинна, он положил карту на стол и отошел.