Привязав буйволов в тени под навесом, собиратели подаяний пошли к Лувсану. Он усадил их на почетное место и крикнул жене:
— Эй, есть у тебя там чем освежиться? Неси все сюда. Не видишь, как изнурены эти люди, усердствующие ради нас, грешников? Подавай все самое лучшее!
— Несу, несу, — отозвалась жена. — Что пить будете для начала: горячий чай или холодный хярам?
— Подавай чай со сливками и пенками.
После того как гости пригубили чаю, жена поставила перед ними кувшин с подогретой молочной водкой и три серебряные пиалы редкой чеканки, принесла кое-что закусить. Лувсан никогда не упускал случая опрокинуть пиалушку-другую. Язык его тотчас развязался. Заметив, с каким интересом Балдан разглядывал серебряный узор на пиале, Лувсан не преминул похвастаться:
— Это все из наследства покойных матушки с батюшкой. Я ведь совсем не то, что эти негодные попрошайки, у меня еще много скота, есть и золото, и деньги. Ради бурхана, ради возведения священного субургана я готов еще прибавить к тому, что уже дал, пусть только мои грехи очистятся, пусть мое последующее перерождение будет счастливым, как и это… Новой власти ничего не дам.
— Вы действительно родились под звездой, указанной вам святой десницей бурхана для защиты нашей веры. Такому человеку, как вы, бурхан все простит и ниспошлет много милостей.
— Вообще-то я очень нужный человек для монастырских лам, они мне тоже важную работу поручают…
— Простите, уважаемый хозяин, нам пора двигаться. Почтенный хамба-лама повелел работать не покладая рук, чтобы все сборы закончить как можно скорее. Не смеем его ослушаться.
— Ночуйте у меня! Если запоздаете с ночлегом, нигде поблизости не найдете ни одного приличного аила. А то, не приведи бурхан, застанет вас ночь в хотоне, где живет один сумасшедший нартиец Цултэм. Он вашего брата не уважает, мягко говоря. Цултэм и покойный Сэд сбивали с толку здешних аратов. Но бурхан недавно избавил Сэда от этой хлопотливой работы. Если Цултэм не перестанет смущать народ, бурхан и его не пожалеет, живо повернет лицом к нирване. А то в последнее время он стал что-то слишком активным. Мы с ним вообще никогда не были друзьями. Да и что может быть общего между нами: я послушник бурхана, а он член партии. Ха-ха-ха! Так что лучше ночуйте у меня, а?
— Благодарствуем за добрые слова. Но надо выполнять свою работу. Спасибо за чай и обед, за большую поддержку наших лам.
Балдан и Гомпил неторопливым шагом двинулись в путь. Отъехав на значительное расстояние от этого хотона, они стали делиться впечатлениями.
— Да, Лувсан — наш непримиримый враг, коварный и опасный. Он полон ненависти к народной власти. Людей не называет иначе, как нищие, попрошайки, оборванцы. Вот такие дела, Гомпил.
— Такие люди хуже недобитой змеи. Их надо вырывать с корнем из нашей жизни.
Начальник отдела контрразведки управления госбезопасности, ознакомившись с оперативными материалами, вызвал двух сотрудников:
— Что же получается, товарищи? — Он был явно недоволен работой своих подчиненных. — Оставив на свободе хубилгана Довчина, вы обязаны прежде всего смотреть за ним в оба, иначе мы дадим возможность некоторым элементам скрыться и уйти от ответственности. За одну ночь сгорели зимовка аила старейшего революционера, магазин, здание новой школы. Куда вы смотрите? Как могли допустить такое?
Сотрудники — два молодых парня — стояли с опущенными головами, не зная, что сказать в оправдание.
— Вот товарищ Пурэвжав работает прекрасно. Целую банду государственных преступников раскрыл и успешно идет по следу их сообщников. А вы? Как вы ему помогаете? — распекал он молодых ребят.
— Виноваты, товарищ майор, недоглядели. Впредь постараемся работать более оперативно.
— Из худона поступили сведения о том, что антиреволюционные недобитки повсюду поднимают головы и, используя отсталость аратов и их большую приверженность к религии, не останавливаются ни перед чем, чтобы вызвать недовольство народной властью. Уже есть первые жертвы этой грязной кампании, преступниками втянуто в заговор немало простых, наиболее отсталых аратов, которые становятся слепым орудием в руках бандитов. Ваша задача — спасти заблудших. Второе: в Улан-Баторе у хубилгана много соучастников. Усилить наблюдения и ежедневно докладывать лично мне. Третье: разъяснять народу политику нашей партии и правительства, направленную на неуклонное повышение жизненного и культурного уровня населения. В этом опирайтесь на активистов.
— А где же их взять, этих активистов? — недоверчиво спросил один из присутствовавших.
— Как где взять? — Майор рассердился. — Да они повсюду, вы только пошире откройте глаза. Этих активистов не только среди аратов много, но если захотите, то и среди монастырских лам найдете! — Он побарабанил пальцами по столу и уже более спокойным тоном продолжал: — Убийца Сэда обнаружен: бывший богач и торговец лошадьми Лувсан. Все улики налицо. Будем брать.
— Товарищ Пурэвжав просил оставить его на время, а также тайджи Дамирана.
— Наш товарищ Пурэвжав — отличный разведчик, можно сказать, гордость нашего отдела, — и, рассмеявшись, майор добавил: — Японские хозяева тоже хвалят его, высоко оценивая за службу.
Это сравнение майора, сказанное в шутку, вызвало всеобщее оживление и смех.
— Товарищ майор, пошлите меня к нему помощником, — попросил один из молодых сотрудников.
— У него помощников хватает, мы об этом заранее побеспокоились. Вопрос вот в чем: японцы требуют отложить обряд освящения места под закладку субургана до осени будущего года. Как думаете, почему они вдруг изменили свое решение?
— Видимо, им время нужно для чего-то, — предположил одни из сотрудников.
— Возможно, на церемонию закладки субургана ожидают новоиспеченного халхасского хана и каноника, ламу Дамдин-Очира, — предположил другой.
— Может, и так. Посмотрим. А пока вплотную займитесь хубилганом Довчином, выявляйте всех, кто как-либо с ним связан. И сразу же с докладом ко мне. У меня все. Вы свободны. А я свяжусь с Пурэвжавом.
Почти одновременно Балдан получил сообщение от майора госбезопасности и задание от господина Инокузи. Японец торопил Балдана, приказывал немедленно приступить к диверсионно-террористическим актам в воинских частях у восточной границы. Он повелевал отравлять колодцы и питьевые источники, поджигать и взрывать склады с оружием и продовольствием, уничтожать военачальников; для этих актов обещал послать все необходимое. По совету хана Дамдин-Очира к этой работе должен быть привлечен тайджи Дамиран как лицо особо надежное и осведомленное.
Даже для Балдана, привыкшего к непоследовательности лам, подобный приказ был полной неожиданностью. Прежде чем передать приказ Инокузи хамба-ламе, он решил посоветоваться с Гомпилом, тем более что им никто не мешал обстоятельно обсуждать наболевшие вопросы во время поездок по дальним аилам.
Медленно катилась арба, тарахтя деревянными колесами по каменистой дороге. Так же неторопливо шла беседа двух сборщиков подаяний.
— Этот Цултэм просто молодец. Огонь парень! Из их хотона никто ничего не дал, сразу видно, что Цултэм постарался, его работа. Здорово он нас встретил, — рассмеялся Гомпил.
— Да, прямо так и сказал в глаза, мол, нечего грабить, убирайтесь, пока целы. Ох, молодец! Вот если бы в каждом хотоне были такие активисты, как Цултэм, то ламам здесь было бы нечего делать. На таких, как он, нам и надо опираться. Но он так сразу нам не поверит, уж очень ненавидит монастырских лам.
— Послушай, Гомпил, я хочу попытаться убедить настоятеля в необходимости перевода тебя на другую работу.
— На какую?
— Мне нужно, чтобы тебя тоже, как и меня, назначили казначеем. Будешь собирать и учитывать ценности, пожертвованные на субурган.
— А справлюсь я?
— Безусловно. Нам предстоят дальние поездки, а если я буду слишком часто брать с собой водовоза, то это кое-кому может броситься в глаза.
— Ну что же, я не возражаю.
Вечером, когда скрылся за горы раскаленный солнечный шар и ночная прохлада опустилась на землю, Балдан вышел из своей пристройки во двор подышать свежим воздухом. Иногда его вдруг охватывала жгучая тоска по дому, по жене и детям. Вот и сейчас нежной грустью захлестнуло сердце. Он сел на большой камень, еще не отдавший земле дневное тепло, обхватил руками колени и закрыл глаза. И сразу, будто наяву, увидел свой дом. «Милая, добрая, родная, — обращался он в мыслях к жене, — как ты там одна управляешься с малышами? Неужели я не увижу тебя до осени будущего года? Перед отъездом мы даже не простились как следует. Не сердись на меня, дорогая. Я знаю, что тебе трудно, но уверен, что родина, пославшая меня сюда, тебя не оставит, и эта уверенность придает мне силы. — Балдан открыл глаза, и ему показалось, что упала звезда. — Это к счастью», — он встал, походил еще немного по двору и вернулся в пристройку. Пользуясь отсталостью и невежеством монастырских лам, не имевших никакого понятия о передатчиках и сравнительно недавно узнавших радио, он передавал донесения в Центр и сообщения японцам прямо из своей каморки.
Вот и сейчас, дождавшись условленного часа, Балдан поставил на стол передатчик и набрал код. Услышав позывные, передал шифровку: «Задание получил. Приступаю к операции. Прошу господина Инокузи довести это до сведения халхасского хана Дамдин-Очира. Перехожу на прием». В ответ услышал: «Вас поняли. Ждите ответа завтра в это же время». Спрятав передатчик, лег в постель и начал размышлять о том, как бы получше выведать тайные замыслы хамбы, которые этот хитрец тщательно скрывает от всех. Наделенный незаурядным умом и умением в любых ситуациях сохранять хладнокровие, хамба-лама за броней высокомерия отлично умеет скрывать свои чувства и в то же время знает абсолютно все про своих послушников, будто по глазам читает их мысли. Поэтому нет ничего удивительного в том, что невежественные араты, фанатично верующие в бурхана, благоговеют перед хамба-ламой.
Около полудня, окончив свои дела, Балдан пошел с докладом к настоятелю. Хамба сидел, скрестив ноги, на коврике возле юрты и грелся на солнце. Глаза его были прикрыты, он заученным движением открывал крышечку табакерки, маленькой лопаткой насыпал нюхательный табак на указательный палец и смачно заряжал им нос. Через некоторое время эти движения повторялись. «У перерожденца все табакерки из нефрита с золотыми коронками, а у этого — из черного агата, и даже лопатка золотая. Откуда только берут?» Балдан кашлянул в кулак, желая привлечь внимание хамбы. Тот сразу открыл глаза и улыбнулся, как всегда.